В поэме «Заблудившаяся жизнь» (1919) Торайгыров рассуждает о социальном неравенстве, о власти. «Все блага в жизни принадлежат только сильным», «слова о справедливости, чести и человечности служат богатым для обмана слабых», — говорит поэт. Мечты и чаяния народа о справедливом обществе он связывает с миром, в котором не будет обмана, вражды, власти денег, не будут погибать таланты, каждый будет жить своим трудом и никто не посмеет эксплуатировать чужой труд. Поэт предчувствует, что этот новый мир не так уж и далек: «Запомните, друзья, мои слова, скоро преобразится весь мир».
Мастер коротких сатирических стихотворений С. Донентаев в басне «Жаворонок» задается вопросами: сколько можно терпеть несправедливость и что нужно сделать, чтобы покончить с ней?
Критика реакционного духовенства, как известно, составляет одну из важных традиций просветителей XIX в. В начале XX в. сторонники этих идей с предельной остротой ставят и решают важнейшие вопросы общественной и духовной жизни.
Тему «маленького человека», к которой впервые обратился Алтынсарин, продолжают демократически настроенные писатели. Так, в поэме «Бедняк» (1919) Торайгыров создает правдивый, запоминающийся образ бедняка с землистым от постоянного недоедания лицом, с сумой за плечами. «Сердце, душа... ни в чем по природе своей я не уступаю баям, разве только в том, что они богаты, а я нет», — с горечью говорит бедняк.
В романе «Калым» (1913) С. Кубеева происходит своеобразная перестановка сил: жизнеспособная группа бедняцкой молодежи начинает теснить позиции некогде сильного клана богачей. Бедняк Кожан и его возлюбленная Гайша побеждают. Нравственно-этический вывод романа таков: богачи, как бы ни были они сильны в настоящее время, вовсе не непобедимы, их можно одолеть, но для этого необходимо объединиться. В романе «Калым» создан выразительный, исторически-конкретный и достоверный образ трудового человека, уровень политического сознания которого предопределил участие казахов в народно-освободительном движении 1916 г.
Заслугой литературы предоктябрьского периода является то, что она создала своего читателя, который в свою очередь стал оказывать влияние на ее развитие. Если в XIX в. демократические идеи питали творчество лишь отдельных писателей, то теперь они пронизывают всю литературу, постоянно завоевывая все новых сторонников. Демократическое мировоззрение объединяло поэтов и писателей различных стилевых манер. Так, романтический пафос характерен для творчества Торайгырова, Кубееву больше по душе реалистическое повествование. Донентаев отдает предпочтение сатирическим жанрам: басням, аллегориям и т. д.
На первые десятилетия XX в. приходится и начало творчества поэтов и писателей, общественных деятелей, ставших жертвами необоснованных репрессий 30-х годов: А. Байтурсынова (1873—1938), М. Жумабаева (1893—1938), Ж. Аймаутова (1889—1931), М. Дулатова (1885—1935). После долгих лет забвения оно в конце 80-х годов возвращается к читателю, демонстрируя преемственность и неразрывность литературного процесса эпохи.
Казахская литература отразила историческую правду о казахском народе кануна Октября, проследила противоборство социальных сил, создала образы новых людей, которым предстояло жить в новом мире. Расширяются связи казахской литературы прежде всего с русской, а также с другими литературами региона. Усилению ее демократизма и гуманизма способствовали переводы из русской классики, из классики других народов России. Большую роль, например, в развитии революционного самосознания казахов сыграли произведения татарских писателей, в особенности Габдуллы Тукая. Продолжалась демократизация литературного языка, что делало художественное слово более действенным.
КИРГИЗСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Исторически сложилось так, что жизнь киргизского народа проходила вдали от основных путей мировой художественной культуры. Однако ему было суждено создать самобытную культуру и словесное искусство. Это искусство на протяжении столетий бытовало исключительно в изустной форме, в форме импровизации. До наших дней дошел древний эпос «Манас» в живом песнопении сказителей (за исключением некоторых записей, сделанных в конце XIX в.). Всеобъемлющее развитие импровизационной поэзии накладывает особый отпечаток на развитие художественной культуры киргизского народа в целом и на литературу конца XIX и начала XX в. в частности.
Завершение процесса добровольного вхождения киргизов в состав Российской империи знаменовало начало социального возрождения киргизского народа. Оно вызвало в духовной жизни народа резкие перемены. Проявились они и в возникновении литературного течения «Замана» («мир», «эпоха»). Устное бытование литературы заманистов было непродолжительным, а приверженцы ее немногочисленны. Первыми ее представителями были Калыгул Бай уулу (1785—1855) и Арстанбек Буйлаш уулу (1840—1882). Им принадлежат записанные уже в советское время отрывки из поэм в форме традиционного назидания «Тесный мир» и «Конец мира».
Но не эти устные авторские сочинения заманистов определяли характер развития словесного искусства киргизского народа. Центром эстетического обновления, главной его движущей силой оставались изустная поэзия и импровизаторская акынская поэзия во главе с Токтогулом.
Наследие заманистов получило как бы новый импульс в конце XIX в. с появлением во многом противоречивой, но безусловно яркой личности, какой был Кылыч Шамыркан уулу (1866—1917). В отличие от своих предшественников и современников акынов-импровизаторов, Молдо Кылыч, а также Тоголок Молдо (Байымбет Обдурахманов, 1860—1942), Ысак Шайбеков (1880—1957), Абылкасым Джутакеев (1888—1931), Токторалы Талканбаев (1869—1946) владели грамотой и записывали свои стихи. Они положили начало своеобразной письменной литературе, хотя авторское отношение к своим сочинениям было еще полностью ими не осознано. Дело в том, что зарождающаяся письменная литература не прошла последовательно-стадиального художественного развития, не успела овладеть представлениями о литературных родах и жанрах, ей также не пришлось соприкоснуться с эстетическим опытом более богатых и развитых художественных культур. За редким исключением она оставалась в пределах традиционной поэтики. Тем не менее она послужила промежуточным звеном на подступах к литературе современной эпохи.
Особенность литературы конца XIX и начала XX в. состоит в том, что она в силу объективных исторических условий (отсутствие национальной печати, издательского производства) не успела подняться до уровня книжной культуры, а бытовала в форме манускрипта. Художественное творение не стало собственно индивидуальным, в нем еще превалировало фольклорное начало. Вот почему провести четкую разграничительную линию между оригинальными произведениями и записями народных сюжетов бывает почти невозможно. Установление этапов формирования письменной литературы, т. е. осознанного авторства, осложняется еще и тем, что мы не располагаем ни одной рукописью, записью, достоверным автографом дооктябрьского периода, за исключением поэмы Молдо Кылыча «Повествование о землетрясении», которая была опубликована в 1911 г. в Уфе.
Сказанное касается также творчества Тоголоко Молдо, Ысака Шайбекова, Абылкасыма Джутакеева, Токторалы Талканбаева, литературная деятельность которых протекала в основном в советский период. Возникает вполне закономерный вопрос: если не сохранились ни рукописи, ни автографы, то на каких основаниях можно говорить о существовании манускриптной литературы дооктябрьского периода? Единственным основанием для такого утверждения может служить содержание и жизненный материал каждого конкретного произведения. Только жизненные ситуации и реалии, исторические обстоятельства и персонажи, изображенные в произведениях, позволяют хотя бы приблизительно установить время их создания.
Сами акыны смотрели на свои сочинения скорее как на средство прямого общения со своими соплеменниками, нисколько не подозревая, что их рукописи могут когда-нибудь стать духовным достоянием будущих поколений, поэтому о сохранности своих рукописей они не заботились.
