Литмир - Электронная Библиотека

Ответа на этот крик души не последовало. Через несколько дней Киров отправился в Москву на Пленум ЦК. Вряд ли Сергей Миронович вообще читал николаевское письмо. Лишь в самом конце ноября он вернулся в Ленинград. 1 декабря было третьим днем его пребывания в городе. Однако Николаев, очевидно, уже утратил способность объективно оценивать происходящее. Идея громкого теракта все сильнее овладевала им. Кстати сказать, и предыдущее письмо Николаева Кирову, написанное в июле, вряд ли попало в руки адресата. И не только потому, что Киров едва ли имел возможность прочитывать всю направляемую ему корреспонденцию, и с большинством писем-жалоб, вероятно, разбирался его секретариат. Главное – Сергея Мироновича в тот момент также не было в Ленинграде. 24 июля он уехал на отдых в Сочи и вернулся только в конце августа, чтобы через несколько дней отбыть в Казахстан и вновь вернуться в город на Неве лишь в начале октября.

1 декабря 1934 года Киров собирался провести в Таврическом дворце партийно-хозяйственный актив по итогам Пленума и Центрального Комитета партии и даже не планировал заезжать в Смольный. Николаев же появился в Смольном лишь для того, чтобы попытаться достать через знакомых пригласительный билет на актив. В штаб ленинградских коммунистов попасть тогда не составляло труда. На первом этаже размещались обком и горком ВЛКСМ, на втором – Ленсовет и облсовет, на третьем – обком и горком ВКП(б). Вход на первые два этажа был свободный, а перед третьим располагался пост охраны. Однако коммунистов пускали по разовым пропускам, автоматически выдававшимся по предъявлении партбилета. Самого Кирова, конечно, охраняли тщательнее, тем более что ему не раз угрожали. Сохранилось, например, следующее анонимное письмо от 1 декабря 1926 года: «Тов. Киров, а тебе мы, оппозиционеры, заявляем: перестань барствовать, мы знаем, где ты живешь. И если поедешь в автомобиле, то мы, оппозиция, в одно прекрасное время будем ловить таких паразитов, как ты, тов. Киров, и мы вас всех паразитов постараемся уничтожить». В июле 1933 года один студент сообщал Кирову, что слышал разговор двух иностранцев, обсуждавших возможность покушения на главу ленинградских коммунистов. Проникали в Ленинград и белые террористы, связанные с Русским общевоинским союзом. Об одном подобном инциденте рассказал бывший сотрудник ОРУДа Ленсовета А. П. Пальчинский: «Это было летом 1934 года. Ночью меня срочно вызвали на службу. И предложили незаметно в сторону Сестрорецка провести несколько машин, в которых находились военные. В мою машину сел Фриновский (один из руководителей НКВД. – Б. С.). Сначала я этого не знал. Но когда приехали на место, нам сообщили, что белогвардейские террористы, обученные всем приемам стрельбы, заброшены в Ленинград убить Кирова, а на его похоронах совершить теракт против Сталина. В операции приняло участие около четырех тысяч человек. Нам дали словесные портреты террористов, но взять их не удалось. Они были обнаружены железнодорожной охраной и при перестрелке скрылись». Не помогла и назначенная за их поимку весомая по тем временам награда – корова. Позднее было документально подтверждено, что тогда по каналам эмигрантского Русского общевоинского союза (РОВСа) из Финляндии в СССР пытались проникнуть некий Г. Н. Прилуцкий с напарником. Избежав расставленных на них НКВД капканов, они благополучно вернулись обратно.

Эта неудача белоэмигрантов – еще одно подтверждение того, что подготовленным террористам, связанным с какой-либо организацией, оказывается труднее осуществить задуманное, чем дилетантам-одиночкам. Конечно, материальные возможности РОВСа для осуществления теракта были неизмеримо больше, чем у Леонида Николаева, но и вероятность того, что исполнители станут жертвой предательства, была очень высока. Ведь организация была буквально нашпигована советскими агентами, вроде одного из руководителей РОВСа генерала Н. В. Скоблина. Поэтому НКВД заранее было информировано о миссии Прилуцкого и поджидало террористов. Первая версия, которую чекисты стали отрабатывать сразу после убийства Кирова, касалась как раз связей Николаева с белой эмиграцией. Поэтому сразу же после покушения шеф НКВД Г. Г. Ягода настойчиво допытывался по телефону у заместителя начальника Ленинградского управления внутренних дел Ф. Т. Фомина, не иностранного ли производства одежда на Николаеве. Данная версия очень быстро была отброшена, но на всякий случай расстреляли 103 человека в Ленинграде и области, легальными и нелегальными путями нерасчетливо вернувшихся из эмиграции с сугубо мирными и по-человечески понятными намерениями – воссоединиться с семьями.

