На первом плане здесь личностное начало. Личность выступает как центр мироздания, исчезновение личности — как воцарение абсолютного ничто, конец мира. Всепоглощающий доходящий до болезненности индивидуализм — бросающаяся в глаза черта мировоззрения этой группы писателей.

М. де Унамуно так определял истоки этого эгоцентризма: «Все мы, кто в 1898 г. выступил с ниспровержением существующей Испании и разоблачал ее убожество, все мы были — кто больше, кто меньше — эгоцентриками. Но наш эгоцентризм был следствием — несколько гипертрофированным — морального открытия, сделанного в момент, когда рушились исторические идеалы Испании: мы открыли индивидуальность, до сих пор угнетенную, приниженную, забитую в Испании.

Отказывая родине в моральном одобрении... мы обвиняли всех и вся, но охраняли свою личность...»

Подобный эгоцентризм был следствием социальной драмы испанской интеллигенции. Бароха (назвавший книгу о первых годах своего творчества «Эгоцентрическая молодость») говорит об этом, ссылаясь на политическую реальность того времени; по его словам, существующие партии и движения не могли привлечь интеллигенцию: «Человек с развитым чувством достоинства не мог в то время не быть одиноким».

Подходя с новых философских позиций к решению историографических задач, писатели и мыслители «поколения» отвергали «внешнюю историю страны, зафиксированную в официальных документах и в общественном мнении», истину, полагали они, следует искать вдали от дворца, кортесов, министров в великосветских салонов. Новым подходом к истории обусловлено учение М. де Унамуно об истории «внешней» — поверхностной, лживой истории королей и правительств — и подлинной, «внутренней» истории народа, которую можно познать через пейзаж, быт, искусство, фольклор. Она во всем, что сохранило отпечаток подлинно народного духа, интуитивного творчества и интуитивного миросозерцания.

Каждый, хорошо знавший свою «малую родину» (Унамуно и Бароха — баски, Асорин — леониец, Валье-Инклан — галисиец, Мачадо — андалусиец), совершает путешествие (предпочтительно пешее) по стране, чтобы иметь право судить об испанском народе и его истории.

Х. Г. Посада. Дон Кихот и черепа

1900-е годы

Эти странствия запечатлелись в путевых записках Унамуно «Хождение по Испании и Португалии», многочисленных книгах очерков Асорина, описанных странствий героев в романах Барохи, в пейзажных описаниях Мачадо.

Фольклорная подоснова важна и для уяснения своеобразной окраски испанского экзистенциализма с главенствующей в нем темой смерти. Ведь и в испанском фольклоре смерть занимает центральное место. И под оболочкой испанского католицизма скрыто не христианское — смиренное и благостное — отношение к смерти, а дерзкий, жадный и сладострастный интерес к тайне смерти, идущей от язычества. Унамуно и Мачадо видели в своих философских поисках продолжение фольклорной традиции: народное мироощущение и экзистенциалистское философствование вступали в диалог.

Идейному комплексу «поколения 1898 г.» присущи многие внутренние противоречия. Один опасный соблазн таился в философии персонализма: всепоглощающий, доходящий до болезненности индивидуализм, порой перерождающийся в культ воли, силы и мужества в духе Шопенгауэра и Ницше. Не случайно Унамуно, Бароха, Асорин, Ортега-и-Гасет после победы фашизма с отчаянием констатировали не только свою беду, но и свою реальную вину.

Есть и другое внутреннее противоречие, обусловившее последующие расхождения между участниками группы. Как согласовать антидемократизм, презрение к массе — жалкой, серой, трусливой, низменной — и интерес к народной жизни, к фольклору, искреннюю тревогу за будущее испанского народа? Болезненная противоречивость идейного комплекса «поколения» отражала противоречия в историческом развитии нации.

Другим сложившимся в те годы литературным течением был модернизм. Этот термин как название конкретного течения явно неудачен, поскольку он же используется для обозначения более широкого круга явлений мировой литературы XX в. Однако в применении к испано-американской поэзии конца XIX — начала XX столетия этот термин, употреблявшийся самими его носителями, прочно вошел в литературоведческий обиход.

