Бытовые драмы, которые Тикамацу начал писать именно в XVIII в., повлияли и на его историческую драматургию. Так, настроения сословия горожан, настойчиво утверждающего себя, отразились в пьесе «Битва Коксинги» (1715), героем которой стал китайский патриот Чжэн Чэн-гун, прозванный европейцами Коксингой. Сюжет этой драмы заимствован из истории борьбы Китая против маньчжурских завоевателей в XVII в., однако автор пренебрегает многими историческими фактами и привносит в драму японские реалии. Действие пьесы происходит и в Китае, и в Японии, причем главным героем становится не Коксинга, а японец Кадоти, мать которого была замужем за Коксингой. С помощью талисмана Кадоти усмиряет не только маньчжуров, но и свирепых тигров (эпизод, напоминающий ситуацию в китайском романе XIV в. «Речные заводи», где герой убивает тигра кулаком). Обращает на себя внимание и такая деталь: Кадоти дает маньчжурам, попавшим в плен, японские имена, состоящие из двух компонентов: имени человека и географического названия: Сяму-Таро (Сиам-таро), Русун-Хёэ (Лусон-Хёэ), Кахотя-Уэмон (Камбоджа-Уэмон), Игирису-Хёэ (Англия-Хёэ) и т. д. Здесь, кроме Англии, названы те места Юго-Восточной Азии, где побывали японские купцы еще до «закрытия дверей».
Спектакль на тему из китайской истории возвращал зрителей к былым временам, когда их отцы и деды знали, куда приложить свою энергию. Фантастические приключения удалого молодца Кадоти на просторах Китая также отвечали умонастроению тогдашних горожан, жаждущих простора для деятельности. Все это обеспечило невиданный успех спектаклю, который не сходил со сцены в течение полутора лет.
Драмы Тикамацу резко отличаются от предшествующей японской драматургии, связанной с идеей абсолютной монархии. Его молодые герои стоят перед неразрешимыми конфликтами чувств и страстей. Они безрассудны, неуравновешенны, не желают слепо подчиняться гражданскому долгу. Души влюбленных самоубийц стремятся в тот мир, где они смогут соединиться, но вся их плоть протестует против смерти, тянется к жизни. Это оттеняет жестокость, трагичность ситуаций, которые изображены в пьесах, усиливает драматическую напряженность.
Не случайно драмы Тикамацу рассматривались официальными властями как оппозиционные сочинения, наносящие ущерб существующему строю. В 1772 г., за два года до смерти драматурга, был издан специальный правительственный указ, запрещающий постановку пьес о самоубийстве влюбленных, а ведь это тема большинства разобранных выше драм.
После смерти Тикамацу театр дзёрури продолжал пользоваться успехом у зрителя, но уже не благодаря выдающимся драматическим произведениям, а скорее благодаря совершенствованию мастерства кукловодов и рассказчиков. Пьеса создавалась теперь с учетом исполнительской манеры и запросов того или иного известного рассказчика, тогда как у Тикамацу первостепенное значение имел сам текст драматического произведения.
Более того, преемники великого драматурга возрождали старую тему нравственного долга в духе конфуцианской морали. Они не утруждали себя осмыслением новых явлений жизни и увлекались преимущественно сложным переплетением сюжетных ходов, стремясь разжечь любопытство зрителя. В их творчестве социальная тематика отходит на второй план.
Так, пьеса «Сокровища преданных вассалов» (1748), написанная известным драматургом Такэда Идзумо (1691—1756) в соавторстве с Миёси Сёраку (1696—1792) и Намики Сэнрю (1695—1751), возвеличивает кодекс самурайской чести, изображая подвиг сорока семи самураев, убивших заклятого врага их покойного господина. Тема мести этих героев была распространена еще в литературе XVII в. Используя популярный сюжет, Такэда Идзумо стремится показать, как благородству верных вассалов стараются подражать и простые люди: так, горожанин Тихэй, следуя «самурайскому духу», убивает собственного сына ради спасения наследника своего патрона...
Другие пьесы Такэда Идзумо — «Зеркало занятий Сугавара Дэндзю» (1746), «Тысяча вишен Иосицунэ» (1747) — также построены на материале, заимствованном из произведений других авторов, в том числе Тикамацу Мондзаэмона. Характеры героев этих пьес схематичны, на сцене вновь появляются манекены, действующие по закону долга. К концу века театр дзёрури окончательно приходит в упадок и превращается в дешевое развлекательное зрелище.
