– Я… я… – Джейн не смогла выдавить из себя и слова. Слова были тут, они вертелись на кончике языка, но у нее не было сил их выговорить. Сказать, что она его любит, – значило не просто доверить ему свою любовь, но и своего ребенка. Дерзнет ли она?
– Скажи мне, глядя в глаза, – попросил Мартин, опершись на оконную раму. – Ты меня любишь?
Джейн подняла глаза, ее сердце готово было разорваться. Могла ли она отрицать свои чувства, когда они заполонили ее всю, ее тело и душу? Бесполезно. Будь что будет, но она должна открыть правду.
– Да, – выдохнула Джейн. – Я… я люблю тебя все это время.
Он застонал и рывком поставил ее на ноги, намереваясь утопить в поцелуях. Внезапно книга выпала из ее ослабевших рук и с глухим стуком шлепнулась на пол. Мартин нагнулся и поднял ее.
– Что это?
Полоска лунного света упала на обложку, и он смог прочитать название. После чего медленно перевел взгляд на Джейн.
– Ребенок? – спросил он тихо. – У тебя будет ребенок? У нас будет ребенок?
Она кивнула, не в состоянии произнести ни слова.
– И когда ты сказала, что не забеременеешь, ты была так уверена, потому что… уже была беременна?
Джейн снова молча кивнула.
И тогда крик торжества потряс грудь Мартина.
– О, моя дорогая, моя прекрасная, моя бесценная и бесконечно глупенькая Джейн! Ты должна была мне все рассказать. Ты… – Он замолк, положил книгу в колыбельку и, качая головой из стороны в сторону, не отрываясь глядел на Джейн. – Нет, ты все сделала правильно. В то время это запутало бы меня еще больше. А сейчас я точно знаю, чего хочу. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Чтобы мы поселились в этом доме. Я хочу писать здесь книги и жить своей семьей. Жить более простой, но и более насыщенной жизнью.
Джейн не верила своим ушам. Это было то, о чем она грезила и на что втайне надеялась. Нет, это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Он просто не мог вот так сразу обрушить на нее счастье!
– Это правда, Мартин? Правда?
– Я никогда не был так уверен в том, что говорю.
– А как же твоя жизнь в Сиднее? Твоя карьера? Твои планы – ты ведь говорил, что собираешься занять пост судьи…
– Больше мне ничего этого не хочется, да, наверное, никогда не хотелось. Сказать по чести, мальчишкой я готов был в будущем к любой профессии, только не адвоката. Я всегда более походил на мать, которой были ближе творчество, спорт. Но когда я перестал ей верить…
Он внезапно оборвал речь, а лицо исказила гримаса, недовольства. Однако спустя минуту Мартин решился:
– Послушай, ты все равно должна знать. Однажды – мне было тогда пятнадцать – я застал мать с другим мужчиной. Ну… ты понимаешь, прямо во время акта. Для меня это было ужасным шоком. Она пыталась объяснить, что ей просто необходимы чья-то забота и помощь, что мой отец вот уже несколько лет не обращает на нее внимания… Но я не слышал. Я видел перед собой дьяволицу, до того казавшуюся мне святой. В те годы я еще ничего не знал о неудовлетворенности и желании. В моем юношеском сознании она была проституткой и только. Сейчас я понимаю, что вел себя как ханжа, маленький самоуверенный ублюдок.
Джейн почувствовала жалость к Мартину. То, что он только что рассказал, объясняло все странности его отношения к женщинам и сексу.
– С этого дня я пошел отцовской дорогой, – продолжал Мартин. – Постарался ни в чем не напоминать мать. Возвращаясь мыслью назад, я понимаю, что ужас перед какой бы то ни было зависимостью от неконтролируемого желания определил мою личную жизнь. Я сходился только с холодными, сдержанными женщинами. Линда была почти асексуальна в той же мере, в какой все предшествующие старались быть ими в угоду мне.
– И ты… ты не вернулся к ней, когда покинул меня в первый раз?
– Боже мой, нет же. Послушай, сейчас я уже могу признаться во всем. Я никогда официально не был с ней обручен, хотя и думал об этом.
