На языке малаялам традицию аттакатхи — этого симбиоза театра мимики и жеста и литературного текста, продолжали Ирайимман Тамби (1782—1856), Калиманур Видван Койил Тамбуран (1825—1857) и их подражатели. Жанр аттакатхи предписывал использование сюжетов из пуран и эпоса. Наиболее своеобразна пьеса «Победа Раваны» («Раванавиджаям») Койитампурана, где образ Раваны предстает в непривычной трактовке: он здесь не жестокий демон-ракшас, а вызывающий сочувствие и уважение герой-воитель.
В силу особых исторических условий литература Пенджаба позже других вошла в новую фазу развития. Пенджабские земли только в 1849 г. стали составной частью английских владений в Индии. В период более чем полуторавековой государственности процесс консолидации пенджабского народа достиг высокого уровня, а его художественная культура, сложившаяся в условиях веротерпимости, синтезировала художественные ценности народов разных вероисповеданий, элементы различных фольклорных и письменных традиций. Здесь творили индусы, мусульмане и сикхи, придавая неповторимый облик пенджабской художественной культуре.
В XIX в. в пенджабской литературе все еще популярен жанр эпической поэзии — кисса, повествования о трагической любви юноши и девушки, принадлежащих к разным племенам или сословиям. Для своих кисса пенджабские авторы использовали сюжеты, заимствованные из индийской («Наль и Дамаянти» и другие), арабской («Лейла и Меджнун»), персидской («Фархад и Ширин») литератур и бытовавшие в самом Пенджабе, в фольклоре народов, населявших долину Инда — кашмирцев, синдхи, белуджей.
Последним значительным поэтом Пенджаба, писавшим в жанре кисса, был Хашим Шах (1751—1821), прославившийся лирической поэмой «Сасси и Пунну» о трагической любви княжеской дочери Сасси и царевича Пунну. Хашим сумел соблюсти меру в выборе изобразительных средств, он избегал излишней украшенности стиха, отказываясь от привычного нагнетания аллитераций, ассонансов и других формальных приемов. В отличие от многих своих предшественников Хашим сосредоточивает внимание на переживаниях героев, а не на внешних перипетиях сюжета. История любви Сасси и Пунну была издавна популярна в Пенджабе (к ней обращались и такие большие поэты Средневековья, как Хафиз Бархудар, Сайид Варис Шах и др.). По традиции автор должен был изложить свою версию сюжета так, словно он был свидетелем описываемых событий. Хашим нашел убедительные по точности и образности слова, которые усиливали иллюзию истинности событий.
Наличие в пенджабской литературе мощной струи сугубо светской поэзии объясняется тем, что поэты Пенджаба имели широкий доступ к фарсиязычной классике — Саади, Хусро, Хафизу и т. д. Пенджабские авторы много внимания уделяют местному колориту, вводят в свои произведения описания бытового фона, что объясняется использованием местного фольклора. Локальное начало возрастает с расцветом гражданской, патриотической линии в пенджабской поэзии и формированием жанра вар (героическая баллада) во время патриотической
войны пенджабцев. Зародившись как жанр устного народного творчества, вар, окрашенный духом народного героизма, со временем получил свой статус в письменной литературе. Но и став жанром «высокой» литературы, вар не утратил своих корней, и к нему не раз обращались барды из социальных низов.
В XIX в. своими балладами прославились Кадыр Яр и Шах Мухаммад (1780—1862). Кадыр Яр, поэт-мусульманин, «безграмотный дехканин», как он себя называл, написал свою балладу «Вар о Хари Сингх Нальве», повествовавшую о борьбе пенджабцев с афганскими племенами. То, что поэт-мусульманин пел хвалу сикхскому полководцу, свидетельствовало о коренных сдвигах в недрах пенджабского общества, о степени сознания национального единства пенджабцев. Еще ярче национальное чувство пенджабцев выразил Шах Мухаммад, написавший поэму «Сказание о войне сикхов с англичанами», посвященную войне 1845—1846 гг. В этой своеобразной поэтической хронике, поэт, участник описываемых событий, воспев мужество сикхов и их предводителя Ранджит Сингха, с горечью поведал о своекорыстии и вероломстве в среде пенджабских сардаров (военачальников), что стало причиной трагического исхода сражения. Автор выступает здесь не как придворный поэт, оплакивающий поражение и гибель своего патрона, а как представитель народа, воспринимающий исход войны как трагедию народа и сознающий последствия этой трагедии.
