Ихара Сайкаку. Автопортрет
Гравюра на дереве из поэтического сборника
«Хайкай хякунин икку»
Творчество Сайкаку отмечено большим жанровым многообразием. Помимо упомянутых выше произведений, писатель создал сборник судебных казусов «Сопоставление дел под сенью сакуры в нашей стране» («Хонтё оин хидзи», 1689), который восходит к китайской традиции и включает некоторые сюжеты из сунского сборника «Сопоставление дел под сенью дикой груши»; произведения в жанрах мэйсёки и хёбанки, а также сборник «Ворох старых писем» («Еродзуно фуми хогу», 1693), продолжающий линию эпистолярной литературы XVII в. (она представлена, в частности, лирической «Повестью об Усуюки» («Усуюки моногатари»), которая по жанру соответствует европейским романам в письмах. Однако в отличие от предшествующей эпистолярной литературы сборник Сайкаку посвящен преимущественно темам городской жизни, решенным в комическом ключе.)
По-новому в творчестве Сайкаку преломляется и традиция жанра волшебно-фантастической новеллы. В сборнике «Рассказы Сайкаку из всех провинций» («Сайкаку сёкоку банаси», 1685), вобравшем в себя многовековую традицию не только литературной новеллы о чудесах, как японской, так и китайской, но и национального фольклора (волшебной сказки, народного анекдота, легенды), автор осмысливает современную ему действительность в причудливых образах сверхъестественного. Обращение Сайкаку, чье творческое внимание было поглощено главным образом реальным миром и реальным человеком, к сфере фантастики и волшебства проливает дополнительный свет на специфику его мировоззрения.
Отношение Сайкаку к чудесному, необычайному оказывается в известной степени неоднозначным. Ему равно чужды как искренняя убежденность средневековых авторов в доподлинной реальности чудес, так и скептическое неверие в них писателей Нового времени, для которых повествование о сверхъестественном — не более чем литературный прием. Категория «чуда» в сборнике Сайкаку не утрачивает еще мировоззренческого обоснования (писатель рассказывает о способности лисиц напускать морок на людей, о загадочной красавице в летающем паланкине, о мстительных духах умерших, о воскресшей покойнице как о явлениях не просто возможных, но случившихся, а значит, и вполне реальных), однако сама по себе вера в чудеса обретает в новеллах Сайкаку новый смысл. Вместо характерного для средневековой литературы изображения реальности чуда мы находим у Сайкаку стремление рассказать о чуде реальности — о том, как необъятен и загадочен мир.
В «Рассказах Сайкаку из всех провинций» чудо нередко служит предлогом для выражения новых отношений между людьми, становится привычным способом повествования о непривычном, даже крамольном с точки зрения общепринятых моральных норм. В новелле «Стихи на веере, подаренном украдкой» повествуется о девушке знатного происхождения, осмелившейся полюбить самурая низкого звания и бежавшей с ним из замка. Когда погоня настигла беглецов, юношу казнили, а девушке приказали самой лишить себя жизни. Она же ответила: «Мне не жаль расстаться с жизнью, но я не знаю за собой никакого прегрешения! Я родилась на свет человеком, а мир так уж устроен, что женщине надлежит иметь мужа... Что же до того, что я избрала человека низкого звания... так и в древние времена такое нередко случалось. Нет, я никакого преступления не совершила. И моего возлюбленного вы убили напрасно!» Этой новелле Сайкаку присущ тот же гуманистический пафос, что и новелле Боккаччо («Декамерон», День IV) о дочери правителя Салернского — Гисмонде, полюбившей слугу отца и смело отстаивающей свое право на любовь. Сходный сюжетный конфликт получает в обеих новеллах сходное разрешение с той лишь разницей, что для Боккаччо изображаемое — реальность, в то время как Сайкаку интерпретирует события своей новеллы в рамках чуда, помещая их в один ряд с фантастическими происшествиями прочих новелл сборника и тем самым выводя их за пределы обычной жизни. В новелле Сайкаку чудо оказывается реальнее самой действительности, потому что позволяет автору рассказать о свободном человеке, открыто обличающем противоестественность феодальной морали. Фантастика в сборнике Сайкаку подчинена цели познания реального мира.