Итак, 1 декабря билета в Таврический Николаев достать не смог, хотя приложил к этому немалые усилия. Потом тех работников обкома, кто имел несчастье с ним беседовать и сказать, что доклад на активе будет делать Киров, исключили из партии за «недостойную члена партии болтовню и несоблюдение элементарных для каждого члена партии, а особенно сотрудников обкома, условий конспирации, выразившееся в даче сведений о работе обкома и, в частности, о товарище Кирове – Николаеву Л., который не имел никакого отношения к обкому». Столь суровые меры были приняты даже несмотря на то, что «не имевший никакого отношения к обкому» Николаев полученной «конспиративной» информацией никак не воспользовался. И в Таврический дворец идти ему не пришлось. Все получилось как по присказке: на ловца и зверь бежит.

По показаниям всех свидетелей, Киров 1 декабря в Смольный заезжать не собирался, а думал ехать сразу в Таврический дворец, где в шесть часов вечера должен был открыться актив. Утром он несколько раз звонил в Смольный и просил все необходимые для доклада материалы доставить на квартиру. Курьер Ленинградского обкома М. Ф. Федорова вспоминала: «Я в этот день была у Сергея Мироновича четыре раза – возила к нему материалы. В этот день он не должен был быть в Смольном, так как готовился к докладу.

Я поехала в 2 ч. 30 мин., он сам открыл мне дверь, так как не было ни Марии Львовны (жена Кирова. – Б. С.), ни домработницы. Сергей Миронович принял материалы, и я у него спросила, нужно ли приехать еще. На это он мне сказал, что приезжать не надо». Потом Киров еще дважды звонил в Смольный – около трех и в четверть четвертого. Как раз в три часа у Чудова началось совещание, где обсуждали предстоящую отмену карточек. По свидетельству присутствовавших на совещании, из телефонных переговоров было ясно, что в Смольный Киров перед активом заезжать не собирается. Однако около четырех часов он позвонил в гараж, находившийся в том же доме, где он жил. Киров попросил подать машину к мосту Равенства (Троицкому). В четыре часа он вышел из дома, прошел пешком несколько кварталов, сел в машину и около половины пятого приехал в Смольный, куда вошел через главный, а не через специальный секретарский подъезд.

Кировский охранник Михаил Васильевич Борисов на допросе 1 декабря показал: «Я встретил Кирова около 16 часов 30 минут в вестибюле главного подъезда и пошел за ним примерно на расстоянии 15 шагов», и эти показания вполне подтверждаются очевидцами. Между вторым и третьим этажом к Кирову подошел секретарь Хибинского горкома партии П. П. Семячкин, рассказывавший в 1935 году: «С утра зашел в Смольный и пробыл там примерно до 16 часов, после чего начал спускаться с 3-го этажа вниз в столовую. В это время на лестнице второго этажа неожиданно встретил Сергея Мироновича, поздоровался и начал говорить, что собираемся отпраздновать пятую годовщину Хибиногорска, и шел с ним рядом в обратном направлении со 2-го на 3-й этаж. По дороге Мироныч мне сказал: „Сейчас иду к секретарям согласовывать проект решения по докладу на Пленуме, завтра приди утром, и мы договоримся о порядке празднования“. После этого разговора я простился с ним в коридоре третьего этажа и пошел вниз в столовую». В этом коридоре Киров встретил референта одного из отделов обкома Н. Г. Федотова, поговорил с ним несколько минут и затем пошел вправо все по тому же коридору. Дальше предоставим слово уже знакомой нам М. Ф. Федоровой: «Я видела Николаева, который стоял у стенки. Я удивилась тому, что он, стоя у стенки, странно косился, и одна его рука была заложена за борт. Я хотела подойти к нему, но не успела, о чем после очень жалела, так как если бы я подошла, то, конечно, отвлекла бы его внимание. Я не видела, что сзади шел Сергей Миронович. Я думала, что Николаеву худо».

6
{"b":"204221","o":1}