Главными центрами его были многочисленные поэтические общества (в 1680—1718 гг. их появилось более 30). Члены этих обществ ставили поэтику выше поэзии, отказывались от народных традиций, объявляя таких писателей, как Бредеро, грубыми «натуралистами». В то же время их несомненной заслугой стали переводы шедевров классицистической драматургии (Корнель, Расин, Мольер, Кребийон, Кино и др.). «Возвышенной простоте» — к чему вслед за Буало призывал выдающийся филолог Ламберт тен Кате, следовал в своем творчестве Сибранд Фейтама (1694—1758), оставивший, помимо ряда названных переводов, трагедию «Фабриций» (1720) и другие, а также свои переложения «Телемака» Фенелона (1730) — роман был стилизован под героическую поэму — и «Генриады» Вольтера (1753), вызвавшие оживленную полемику.
Виллем ван Сваненбюрх (1678—1728), напротив, утверждал, что поэзия жива не правилами, а вдохновением, даже одержимостью. На практике же он доводил барочную «вонделовскую» смелость фантазии до грани абсурда (сборник «Парнас», 1724, и др.).
Барочные традиции воспринял также Хюберт Корнелис Поот (1689—1733). Выходец из крестьян, близкий к коллегиантам и пиетистам, он был широко образованным человеком. Поот активно занимался издательской деятельностью, подготавливал издания стихов поэтов-современников, переработал «Всемирный театр природы и нравов» — итальянское энциклопедическое «зерцало» естественнонаучных, этических и эстетических знаний и понятий. Ему принадлежат исследования творчества Вондела и Хофта.
Как Лангендейк в драматургии, Поот опосредовал живую связь между «золотым» веком и веком Просвещения в поэзии. Первым сборником «Разные стихи» (1716) Поот платит дань уважения великим «язычникам» Овидию и Горацию и наследникам их в нидерландской поэзии — Хофту, Вонделу, которых он чтит как своих учителей. Впоследствии в «Стихах» (1722) и «Стихах, части второй» (1728) любовная тема все больше вытесняется религиозной, полнокровие радости — меланхолической созерцательностью, хотя в жанровом отношении его поэзия становится богаче (лирика, эпиталамы, эпитафии), форма ее — отточенней. Правда, нередко мастерство Поота считают холодным: «Блеск он любил больше, чем свет» (П. Валкенхоф). Уместно добавить — в особенности блеск луны: Поот был первым поэтом лунной ночи, «романтического» ландшафта; мало напоминающего леса и пашни его деревни. Стихи Поота воспринимаются как предвосхищение сентименталистского чувства природы, взволнованного и, что еще важнее, личного. Субъективизм и самоуглубленность делают Поота одним из предтеч Фейта и других сентименталистов.
С народным искусством связано творчество лучшего нидерландского драматурга XVIII в. — Питера Лангендейка (1683—1756). Сын каменщика, Лангендейк в юности был членом «камеры риторов», писал буколические стихи, трагедии строго по классическим правилам. Об истинном призвании и национальной самобытности автора свидетельствовали первые его комедии — «Дон Кихот на свадьбе у Камачо» (ок. 1700 г.) по Сервантесу и «Хвастун» (1712), в которых Лангендейк продолжил традиции народного клухта (фарса), освободив его от излишней грубости и примитивизма, но сохранив «аттическую соль». Буколическая сцена из романа Сервантеса преображается в веселую деревенскую пирушку, которую венчает поединок «рыцаря печального образа» против целой оравы вооруженных половниками поваров и кухарок. Однако новый конфуз со славным идальго ничуть не мешает автору глубоко симпатизировать и ему, и донкихотству. Более того, правдолюба Лангендейка иногда тоже сравнивают с Дон Кихотом.
В предисловии к следующей комедии, «Взаимный свадебный обман» (1714), драматург обрушивается на рифмоплетов, топящих нидерландскую комедию в море «исторических» пьес, и заявляет о намерении возродить ее для исправления общественных нравов. Сама пьеса, обыгрывая типичную ситуацию (Шарлотта, девушка из бедной, но «хорошей» семьи, предполагает поправить свои дела выгодным браком; о том же мечтает ее жених, разорившийся дворянин Лодевейк), ценна своей гуманистической идеей — любовь побеждает эгоистические расчеты. Но герои здесь еще по-прежнему — типы одной страсти. В комедии есть то «смешение приятного с полезным» и нравоучительным, которое Буало находил у Мольера — автора «Школы жен».
