1890—1917 годы были для эстонской литературы периодом быстрого, можно сказать, форсированного идейно-художественного роста. Достигли зрелости реалистический роман, повесть и драматургия; начатое неоромантиками обновление стиля дало положительные результаты в поэзии, малой прозе и эссеистике. Выдвигавшиеся младоэстонцами требования углубленного психологического анализа, развития художественной индивидуальности оказались плодотворными и для последующего периода. Так, эстонская литература за исторически весьма короткий срок преодолела свое отставание и включилась в общеевропейский литературный процесс.
*Глава седьмая*
ЕВРЕЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Рубеж веков для литературы на языке идиш — время интенсивного ее развития. Еще творчески активен «дедушка еврейской литературы» Менделе Мойхер-Сфорим (1836—1917). Основоположник критического реализма в новой еврейской литературе продолжал пользоваться в эти годы высоким авторитетом и большой популярностью у читателей.
Одной из самых значительных фигур в еврейской литературе этого времени, ее признанным классиком явился Ицхок-Лейбуш Перец (1851—1915). Большую часть жизни он провел в Польше. Первое его произведение на идиш — поэма «Мониш» — было напечатано в 1888 г. в издававшемся Шолом-Алейхемом ежегоднике «Еврейская народная библиотека». В 90-е годы Перец выступал в качестве беллетриста, публициста и популяризатора научных знаний в основанных им периодических изданиях («Еврейская библиотека», «Литература и жизнь», «Праздничные листки»), оказывая заметное влияние на развитие прогрессивной общественной мысли.
И.-Л. Перец был смелым художником-новатором, обновившим традиционные для еврейской литературы жанры. Белым стихом написаны его драматические поэмы «Ночью на старом рынке» (1907), «На покаянной цепи» (1908). В них классический реализм органически сочетается с символизмом. Автор по-новому осмысляет патетику древних пророков и мудрые народные предания. Пафос творчества Переца 90-х — начала 900-х годов направлен против пережитков средневековья, весьма живучих в еврейской среде, особенно в Польше. С наибольшей силой это качество сказывается в новеллах писателя, построенных на остром конфликте идей, страстей, характеров. Таковы, например, «Каббалисты» и «В почтовом фургоне» — о жертвах религиозного аскетизма, людях, лишенных простых земных радостей. Как и в своем лирическом творчестве, Перец-рассказчик воспевал женщину, нежную и любящую, гордую и независимую, восстающую против извечного бесправия («Омраченная суббота», «Семейное счастье», «Гнев женщины», «Госпожа Хана» и др.).
Отрешившись от былых надежд на культуртрегерскую миссию национальной буржуазии, на ее готовность и способность рассеять мрак средневековья в еврейской среде, Перец и как публицист, и как художник выступает с разоблачениями буржуазных «свобод», развенчивает аморальное общество, где господствует чистоган, вскрывает опустошенность «власть имущих», поднимает голос в защиту униженных и оскорбленных. Перец видит связь между социальным угнетением и клерикализмом, освящающим волчьи законы капитализма («Под откос», «Четыре поколения», «Шапка цадика»). Самым популярным рассказом Переца тех лет становится «Бонця-молчальник» (1894). В нем с большим сочувствием воссоздан образ покорного и бессловесного труженика, нещадно эксплуатируемого. Симпатии писателя к социалистическому движению проявились в новелле «Любовь ткача» (1897).
Однако с начала 900-х годов в творчестве Переца начинают преобладать другие мотивы, перекликающиеся с неоромантическим движением в европейских литературах того времени. Как бы уходя из мира бездушного и грубо расчетливого, выражая свое неприятие социальных отношений, зиждущихся на антигуманных и безнравственных законах капитализма, писатель создает «Хасидские рассказы» (1900) и «Народные предания» (1904—1909), в которых возобладала поэтизация прошлого. Его привлекает духовное богатство созданных народной фантазией героев. Кратковременное возвращение Переца к кричащим противоречиям реальной действительности происходит в годы первой русской революции 1905—1907 гг., когда им были написаны несколько одноактных пьес из жизни обитателей городского «дна» («Шампанское», «Утро», «Сестры», «За дверью», «На бульваре»).