Итак, японская литература XVIII в., частично примыкающая к блистательной эпохе Гэнроку, развивалась в сложном переплетении элементов старого и нового. Переживая переходный период, она многое унаследовала от предыдущей средневековой художественной литературы; вместе с тем городская литература Японии, отражающая мироощущение сословия горожан, рисует и жизненные конфликты, свойственные уже Новому времени. Развиваясь в постоянном столкновении со старой моралью, она постепенно расшатывала идеологические основы токугавского режима.
Не все жанры развивались в XVIII в. равномерно. Так, драматургия явно достигла большего, чем поэзия и проза. Многое из достижений XVII в., в особенности из прозы Ихара Сайкаку и поэзии Басё, было утрачено. Но в целом для японской литературы XVIII в. характерно дальнейшее расширение кругозора, возникновение новых жанров, что свидетельствует об интенсивной художественной деятельности в рассматриваемый период. Особенно важную роль сыграло позднее творчество великого драматурга Тикамацу Мондзаэмона, определившее непреходящее значение искусства XVIII в. для последующего развития японской литературы.
О преемственной связи японской литературы XVIII в. с литературой Нового времени говорил еще писатель Китамура Тококу (1868—1894) в статье «Идеалы простого народа в эпоху Токугава» (1892). Он утверждал, что литература периода Гэнроку «питалась народными корнями», в ней впервые «прозвучал голос простого народа». Китамура видит источник новой японской литературы в этой «энергии народа», борющегося в условиях жестокого гнета за свое раскрепощение и создающего свою самобытную культуру.
С наследием литературы XVIII в. тесно связано развитие романтической поэзии Нового времени. Горячее стремление к свободе от старой морали, осмысление любви как высшей духовной силы, утверждающей независимость человека от феодальных законов, — эти отличительные черты творчества Ихара Сайкаку и Тикамацу Мондзаэмона были созвучны умонастроению японских поэтов начала XX в. Симадзаки Тосон (1872—1943), один из зачинателей новой поэзии, писал: «Случайно ли родились Сайкаку и Тикамацу? Почему осветился небосвод Гэнроку? Утро свежих и новых познаний — так представлял себе я ту далекую эпоху, стремясь насладиться всей прелестью ее литературы».
Этой связью эпох подчеркивается большое значение японской литературы XVIII в., особенно первой четверти столетия. Пройдя через полосу исканий, она подготовила почву для новой литературы, исходным рубежом которой стала незавершенная буржуазная революция 1868 г.
*Глава вторая*
КИТАЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Китайская литература XVIII в. развивается в тех же жанрах, что и в предшествующий период. В поэзии и изящной бессюжетной прозе господствуют подражания некогда прославленным образцам. Однако, несмотря на определенный консерватизм мышления, все бо́льшую роль в литературе начинает играть авторская индивидуальность, все отчетливее проявляется стремление писателей выразить свой взгляд на мир, свой личный опыт, свои переживания.
Особенно ярко эти новые черты проявились в литературной теории и поэтической практике Юань Мэя, в творчестве великих романистов У Цзин-цзы и Цао Сюэ-циня, в прозе Цзи Юня и Шэнь Фу.
Возросшее внимание к авторскому началу в известной мере связано с реакцией крупных писателей на официальные каноны, строго ограничивавшие и форму и содержание литературы.
Начавшиеся еще при императоре Кан-си (1662—1722) гонения на литераторов продолжались с неослабевающей жестокостью. Наступил новый этап «литературной инквизиции», достигший апогея в последней трети XVIII в., когда, вслед за выходом в 1772 г. указа императора Цянь-луна (1736—1795) о поисках подлежащих уничтожению книг, были публично сожжены 13 862 книги, а более 2000 книг были полностью или частично запрещены. К ним, как правило, относились сочинения, в которых содержались непочтительные отзывы о маньчжурах, рассказывалось о патриотических выступлениях китайского народа, упоминались запрещенные политические группировки, высказывались «еретические» взгляды на конфуцианский канон. Самой многочисленной была категория книг, запрещенных потому, что в них приводились имена неугодных маньчжурскому двору авторов или назывались их сочинения. Нередко запрещались и произведения повествовательной прозы, но особенно романы и драмы на любовные темы: конфуцианцы считали, что изображать любовное чувство безнравственно.
