Черт, он не раз защищал в суде мужчин, которые совершали преступления в порыве страсти, – и всегда думал, что защищает глупцов. Столько красавиц вокруг, зачем ломать жизнь за обладание именно этой? Почему бы просто не ретироваться и не залезть в чью-то еще постель? Что их так притягивало к одной-единственной, что они уже не могли думать ни о чем и ни о ком другом?
Обычно Мартин уговаривал себя: подобная одержимость свидетельствует о помутившемся рассудке. Или о слабом характере. А сейчас он внезапно почувствовал, что его представления о сексуальной «одержимости» могут существенно измениться. И это ему совсем не нравилось.
Когда на помощь Мартину поспешила его безукоризненная логика, мучения слегка отступили. Его безудержный порыв представлял собой не что иное, как типичный случай мужской неудовлетворенности. Последние несколько недель он слишком много работал. У него даже не нашлось свободного часа, чтобы написать что-нибудь, не то что заняться любовью.
Линда, конечно, все понимала, но и только. Отсутствие у нее какой бы то ни было особой сексуальной привлекательности служило для Мартина своего рода оправданием. Черт побери, менее всего он мечтал жениться на женщине, которой секс был бы по-настоящему необходим. Как бы он мог доверять ей, если бы обнаружил это уже после женитьбы?..
Он все еще помнил тот ужасный субботний полдень, когда, получив травму во время футбольного матча, вернулся из школы раньше, чем обычно, и, войдя в комнату, увидел свою мать, «ублажающую» на софе мужчину, который вовсе не был отцом Мартина. Ему только исполнилось пятнадцать, и до того дня мать казалась Мартину кем-то вроде святой.
А тогда он стоял на пороге комнаты, бледный и трясущийся, пока мать, кое-как прикрывшись остатками одежды, выпроваживала мужчину через заднюю дверь. Когда она вернулась и посмотрела сыну в глаза, с губ ее сорвались только путаные объяснения, обильно заливаемые слезами.
Мартин, словно заледенев, слушал потоки оправданий и пытался понять. Мать утверждала, что по-прежнему любит его отца, но он в последнее время редко бывает дома, его амбиции – занять кресло судьи – полностью поглотили все остальные желания. Мать, рыдая, твердила: все, что ей было необходимо, – это чье-то внимание, чья-то любовь.
Если ей что и необходимо, так только секс, и ничего, кроме секса, решил тогда Мартин, увидев, кого мать выбрала в любовники. Очень смазливый и очень заурядный, с татуировкой на руках. Такие типы вряд ли много смыслят в любви, только в сексе.
Она умоляла его ничего не говорить отцу, и он ее послушался. Но кто-то другой, видимо, рассказал, потому что той ночью в спальне родителей произошло бурное выяснение отношений.
С той поры все изменилось. Развода не последовало, но дух отчужденности в доме так никогда и не развеялся. Супружеская неверность разрушила не только брак родителей Мартина, но и его отношение к матери. Ему казалось, нет предательства хуже того, что она совершила, и он не хотел больше в этом участвовать…
Отдавшись воспоминаниям, Мартин решил, что сегодня же вечером попросит Линду стать его женой. Сделает ей официальное предложение, после чего сразу затащит ее в постель. Наверняка это восстановит его душевное равновесие!
– Если вам так удобнее, зовите меня мистер Бенфорд, – оторвавшись от своих мыслей, сухо произнес он. – Мне не хотелось бы, чтобы у вас создалось впечатление, будто я стараюсь приударить за замужней женщиной.
Джейн судорожно сглотнула. У нее сложилось такое впечатление? Согласна, она была смущена его внезапной сменой настроения и неожиданно промелькнувшей симпатией в глазах, но до сего момента не переставала искать ответа на вопрос, что с ним произошло. Мозг Джейн будто парализовало с тех пор, когда его первый долгий взгляд прошелся по ее телу.
Она взяла себя в руки и снова посмотрела на своего визави. Улыбка на лице Мартина исчезла, и, как только их глаза встретились, Джейн словно ударило током, заставив грудь тревожно напрячься. Интуиция подсказывала, что Мартин несомненно попытался бы приударить за ней, если бы она была не замужем.