Творчество Ихара Сайкаку знаменует период наивысшего расцвета японской повествовательной прозы XVII в. Осознание ценности земного бытия и земного человека, стремление к точному и беспристрастному анализу жизненного материала и, наконец, создание особого, индивидуального стиля, в котором явственно ощущается личность автора, — таковы художественные открытия Сайкаку, позволяющие рассматривать его творчество как новую идейно-эстетическую целостность, отличную не только от японской литературы Средневековья, но и от литератур других стран дальневосточного региона (Китая и Кореи). Творчество Сайкаку подорвало систему средневекового эстетического сознания и проложило путь художественному мышлению Нового времени.
ПОЭЗИЯ(Маркова В.Н., Санович В.С.)
Японская поэзия в XVII в., как это бывало и раньше в переломные эпохи, играла ведущую роль в формировании нового искусства. У нее были навыки создания эстетических систем, важных и для других видов искусства: прозы, театра и т. д. Но, главное, в эту эпоху поэзия была массовым видом искусства. Стихи читали, учили наизусть и сочиняли во всех слоях общества. Кружки любителей поэзии множились по всей стране и чутко подхватывали свежие веяния. Горожане (растущий класс буржуазии) уже в XVI в. начали диктовать свои вкусы. На авансцену вышли комические жанры поэзии. Сатира, пародия, смех — могильщики старого.
В поэзии огромным успехом пользовался жанр хайкай (острословие, шутка). Шуточные песни уже в знаменитой антологии «Кокинсю» (905 г.) были выделены в специальный раздел.
В конце хэйанской эпохи две строфы танки (трехстишие и двустишие) стали соединять в длинные цепочки. Постепенно возникли сложные правила, родилась новая сложная литературная форма — рэнга (нанизанные строфы).
Для сочинения рэнги собирался поэтический кружок, строфы слагали поочередно. Первую строфу (хокку) поручали лучшему поэту, а всего строф могло быть тридцать шесть (касэн) или сто (хякуин). Любая имела самодовлеющую ценность, но по законам сцепления все время возникали танки: каждая, кроме первой, в двух вариантах. Трехстишие для обоих вариантов одно, и поэтому в нем вскрываются возможности неоднозначного развития поэтической мысли. К нему присоединяется одно из двустиший — предшествующее или последующее.
Рэнга не поэма, а сюита с неожиданными поворотами сюжетов, словно вычерчивающих зигзаги. Жесткие правила ограничивали поэта, предписывая ему, в которой по счету строфе должен возникнуть образ луны, а в какой нельзя упоминать богов и будд и т. д. Одна тема развивалась обычно на протяжении трех строф, не более. Хокку должно быть проникнуто настроением, навеянным определенным временем года, в нем запрещена любовная тема и царствует пейзаж. Появились сборники хокку. Оно постепенно отделялось от рэнги и обрело собственную жизнь — большое событие в японской литературе. Именно хокку стало удачливым соперником танки.
После рэнги в классическом высоком стиле собравшиеся вместе поэты иной раз сочиняли ради забавы шуточную, с соблюдением, однако, всех положенных правил. Игра слов, гротеск, комические ситуации, пародии, намеки сменяли друг друга в турнире остроумия. Шуточная рэнга считалась второстепенной, но, попав в среду горожан, она переместилась с периферии в центр.
Горожанам нелегко было осваивать правила рэнги. Появились своего рода литературные цехи. Профессиональный мастер во главе группы учеников создавал свою школу с особыми приемами и техническими секретами. Эти уроки давали ему средства к жизни.