Пример пенджабской литературы показывает, что в недрах средневековой по типу культуры, развивавшейся в условиях феодального строя, намечаются признаки внутренней ломки средневековых традиций, даже при отсутствии фактора внешнего, в данном случае английского влияния. В Пенджабе секуляризаторские тенденции проявились прежде всего в развитии таких жанров, как кисса и вар. В то же время художники Пенджаба — индусы, сикхи, мусульмане — создавали не индуистскую, сикхскую или мусульманскую литературы, а литературу пенджабскую, синтезировавшую элементы этих традиций.
Признаки внутренних структурных изменений, которые только намечались в пенджабской литературе, наиболее отчетливо проявились в литературе урду. В творчестве писателей урду уже в средневековый период обозначились возможные пути слияния двух художественных традиций — индусской и мусульманской. В произведениях Садриддина Мохамада Фаиза, Мир Дарда и особенно в стихах Мир Таки Мира происходит процесс разрушения аристократического эстетизма и замкнутости мусульманской придворной поэзии. Литература урду приобретает общеиндийский национальный колорит, вбирая мотивы, идеи и образы устного народного творчества, она обогащается демократическими чертами (в формальном и идейно-тематическом отношениях), которые дают ей возможность выражать художественное сознание народа. Все эти тенденции ярко проявились у Назира Акбарабади (1740—1830), чье творчество представляет собой органический сплав элементов высокой классики и народной поэзии, традиций мусульманской и индийской культур. В нем мы найдем интеллектуализм, утонченность парящей над бытом классической поэзии и грубоватое жизнелюбие и приземленность народного искусства.
Назир совершил подлинную эстетическую революцию, введя в литературу нового героя — народ; в его поэзии отражены важнейшие приметы эпохи: голод, разруха, упадок ремесел, жизнь простолюдина в многообразии ее конкретного бытового и духовного проявления. Отбрасывая эстетические запреты, Назир поэтизировал обыденные вещи, внес существенные коррективы и в пространственно-временные координаты художественного мира.
Творчество Назира глубоко народно не только потому, что в нем запечатлен образ жизни трудовых сословий, многоголосие «площадей и базаров», ремесленных и торговых кварталов, но главным образом потому, что в нем выражено народное сознание. Особенно ярко это проявилось в произведениях, где «героями» философской поэзии становятся золото, рупия, лепешка, гречневая каша и т. д. Здесь поэт поднимается до социально-философского осмысления жизни. Его стихи, рисующие социальные контрасты, уродливые формы жизни, дали начало социальной сатире. Назир осмеивал власть имущих: придворных льстецов, феодальных князей, мусульманское духовенство. Социальная чуткость его поэзии, демократическая природа его сатиры нередко объясняются воздействием учений суфизма и бхакти; есть даже тенденция рассматривать Назира как последователя суфийского ордена чиштие или поэта-бхакта Кабира. Творчество Назира не укладывается в русло одной художественной традиции: оно синтезировало достижения различных литературных традиций Индии, обогатилось новым качеством, не свойственным ни одной из этих традиций, а именно — реалистичностью, к которой так мучительно пробивалась художественная мысль Индии. Не отрицая влияния некоторых идей бхакти и суфизма, ставших к этому времени категориями общеиндийской культуры, необходимо учитывать, однако, что поэзия Назира в целом не восприняла мистического экстатизма, культа нищеты и аскезы, того, что Ф. Энгельс назвал «отрицательным равенством» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 636) — идеи равенства в лишениях. В бхакти и суфизме для поэта существенным был не религиозный, а литературный аспект: понятия, образы бхактов и суфиев, их красочный метафоризм обогащали его художественную палитру.