– Но… ты говорил…
– Джейн, мы оба наговорили много неправды. Я также не занимался любовью с Линдой всю ту неделю после встречи с тобой. О, должен признаться, я пробовал. Я был ужасно раздражен, стремился тебя забыть и еще пытался убедить себя, что все мои чувства – просто обычная неудовлетворенность. И от нее можно легко избавиться в постели с другой женщиной. Но стоило мне прикоснуться к Линде, как я понял, что не могу думать ни о чем, кроме зеленых глаз и золотистой копны волос…
Его взгляд остановился на этих зеленых глазах, в которых теперь светилась только любовь.
– Я сказал тебе, что обручен, в надежде обрести защиту против той бури чувств, которую ты подняла во мне. Чувств, которые я теперь готов боготворить, – пробормотал он, приблизив к себе лицо Джейн. На сей раз его поцелуй был долгим и томительным, наполненным такой любовью, что Джейн была поражена: как она могла предположить, что Мартину знакомо лишь грубое плотское влечение.
– А как твои родители? – спросила она с тревогой, когда их губы, наконец, разъединились. – Что они скажут?
– Отец разволнуется, а мать будет гордиться мною.
– Но…
– У меня был долгий разговор с матерью сегодня вечером, когда я заскочил в Сидней, чтобы взять с собой кое-какие вещи.
– Ну и?
– Она заставила меня увидеть то, чего я никогда не понимал: что любовь на свете превыше всего.
– И ты больше не осуждаешь ее?
– Нет. Хотя и жалею. Она действительно любит моего отца, но брак у них не удался. Он никогда не мог дать ей ту любовь, о которой она мечтала. Если у нее время от времени возникали иллюзии в отношении других мужчин, вправе ли я ее судить?
– Мне кажется, я начинаю любить твою мать.
– Она уже любит тебя, потому что ты превратила ее сына из бумажного тигра, каковым он пребывал до сих пор, в настоящего мужчину.
– Ты всегда был настоящим мужчиной, Мартин, – приободрила она его, похлопав по плечу. – Любой мужчина, сделавший то, что сегодня сделал ты, остановившись, когда страсть должна была побуждать тебя продолжать… Мне кажется, это было прекрасно. Мне кажется, ты прекрасен.
– Боже, не напоминай мне. Я вовсе не желал останавливаться.
– Но остановился. И это главное. Ты сделал то, на что Стивен был бы не способен.
Мартин вздрогнул, как от электрического удара, схватив Джейн за локоть.
– Какого черта! Что еще за Стивен? Я думал, твоего мужа звали Боб!
Джейн растерялась на мгновение.
– Я говорю о Стивене Мак-Кое, герое твоих книг.
– Герое! Этом рыскающем ублюдке! Эй, ты что же – читала мои книги?
– Лишь одну.
– Гм… Мне кажется, сегодняшние расследования еще не закончились. И какую же? – Он развернул ее, и они вместе направились к выходу.
– «Суд над Нормой Пикок».
– А… это моя первая.
– Мне понравилось, Мартин. Очень. Ты замечательный писатель.
– Гм… Отлично звучит. И насколько же замечательный?
– Насколько велик океан?
Они оба рассмеялись, и смех эхом разнесся по дому.
В дверях Мартин остановился и повернулся к женщине, которую любил больше самой жизни.
– Поцелуй меня, Джейн, – попросил он.
Она выполнила его просьбу.
И если бы двое влюбленных, слившихся в одно целое, не были в этот момент столь безразличны ко всему, что происходило вокруг, они бы, конечно, услышали тихий шелест за их спинами. И увидели бы, как ветер перебирал страницы раскрытой книги, лежавшей в пустой колыбельке, пока не остановился на той странице, где крупными буквами было напечатано имя Доминик.
Никогда более ветер не заставит противно скрипеть колыбель, потому что ей недолго осталось стоять пустой и холодной. Наоборот, в стенах детской будет часто звенеть смех. В дом, который ранее вызывал жалость, въехала семья. Семья, наполненная любовью. Семья, у которой есть будущее.
Мечты старой хозяйки дома начали сбываться.