Течение сформировалось в Латинской Америке (Хосе Марти, Мануэль Гутьеррес Нахера, Сальвадор Диас Мирон) на протяжении 80-х годов, вершина его — творчество Рубена Дарио («Лазурь», 1888, и «Языческие псалмы», 1896). Испанские модернисты (и поэты и прозаики) Сальвадор Руэда, Мануэль Мачадо, Х. Р. Хименес и др. отталкивались как от творчества латиноамериканцев, так и от опыта многих нереалистических течений европейской литературы, использовали реминисценции из произведений парнасцев, прерафаэлитов, символистов, импрессионистов, неоромантиков, неоклассиков.

В 1902 г. Э. Лопес Чаварри получил первую премию журнала «Хенте въеха» за лучшее объяснение термина «модернизм»: «Модернизм — реакция не только на натурализм, но вообще на утилитарный дух эпохи, на грубое равнодушие вульгарщины. Выйти из мира, поглощенного культом брюха, оживить посредством искусства души, измученные житейской борьбой, вернуть чувству его права, украденные шайкой эгоистов, — вот что такое модернизм».

Идея Красоты, генетически восходящая к парнасской эстетике, к стихам Бодлера периода его близости к парнасцам, безраздельно главенствует в поэтике модернизма 1890—1910-х годов. Основная черта этой поэзии — тяга к стилизации, к созданию вокруг творца вымышленного прекрасного мира. Материалом стилизации могут служить любые художественные впечатления: классический миф, Восток «Тысяча и одной ночи», рококо полотен Ватто или японское искусство, поразившее европейцев на первой Всемирной выставке.

Однако в 10-е годы большинство поэтов-модернистов разочаровалось в культе красоты как самоцели. В творчестве самого Р. Дарио отошла на второй план стилизация, окреп лиризм. Поэты, следовавшие за Дарио, восприняли этот переход как призыв к самоуглублению, самопогружению.

Вопрос о взаимоотношениях модернизма и творчества «поколения 1898 г.» сложен. В идейном плане их роднит ненависть к ограниченности буржуазно-мещанского мышления. В эстетическом — апология личности художника, программное требование индивидуальности стиля, выражающей индивидуальность личности. Однако «поколение 1898 г.» добивалось пересмотра испанской истории, испанской традиции, социального и религиозного обновления. Эстетизм прямо связывался с этими поисками — искусство должно способствовать обновлению национального духа, пробуждению нового национального чувства, нового ощущения традиции. Модернизм же сосредоточивал свой пафос в эстетической сфере — отрицание современного буржуазного духа проявлялась для него в обновлении эстетического чувства, в воскрешении утраченной мещанством способности наслаждаться красотой искусства. Указанные точки пересечения делают возможным сосуществование — правда, на недолгий срок — обоих комплексов в творчестве ряда писателей (Р. дель Валье-Инклана, Асорина).

ПРОЗА «НОВАЯ» И «СТАРАЯ»

На рубеже столетий несомненна растущая популярность прозы — и больших жанров, и в особенности малых. Каждый год в Испании появляются новые литературные еженедельники, специализирующиеся на публикации рассказов (крупнейшие — «Эль Куэнто семаналь», 1907, «Лос Контемпоранеос», 1909, «Ла новела корта», 1916). Тиражи их доходят до шестидесяти тысяч. Сотрудники — все ведущие писатели эпохи. Новую прозу пропагандируют и международные испаноязычные литературные еженедельники, такие, как «Ла Насьон» Буэнос-Айрес).

Параллельно процессу популяризации художественной прозы шел и иной процесс — резкого расслоения печатной продукции. Из нее быстро вычленяется слой элитарной, проблемно-философской прозы. Это чаще всего романы. Такова в большинстве своем литература, созданная «поколением 1898 г.» Здесь велика роль модернистских принципов письма. Один из этих принципов — и имплицитно присутствующий, и прокламируемый писателями «поколения» — антиисторизм. Писатели уходили от исторической конкретики, от точности деталей в импрессионистическую зыбкость. Если в конце XIX в. испанская поэзия, как бы стесняясь своей лиричности, стремилась впустить в себя элементы прозы — философию, социологию и даже злободневную публицистику, то теперь проза настолько насыщается лиризмом, что почти становится поэзией («Сонеты» Р. дель Валье-Инклана).