К обеду мы проснулись и, поскольку было воскресенье, отправились гулять на ВДНХ. А потом Кася повезла меня на Арбат, в старинный четырехэтажный дом, где под самой крышей находилась ее маленькая квартирка, а в подвале – фотостудия, вся обклеенная черной бумагой, с серебряными звездами и луной из фольги на стенах и потолке.

Эти два дня, несмотря на всю свою невинность и целомудренность, остались в моей памяти трогательной и чистой love-story. Мы были, как дети, – говорили о пустяках, бродили по городу, покупали мороженое, целовались и обжимались, а до большего как-то не дошло. Мне казалось, то самое большое никуда не уйдет, даже интересно построить историю по старым канонам, не сводя все сразу к постели. Можете себе представить, я собирался познакомить Касю с мамой! Но тут наступил понедельник, девушке нужно было отправляться на работу в ее чертов журнал. А вечером у меня случилось расстройство желудка, и когда Кася постучала в дверь нашего блока, ей открыл негодяй Заки.

Злой рок, скажу я вам, сидеть в сортире, терзаясь унизительностью своего положения и слыша, как приятель вовсю клеит твою девушку. Я немедленно уловил особые интонации в голосе Заки и, что более печально, в Касином смехе.

Вечер прошел в ускоряющемся аварийном ритме – так автомобиль, потеряв управление, летит с горы. Я видел, что катастрофа неизбежна, об этом говорило все – их заговорщические взгляды и то, как оба избегали смотреть на меня. Под занавес Заки вывел меня в прихожую и, дав прикурить, интимным шепотом, якобы чувствуя неловкость от собственной подлости, попросил извинения «если что», поскольку Касе хочется остаться ночевать у него. Я сделал отчаянно-равнодушный вид, проговорив: «Отчего же, пользуйтесь апартаментами на здоровье».

Так началась черная страница моей жизни. Кася, выходя по утрам из комнаты Заки в его футболках и пижамных брюках, мило улыбалась, желала доброго утра, шутила и вообще вела себя так, словно между нами никогда не было ничего, кроме мороженого.

Я делал хорошую мину, но игра была не просто плохая – она была ужасная. Незадолго до того я по собственной глупости расстался со своей второй половинкой по имени Соня, которая теперь пользовалась свободой как хотела. И вот на тебе, только познакомился с милейшей Касей – как вновь облом.

Меня словно выпотрошили изнутри, и я ходил совершенно пустой. Ничто не волновало, ничто не казалось забавным или интересным. Как-то я даже подумал, что жизнь совершенно не имеет смысла, настолько она плоская и серая. Один шаг отделял меня от самоубийства, который не был сделан только из-за того, что мама свалилась с воспалением легких. Я вынужденно переехал в дом с петушком на флюгере – делать больной уколы, готовить ей всяческие снадобья, следить за успеваемостью Ольги и за нормальным развитием многочисленных растений в доме и оранжерее, следуя строгим инструкциям мамы. Так я увлекся ботаникой и излечился от несчастной любви.

А Заки продержался с Касей с марта по июнь – это был его личный рекорд в отношениях с противоположным полом. Наступило лето, меня за пропуск занятий и неявку на сессию выперли из Школы, и я решил устроить себе передышку в получении высшего образования. Ведь до Школы я еще успел проучиться два курса в литературном институте на отделении прозы и два курса на журфаке МГУ. Пора было немного отдышаться.

В конце лета мама уехала-таки в Танзанию, слезно умоляя меня не погубить ее зеленых питомцев. Ольга, благополучно окончив школу, стала студенткой экономического института и немедленно переехала в общежитие. Таким образом, я остался полновластным хозяином двухэтажного дома, завел аквариумных рыбок и вступил в активную деловую переписку с отцом, в итоге став солидным менеджером по рекламе в московском представительстве его косметической фирмы «Сады Семирамиды».