Ну скажи же ему, что ты не замужем, нашептывал предательский внутренний голос. Скажи, что ты вдова.
Джейн крепко сжала зубы, стремясь побороть искушение, и с содроганием вспомнила, куда привела ее однажды слабость плоти: в самое пекло ада. Ни за что на свете она не желала повторения этой пытки. Ни за что. Пусть продолжает считать, что она замужем. Это единственное мудрое решение.
– Конечно, я так не думала, Мартин, – произнесла она, удивляясь собственным словам и неожиданно холодному тону. – Я могу отличить джентльмена. Теперь мы поедем в Грин-Бэй, где я хотела бы показать вам один дом. Его хозяйка наверняка там и не станет возражать, когда бы я ни появилась.
Ее улыбка получилась достаточно неестественной, решила Джейн, но все же неизмеримо лучше, чем те проявления чувств, что она успела продемонстрировать Мартину этим утром.
– Я весь к вашим услугам, – только и произнес он.
Джейн заставила себя выглядеть предельно собранной, несмотря на собственные мысли, от которых отдавало чистой порнографией. Боже, до чего она порочна. Порочна и слаба. Она всегда боялась, что в один прекрасный день это обнаружится. Нет, не боялась – приходила в ужас! Она знала, что это в самой ее сути, смертельно опасное, хотя до поры дремлющее, и никуда не исчезало даже в те последние месяцы супружества, когда, казалось, даже самые слабые ее сексуальные желания угасли.
Хорошо, пусть он воистину исключителен – этот мужчина, растопивший лед в ее душе, но ведь и лед на поверку оказался лишь тонкой и хрупкой корочкой, не более. Как Джейн ни пыталась, она не могла остановить разыгравшееся воображение, рисовавшее один эротический образ за другим, не могла усмирить тело, заливаемое потоками сексуального желания, одновременно пугающего и возбуждающего.
Ненавидя себя за слабость, Джейн осторожно включила правую мигалку и повернула на север.
Мартину не понравился первый дом, который она показала ему. Слишком велик, сказал он. И второй. Слишком мал. И третий. Слишком шумно. Четвертый ему как будто приглянулся, однако Мартин был необычайно скуп на похвалы.
Было уже полвторого, и когда Мартин предложил сделать перерыв и где-нибудь перекусить, Джейн без колебаний согласилась. За время, проведенное с Мартином, она еще отчетливей поняла, как он красив. Вдобавок она кое-что узнала о нем, в частности, получила ответ на мучивший ее вопрос, чем он зарабатывает на жизнь.
Мартин был адвокатом. И не рядовым, а королевским адвокатом. Неудивительно, что он производил такое яркое впечатление, и не только своим взглядом, но и всей манерой поведения. Джейн еще не встречала мужчину с таким апломбом. Или правильнее было назвать это рисовкой?
Они остановились у кафе, расположенного на территории небольшого торгового центра. На уютной солнечной веранде стояли столики под зонтиками, а названия блюд, хотя не поражали разнообразием, на слух звучали весьма аппетитно. Джейн выбрала овощной пирог с салатом на гарнир и кофе, Мартин – то же самое, заменив салат на чипсы и булочку.
– И долго вы занимаетесь продажей недвижимости? – это был его первый вопрос после того, как официант принял заказ.
– Два года, – ответила Джейн, стараясь внимательно следить за своими словами и нечаянно не проговориться относительно своего семейного положения. Продолжать эту игру оказалось сложнее, чем она предполагала, и раз или два молодая женщина чуть не выдала себя.
– Вы прекрасно ведете дела, – похвалил Мартин. – На удивление честны и ненавязчивы. Держу пари, вы привыкли к успеху.
– В последнее время да. Я даже выиграла конкурс на звание лучшего агента месяца.
– О-о!
Его восклицание зажгло в ней искру любопытства:
– Что вы имели в виду, произнося это «о-о»?
– В действительности ничего. В уик-энд вы тоже работаете?
– Почти всегда да.
Его неподражаемая бровь взлетела вверх. Джейн наконец сообразила, что Мартин так выражает простое удивление, циничное сомнение, удовлетворение, сарказм… Она вполне могла представить, как на судебном заседании одним легким движением брони он способен снизить впечатление от показаний свидетелей или расположить к себе присяжных.