Лангендейк, как и большинство комедиографов XVIII в., не избежал влияния Мольера (сходные приемы типизации, тематические и образные аналогии), но был далек от нетворческого подражания. К традиции национальной комедии нравов, пальму первенства в создании которой он отдавал Хофту и Бредеро, примыкает одна из лучших его пьес — «Математики, или Беглянка» (1715). Хотя герою ее Филипейну далеко до мольеровского Скапена, все же его грубоватая обходительность, остроумие, ловкость, находчивость, бескорыстная помощь влюбленному юноше Элхарту, чувство независимости составляют в целом яркий и симпатичный образ слуги, в котором Лангендейк, как и Мольер, хотел запечатлеть привлекавшие его черты человека из народа. Выразительны сатирические фигуры ученых-математиков. Запоминается сцена их диспута о вращении Земли — остроумная издевка здравомыслящего человека из третьего сословия над схоластами, подсказанная реальными обстоятельствами научно-философской полемики того времени. В классицистских формах воспроизводились правдивые, реалистические сцены, полные сочного юмора, напоминающего нидерландских жанристов XVII в.
Комедия-фарс того же года «Крелис Лауэн, или Александр Великий на поэтическом пиршестве», поднимающая мольеровскую тему (разбогатевший крестьянин мечтает о дворянском титуле), ближе комедии положений, как и две пьесы 1720 г. — «Кенкампуа, или Аферисты» и «Арлекин-акционер», поводом к которым послужили истории многочисленных акционерных обществ (по примеру нашумевшей авантюры Дж. Лоу), раскинувших свои сети в Нидерландах (Кенкампуа — улица банкиров в Париже, где Лоу открыл свою «Компанию Луизианы»).
После ряда малоудачных попыток («Ксантиппа, или Укрощенная злая жена философа Сократа», 1720, и др.) Лангендейк смог создать подлинную комедию нравов. Это последняя, незавершенная пьеса «Зерцало отечественного купечества», противопоставляющая добродетельных негоциантов их мотоватым сыновьям. Морализаторский дух меняет прежнюю мольеровскую традицию, приближает эту комедию к мещанской драме. Как и в «Ксантиппе», здесь зло высмеяны поэтические общества с их галломанией.
Смерть Лангендейка прервала развитие национальной комедии. Народный фарс (клухт) был вытеснен со сцены австрийским зингшпилем и пантомимой во французском вкусе. Голландская Талия стеснялась своих деревянных башмаков.
СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ПРОСВЕЩЕНИЯ
Нидерландское Просвещение по общему тону и социальному смыслу своей идеологии ближе всего стояло к английскому Просвещению, хотя, разумеется, и несопоставимо с ним по масштабам. Как и в Англии, Просвещение развивалось здесь после буржуазной революции (к тому же революция была далеко в прошлом). В нидерландской литературе доминирует философия «здравого смысла», критика общественных отношений носит весьма умеренный характер. И все же просветители немало содействовали освобождению общества от духовных пережитков феодализма, помогали утверждению новой общественной морали, отвечавшей задачам буржуазно-промышленного развития. И здесь Англия была примером и образцом.
Первой и самой выдающейся фигурой среди нидерландских просветителей в первой половине века был Юстус ван Эффен (1684—1735). Сын небогатого офицера, он был гувернером, затем — на государственной службе; в 1727 г. получил степень доктора права. По примеру «Зрителя» Дж. Аддисона и Р. Стила Ю. ван Эффен основал несколько журналов; самым значительным из них был «Голландский зритель» (1731—1735), породивший многочисленные подражания. В них Эффен с позиции «неизменных принципов разума» критиковал увлечение французской модой, говорил о противоречиях между общим воспитанием и культурой для немногих, общенародным литературным языком и пуризмом ученой верхушки, оценивал состояние современной поэзии в свете традиций камер риторов и т. д. Отстаивая интересы третьего сословия, писатель-моралист с иронической улыбкой осуждал его пороки. Острый взгляд наблюдателя часто преображает у Эффена форму обычного эссе в очерк типических характеров, поданных с известной заостренностью, дабы они «служили зеркалом для других». Эти очерки, порой перерастающие в новеллы («Бюргерские амуры Кобуса и Агниты», «Тейсбюрский бык» и др.), — ранний образец просветительского реализма в нидерландской литературе. Предвосхищая таким образом социальный реалистический роман в Нидерландах, Эффен немало места уделял пропаганде творчества английских просветителей (Свифт, Дефо). Эстетические идеи Эффена, связанные с полемикой против классицизма, отмеченные демократическими симпатиями, были унаследованы теоретиками искусства и литературы второй половины века, в особенности утрехтской школой предромантизма (X. ван Алфен, Я. Беллами и др.).
