Созданная Негошем в предреволюционный 1847 год драматическая поэма «Горный венец» вошла в историю югославянских литератур как одно из наиболее самобытных и масштабных ее произведений. В основу «Горного венца», посвященного герою и вождю Первого сербского восстания Карагеоргию, положен драматический эпизод из жизни черногорцев конца XVII — начала XVIII в. — их борьбы против потурченцев, которых Османская империя использовала для разжигания национальной розни и подрыва сопротивления черногорцев. В то же время все в «Горном венце» проникнуто современностью с главной для югославянских народов проблемой — национальной независимости, решающей роли народной массы в борьбе за свободу родины. Сила поэмы, однако, в том, что это утверждение рождается в драматической внутренней борьбе поэта-гуманиста, потрясенного неизбежностью кровавых битв и трагических потерь, своей причастностью и своей ответственностью за них. Эти глубоко личные размышления поэта воплощены в центральных образах поэмы — владыки Данилы и игумена Стефана.
Народное начало обусловливает многие особенности выдающегося произведения Негоша. В нем отражаются характер быта и нравов черногорцев, их поверий, празднеств, взаимоотношения между людьми, роль владыки и многие другие приметы этой патриархальной общественной структуры. Картины народной жизни далеки от статичной этнографичности и воспроизведения местного колорита. Все пронизано и оживлено в поэме той сверхзадачей, которая встает перед художником романтического склада, — раскрыть дух народа, особенность национального характера. Его основы Негош усматривал прежде всего в свободолюбии и национальном достоинстве, в героизме, в любви к своей земле. В то же время многообразная галерея героев поэмы, среди которых одни олицетворяли мужество, смелость (Мичунович), другие — благородство гуманистических устремлений, внутреннюю просветленность в борьбе за правое дело (Мандушич), где рядом с народной мудростью (Стефан) возникала сложная психология противоречивой натуры (Данила), раскрывает духовное богатство народа. Современно звучала и полемичность поэта по отношению к сложившимся в «цивилизованном мире» суждениям о примитивности «малого» народа. Перед Европой представал не только неведомый ей до тех пор пласт народной культуры, но и неожиданный по своей значительности духовный облик народа.
Созданная в канун 1848 г. поэма Негоша, посвященная, казалось, сугубо национальным проблемам, вливалась в контекст умонастроений передовой европейской интеллигенции своим свободолюбием, бунтарством против уготованной человеку — и целому народу — судьбы раба. И в этой плоскости лежат точки пересечения мировосприятия Негоша с романтизмом. В преддверии европейской революции поэт заставляет звучать в своей поэме голос народа. Концентрации подлинно народной мудрости способствует образная система поэмы, ее емкий, насыщенный афоризмами стиль. Голос народа доверен автором и своеобразной форме народного коло (танец балканских народов), напоминавшего традицию хоров в античной драме (кстати, античная литература привлекала особое внимание Негоша, в 30-е годы он переводил фрагменты из «Илиады»). Коло в «Горном венце» имело, однако, глубоко оригинальные истоки, крепко связанные с народной черногорской традицией, в соответствии с которой оно было танцем мужества и силы. В самой форме коло — в заложенном в нем движении, изменяемости — преломляется характерный для поэтики Негоша активный процесс освобождения от устарелых форм (процесс, которым затронута в той или иной степени вся развивавшаяся в то время сербская литература). Этот процесс определил структуру поэмы, как бы подсказанную живым течением времени. Как в жизни, в ней соединяются разные пласты — монументально-эпическое действие и драматичность напряженного лирического начала.
Разные пласты синтезированы и в языке поэмы. Сторонник Караджича, Негош использует народно-разговорный пласт как его основу. Однако он творчески подходит и к общеславянской традиции. Лексика его поэмы (как, впрочем, и других его произведений) включает в себя значительный пласт общеславянских слов, как бы подчеркивая преемственность между его собственным творчеством и глубинными традициями национальной и славянской культур. В этом новаторском подходе поэта к языковой традиции как одному из равноправных компонентов в создании героико-поэтического стиля — еще одно проявление индивидуальности Негоша, творческой широты его позиций.
Поэзия Негоша, вобравшая в себя в качестве важнейшего компонента традицию народной эпики и просветительской культуры, открывала перед литературой путь широких обобщений, осмысления глобальных проблем судьбы народа, вечных тем в жизни человека. Она давала пример освоения больших синтетических художественных форм. Но непосредственных продолжателей эта традиция не находит (сравнительно близкий пример дает в этом отношении хорватская литература в творчестве И. Мажуранича, развивавшемся параллельно творчеству Негоша). Младшие современники Негоша и последующее поколение сербских романтиков идут иным путем. Об этом свидетельствует творчество поэта Бранко Радичевича (1824—1853), первая книга которого «Стихи» вышла в том же 1847 г., что и «Горный венец» Негоша.
Уроженец Воеводины, студент Венского университета, Радичевич относился к тому поколению сербской интеллигенции, которая обучалась в европейских университетских центрах — в Вене, Пеште, Братиславе — в пору нараставшего в Европе освободительного движения 40-х годов. Взгляды этого поколения формировались в студенческих литературно-политических кружках и соединяли в себе — при всей своей идейно-политической неоднородности — преданность идеалам национального возрождения и независимости, югославянского и славянского единства со все более убежденными требованиями гражданских и политических свобод. Это поколение будущих деятелей сербской культуры, писателей, политиков находилось под влиянием идеологов национального славянского возрождения — Караджича, Коллара, Штура. Оно вобрало в себя и более широкие концепции освободительного движения других европейских народов (в частности, «Молодой Германии»). Сфера литературно-эстетических интересов этого поколения определялась нараставшим увлечением и самобытной народной культурой, народной поэзией, творчеством немецких романтиков, философией Гегеля, поэзией Байрона, Пушкина, Мицкевича, Махи.
Бранко Радичевич — поэт-лирик, автор стихов и поэм о любви, молодости, природе. Находясь у истоков сербской романтической лирики, он предопределил некоторые существенные черты ее дальнейшего развития. Раннее творчество Радичевича восходит, с одной стороны, к лирической песне городских слоев Воеводины, а с другой — к немецкой поэзии, которую он хорошо знал с детства. В немецкой поэзии, в которой ему был особенно созвучен Уланд, а позже Гейне (кстати, посредством немецких переводов познакомился сербский поэт и с Байроном), его привлекало романтически идеальное начало. Из опыта немецких романтиков придет в его лирику незнакомое ранее сербской поэзии ощущение двоемирия, динамики жизненного процесса, его неустанной обновляемости, незавершенности. И хотя под влиянием увлечения немецкой поэзией Радичевич создает ряд стихотворений высокой лирической концентрации («Грустное воспоминание»), в нем зреет ощущение известной отстраненности его поэтического мира от окружающей действительности. И поэт не включает эти стихотворения в свою книгу 1847 г. — они увидят свет уже после его ранней смерти.
Под влиянием интереса передовой интеллигенции 40-х годов к народной жизни и народным поэтическим формам внимание Радичевича к лирической песне городских слоев переросло в глубокое увлечение и творческое восприятие им народной поэзии. Важную роль в этом сыграло и сближение молодого поэта в Вене с Караджичем. Радичевич стал одним из самых убежденных и смелых борцов за утверждение его идей (против оппонентов Караджича направлена остросатирическая поэма-аллегория Радичевича «Путь», 1847). И хотя восприятие инонационального опыта имело немалое значение для формирования лирического дарования Радичевича, главные истоки творческого вдохновения поэта определила национальная традиция.