В 90-х годах заявил о себе как о выдающемся поэте Хаим-Нахман Бялик (1873—1934; род. в Волынской губ.), писавший главным образом на древнееврейском языке (иврите). Сын бедняков, он вошел в литературу в эпоху ускоренного социального расслоения еврейских масс в России и обострения вызванных этим процессом противоречий. Бялик отдал некоторую дань националистическим предрассудкам. Это иногда сказывалось на пафосе ряда его произведений, на их символике. Однако в лучших эпических и лирических сочинениях он поднимался до уровня поэта, выражавшего надежды и чаяния своего народа. Этим объясняется популярность, которой пользовались у читателя его поэмы «Сияние» (1901), «Мертвецы пустыни» (1902), «Огненная хартия» (1905), лирический цикл «Пруд», рассказы «За оградой», «Арье-кулак» и др.
Прогрессивную роль сыграли гневные, написанные в библейском и пророческом стиле стихи и поэмы Х.-Н. Бялика об инспирированных царским правительством еврейских погромах. В них прозвучал страстный призыв к борьбе против национального угнетения, против пассивности, смирения перед социальной несправедливостью («Сказание о погроме», 1904, и др.).
Однако подавляющая масса еврейских читателей не владела ивритом, языком «священного писания». Ощущая острую потребность связи своего художественного творчества с народом, писатель обращается к идишу, на котором создает яркие лирические и бытовые произведения, высоко оцененные Шолом-Алейхемом и оказавшие сильное влияние на развитие еврейской поэзии XX в. Сочинения Бялика неоднократно переиздавались в русских переводах (1910, 1912). Горький назвал Бялика «великим поэтом, редким и совершенным воплощением духа своего народа».
Видное место в еврейской литературе начала века занял Шолом Аш (1880—1957; род. в г. Кутно Варшавской губ.), ранние произведения которого написаны в лучших традициях остросоциального критического реализма. В творчестве молодого Аша сильны плебейские тенденции, демократические черты. Особое внимание писателя привлекает обездоленный человек («В тяжелое время», «Разбойничий переулок», 1903). Вместе с тем в повестях «Городок» (1905), «Шлойме-богач» (1909) автор склонен идеализировать патриархальные устои и религиозные традиции местечкового еврейского быта. В ряде созданных уже в 20—40-е годы исторических романов («Во славу божию», «Кастильская колдунья», «Псалмопевец», «Человек из Назарета») предпринята попытка воскрешения ветхозаветных и средневековых еврейских легенд.
Эмигрировав в начале первой мировой войны за океан, Шолом Аш в романах «Дядя Мозес» (1917), «Мотке-вор» (1917) и других рисует впечатляющие картины гнета и безысходного положения еврейских трудящихся в США, проповедуя вместе с тем религиозную мораль покорности и смирения.
Аш заявил о себе и как даровитый драматург: сцены многих стран мира обошла его пьеса «Бог мести» (1907). Его произведения неоднократно переводились на русский, немецкий, английский языки. Трехтомник рассказов и пьес Аша вышел в Петербурге в 1908—1909 гг. и был широко отмечен печатью.
Острая классовая борьба в эпоху первой русской революции и наступившей после ее поражения черносотенной реакции нашла многогранное отражение в истории новой еврейской литературы. Она наложила явственную печать на творчество ее классиков — Менделе, Шолом-Алейхеме, Переца, выражавших настроения широких демократических слоев нации. Одновременно усилились буржуазно-националистические тенденции сионистского толка, дезориентировавшие определенную часть еврейских литераторов.
Таковы были в то время идейно-политические противостояния в еврейской среде. Но различие эстетических позиций, взглядов, художественного мировидения нельзя, разумеется, приравнивать к социальным антагонизмам и межпартийной борьбе. И не случайно в своих «Критических заметках по национальному вопросу» (1913) В. И. Ленин решительно отвергал лозунг бесклассовой «еврейской национальной культуры». Вместе с тем он подчеркивал, что там, где нет вынужденной кастовой обособленности евреев, «там сказались явно великие всемирно-прогрессивные черты в еврейской культуре: ее интернационализм, ее отзывчивость на передовые движения эпохи» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 24. С. 122).
