Социалистические идеи питали пролетарскую поэзию, прозу. Ее зачинатель Димитр Полянов (1876—1953) стремился в стихах (первое опубл. 1894) популяризовать идеи социал-демократов. Он тяготел к аллегорическим символам, к переосмыслению библейских образов, событий и героев мировой истории, лозунгов Французской революции (в 1894—1902 гг. Полянов учился во Франции). Его поэзия («Морские капли», 1907), проза («От Востока до Запада. Сказки и легенды», 1909) — своеобразный отклик на первые шаги рабочего движения в Болгарии, на события общественной жизни, развернувшиеся под влиянием русской революции 1905—1907 гг. Позже Полянов, как и вся социал-демократическая партия «тесняков», одним из первых приветствовал Великую Октябрьскую социалистическую революцию.
Крупным представителем пролетарской литературы был Георгий Кирков (1867—1919). Соратник Благоева, редактор партийной газеты «Работнически вестник», он писал песни-марши, фельетоны, очерки. Часть из них собрана в книге «Дремиградские посмешища» (1900). Сатирическая публицистика Киркова во многом созвучна с антибуржуазным пафосом современной литературы (Вазов, Константинов), в ней заметно влияние творчества Салтыкова-Щедрина. Но в прозе Киркова проявилась и новая тенденция — обращенность к исторически перспективному общественному идеалу, к образу рабочего-пролетария. Во многих его очерках, фельетонах, рассказах обобщенно, гиперболически показано становление коллективистского сознания прежнего ремесленника-единоличника. Писатель создал галерею персонажей (Пройчо Гурбет, Ганчо Гайле и др.), в которых воплощены свойственные времени особенности и черты пролетаризирующихся частных собственников («Спасение», «Как сват Нейчо стал подписчиком», «Торжество Пройчо Гурбета» и др.).
Болгарская пролетарская литература с первых шагов заявила о своей программе — социалистической идейности, революционной романтике, историческом оптимизме. Ее начинания получили дальнейшее развитие в творчестве писателей 20—30-х годов XX в.
На рубеже веков в литературе Болгарии стали развиваться субъективистские эстетические идеи, символизм и другие течения. Пропагандистом и идеологом индивидуализма выступил Крыстю Крыстев (1866—1919), сторонник немецкой идеалистической философии. В журнале «Мисыл» и в ряде книг он утверждал, что искусство, литература не находятся ни в каком отношении к реальным потребностям общества. Утверждая приоритет «вечных» идей в литературе, он поощрял декадентские мотивы в поэзии, а интуицию объявлял главным принципом «чистого искусства». Крыстев и его единомышленники отстаивали тезис «европеизации» национальной литературы, весь предшествующий путь ее развития объявляли доморощенным и прежнему поколению литераторов во главе с Вазовым противопоставляли молодое поколение «индивидуалистов». Эти идеи оказали определенное воздействие на часть литераторов, творчество которых имело сложное, неоднозначное развитие (Пенчо Славейков, П. Яворов, П. Тодоров и др.).
Характерна для этого времени противоречивая эволюция Пенчо Славейкова (1866—1912). Он унаследовал демократические убеждения отца (поэта и просветителя П. Р. Славейкова), воспринял реалистические традиции литературы XIX в. Первоначально в его поэзии сильно звучали социальные, гражданские мотивы, протест против деспотизма монархического режима, и это сближало её с литературой критического реализма, с идеями и направленностью современного ему антимонархического общедемократического движения в стране. Но уже в 90-е годы появились нравственно-философские поэмы Пенчо Славейкова о творческом подвиге деятелей мировой культуры — Бетховена, Микеланджело, Шелли, Ленау и др. Но гениальных творцов представил поэт односторонне — как гордых страдальцев, вознесенных над своим временем, над «толпой» («Симфония безнадежности», «Успокоенный», «Cor cordium», «Гимны о смерти сверхчеловека»). Проблемы смысла жизни, назначения искусства поэт трактовал преимущественно в абстрактно-моральном плане.