Год назад, также летом, я встретил Касю на Арбате. Она выглядела немного осунувшейся и усталой, но в целом мало изменилась. Мы немного поболтали, сдержанно вспомнив прежние времена. До этого мне не раз приходилось встречаться с Заки в веселых компаниях, и я знал, что у них с Касей все кончено, так что этот вопрос не поднимался. Но перед тем как поймать такси и умчаться в свою редакцию, Кася вдруг как-то по-особенному посмотрела на меня и обронила:

– Ну и дура же я была…

Вот так. Передать не могу, насколько приятно было это услышать.

Воспоминания – опасная вещь, они могут завести тебя бог весть куда.

– Ален, вернись!

Заки щелкал пальцами перед моим лицом.

Я тряхнул головой и допил свой коньяк.

– Кася…

– Кася, – вздохнул Заки, скромно потупившись. – Да, я, конечно, был не прав. Отбивать девушку у друга…

– Да пошел ты!

Коньячная бутылка была пуста. Я встал, чувствуя, что не совсем твердо держусь на ногах. И предложил:

– Идем еще раз посмотрим запись.

– Давай.

Нужно было убедиться, что мои предположения правильны и мальчишник действительно заснят в фотостудии Каси.

Мы снова прокрутили всю запись с самого начала.

Дети в парке, короткая пауза. Затем мы смотрели уже внимательнее: лысый парень в широких джинсах явно говорил тост, торжественно поднимая стакан и ухмыляясь; фоном ему служила черная стена. Голубоглазый душка и наш знакомец-мертвец также красовались на черном фоне, а за спиной мертвеца можно было разглядеть белый уголок фотографии в тонкой металлической рамке.

Заки от напряжения прикусил губу.

– Это ее диван, – решительно заявил он, в очередной раз лицезрея на экране себя, любимого. – Точно.

Я немного отмотал пленку назад – мне показалось, что когда камера, переходя с одного персонажа на другой, слегка дернулась, мелькнуло что-то еще. Стоп-кадр позволил рассмотреть острый уголок серебряной звезды из фольги в верхнем правом углу. Сомнений не осталось.

– Салют! – раздался в этот момент жизнерадостный голос Васька Щекина. И он сам, румяный и энергичный, влетел в комнату и живо уставился на экранное лицо давешнего мертвеца. – Ого! Это его пришили сегодня ночью? Я видел в утренних новостях.

Тут мы с Заки уставились на Васька.

– И что сказали в утренних новостях?

Васек с удивлением посмотрел на нас.

– Да ничего такого. Парень был главным редактором иллюстрированного журнала, и кто-то пристрелил его ночью прямо у подъезда дома, когда он возвращался от знакомого. Но, ей-богу, о том, что его пришили вы, ничего не говорилось.

Васек обожает добрую шутку.

Все было под контролем: Заки в несколько подавленном настроении отправился принимать расслабляющую ванну с солями Мертвого моря; Васек, перекусив на кухне и высоко оценив мой кулинарный талант, кинулся в оранжерею, где запланировал произвести подкормку нескольких кофейных кустов; я же пешком отправился к ближайшему киоску за последними газетными новостями.

Васек оказался прав, наш мертвец до того, как стал таковым, являлся главным редактором «толстого» мужского иллюстрированного журнала «Сэр», и его действительно обнаружили застреленным у родного подъезда дома-муравейника. Звался убитый Константином Лиманским, имел жену и двоих детей, а к моменту своей внезапной трагической гибели успел прожить тридцать девять лет.

Разумеется, за столь короткий срок газеты не успели вынюхать ничего особенного. В нескольких полубульварных изданиях я успел прочесть только классические сплетни: дескать, Константин был изрядным бабником и вполне мог пасть жертвой какого-нибудь ревнивца.

В задумчивом настроении я вернулся домой и поднялся в свой кабинет, расположенный рядом со спальней. Там аккуратно вырезал все заметки об убийстве Лиманского, сколол их красной скрепкой и сложил в белую картонную папку, которую покуда убрал в ящик стола. Затем, все более ощущая себя заправским детективом, я напялил черные очки и несколько минут посидел, развалившись в кресле и задумчиво глядя на зашторенное окно.