Высокой оценки заслуживают произведения Пенчо Славейкова, посвященные национально-освободительной борьбе болгарского народа («О ста двадцати», «Самоубийца», «Поэт», «Гайдуцкие песни», неоконченная поэма «Кровавая песня» и др.). В них немало черт, свидетельствующих о близости поэта к героико-патриотической традиции национальной литературы.
Пенчо Славейков создал крупные нравственно-психологические поэмы «Бойко», «Ралица». Он творчески, бережно переосмысливал сюжеты, поэтику фольклора. Существенен его вклад и в интимную, пейзажную лирику (цикл «Сон о счастье», 1907).
Такого рода противоречия типичны для литературы переходного времени. Нередко они приводили к глубокому идейному кризису, трагическим коллизиям. Пример тому — творчество Пейо Яворова (1877—1914), поэта и драматурга. В 90-е — начале 900-х годов он опубликовал стихотворения острообличительной социальной направленности («На ниве», «Град», «Пессимисту» и др.), написанные в духе критического реализма. В них слышны отголоски бунтарских, революционных идей («Сизиф»). В поэзии этого периода отразились идеалы, почерпнутые из фольклора, раскрывалось дарование Яворова — интерпретатора народных песен (например, «Гайдуцкие песни», 1903), но усиление политической реакции породило идейный кризис, который осложнился и личной драмой. В 1907 г. появился сборник стихотворений «Бессонница», который теоретики символизма объявили программой нового литературного направления. Стихотворения строятся на глубоко субъективных ассоциациях, ускользающих ощущениях. Поэзия Яворова обретала черты трагедийной психологической лирики. Сходные мотивы звучали и в пьесах «У подножия Витоши» (1911) и «Как замирает эхо после грома» (1912), хотя в них раскрыт достаточно острый конфликт между интеллигентом-идеалистом и обывательской средой буржуа — предпринимателей и политических демагогов.
На новом этапе своего развития (в 900—10-е и последующие годы) болгарский символизм стал приобретать черты литературной школы, хотя и оставался неоднородным. Попыткой программного издания явился альманах «Южные цветы» (1907). Теоретики символизма (А. Андрейчин, Д. Кёрчев, И. Радославов и др.) со временем пришли к полному отрицанию фольклорных, национально-исторических традиций, стали провозглашать идеи «универсального духа», нашедшие воплощение в творчестве Т. Траянова («Regina mortua», 1909; «Гимны и баллады», 1912), Э. Попдимитрова («Сон любви», 1912), Л. Стоянова («Видения на перекрестке», 1914; «Меч и слово», 1917), Н. Лилиева («Птицы в ночи», 1919).
Среди символистов были оригинальные художники, эволюция и содержание творчества которых не укладывались в теоретическую программу Крыстева и журнала «Мисыл». Такова, например, проза и драматургия Петко Тодорова (1879—1916), автора притч, аллегорий («Идиллии», 1908), пьес, построенных на материале народнопоэтических легенд, и историко-социальных драм («Строители», 1902; «Первые», 1907, и др.). То же можно сказать о многочисленных притчах, стихотворениях в прозе Николая Райнова (1889—1954) — «Богомильские легенды» (1912), «Видения древней Болгарии» (1918) и др. Трагедию поколения выразила лирика Димитра Бояджиева (1880—1911), автора стихотворений, во многом сходных с поэзией П. Яворова.
Во время второй балканской и первой мировой войн в творчестве ряда символистов прозвучали националистические нотки. Однако многие из них начали критически переоценивать свои эстетические позиции. Показательна эволюция погибшего на фронте талантливого поэта Димчо Дебелянова (1887—1916). Его пейзажная, интимная лирика — необыкновенно искренняя, проникновенная психологическая исповедь современника, ищущего новую «светлую веру». В его поэзии отразилось усиление гуманистического начала, стремление осознать причины войн и народных страданий. Предчувствие надвигающихся социальных перемен преломилось в лирике Николая Лилиева (1886—1960), мастера поэтической формы («Лунные блики», 1921).
Творчество упомянутых поэтов обогащало поэтический язык, стихотворную технику (ритмика, строфика, рифма), усилило значение слова — его смыслового, метафорического содержания, звуковую, мелодическую нагрузку. Опыт символистов расширил и обогатил изобразительные возможности болгарской поэзии.
