Стивенс продолжал:

– Однако есть еще кое-что. Я бы сам очень хотел с ним поговорить. Я заглянул в его лабораторию. Вы помните тот комплект приемников де Калба, который сошел с ума? С ними еще какой-то колдун поработал.

– Да, мне рассказывали.

– У Рамбо оказался второй комплект, который ведет себя так же.

Уолдо молчал несколько секунд, а затем спокойно произнес: – Мистер Стивенс…

– Да.

– Я хочу поблагодарить вас за все, что вы сделали. Не могли бы вы немедленно прислать в «Вольную обитель» оба комплекта? Я имею в виду эти странные приемники.

После того как на его глазах антенны необъяснимым образом пришли в движение, после того как в ход были пущены все мыслимые и немыслимые тесты, Уолдо пришлось признать, что он имеет дело с новыми явлениями – явлениями, которые подчиняются новым, неизвестным законам. Если такие законы вообще существовали…

Потому что он хотел быть честным перед самим собой. Если глаза его не обманывали, новые явления опрокидывали законы, которые казались ему незыблемыми, которые до сих пор не допускали никаких исключений. Стало очевидно, что исходные перебои в работе передатчиков так же неумолимо подрывают детерминированность мира, как и удивительное поведение приемников, вновь пришедших в рабочее состояние. Вся разница заключалась в том, что один странный феномен поддавался наблюдению, а другой – нет.

По всей видимости, доктор Рамбо пришел точно к такому же выводу. Уолдо вспомнил, что доктор почувствовал сильное беспокойство сразу после появления первых неисправностей.

Уолдо сожалел об исчезновении Рамбо. Сумасшедший Рамбо произвел на него гораздо большее впечатление, чем Рамбо, находящийся в своем уме. Похоже, этот человек не без способностей, раз сумел выяснить нечто такое, чего ему, Уолдо, до сих пор выяснить не удалось, пусть даже новое знание и свело беднягу с ума.

Он совершенно не боялся, что повторение опыта доктора, каким бы оно ни оказалось, может поколебать его собственный рассудок. Для такой самоуверенности имелось твердое основание: легкая склонность к паранойе надежно защищает человека от враждебных нападок внешнего мира. Подобное отклонение явилось для Уолдо не болезнью, а необходимым средством, без которого иная ситуация могла стать совершенно невыносимой, здесь было не больше патологии, чем в мозоли или благоприобретенном иммунитете.

Но даже если оставить в стороне эту особенность, Уолдо и тогда бы принял любое потрясение с большим хладнокровием, чем 99 процентов людей – его современников. Сам факт его рождения стал катастрофой.

Однако он не позволил обстоятельствам взять верх.

Достаточно было взглянуть на построенный для него дом, чтобы понять, с каким спокойным бесстрашием этот человек защищает себя от чуждого ему мира.

На какое-то время все мыслимые подходы к исследованию странного поведения металлических стержней исчерпали себя. Рамбо, который мог бы помочь, исчез. Оставался еще один человек, знавший об этом больше Уолдо. Необходимо было его найти. Уолдо позвонил Стивенсу.

– Есть какие-нибудь известия о докторе Рамбо?

– Никаких известий и никаких зацепок. У меня появилось подозрение, что несчастный умер.

– Вполне возможно. Этот знахарь, приятель вашего ассистента – Шнайдер, кажется, его зовут?

– Грампс Шнайдер.

– Да, точно. Не могли бы вы устроить мне с ним разговор?

– По телефону или лично?

– Конечно, я бы предпочел встретиться с ним здесь. Однако, думаю, старик слишком слаб, чтобы проделать такой путь. Вряд ли от него будет какая-либо польза, если он вдруг заболеет космической болезнью.

– Что ж, попробую что-нибудь сделать.

– Очень хорошо. Постарайтесь все сделать как можно быстрее. Кстати, доктор Стивенс…

– Да.

– Если окажется, что разговор состоится по телефону, проследите, чтоб в его доме установили переносную радиоаппаратуру, Я хочу, чтобы обстановка беседы была как можно более благоприятной.

– О'кей.

– Подумать только, – добавил Стивенс, повернувшись к Мак-Леоду, когда экран погас. – Великое Эго проявило заботу о своем ближнем.

– Толстяк, должно быть, заболел, – заключил Мак-Леод.

– Похоже на то. Тебя это дело касается не меньше меня, Мак. Поедем-ка в Пенсильванию вместе.

– А что с заводом?

– Скажи Каррутеру, что он теперь «ИО». Если что-нибудь случится, мы все равно не сможем помочь.

Стивенс позвонил вечером того же дня.

– Мистер Джонс.

– Слушаю, доктор.

– К сожалению, ваша просьба не может быть выполнена.

– Шнайдер не сможет приехать в «Вольную обитель»?

– И приехать не сможет, и поговорить с вами также не сможет.

– Я это понимаю так, что он мертв.

– Нет, жив, но категорически отказывается разговаривать по телефону. Говорит, что ему очень жаль вас разочаровывать, но он старается избегать любых соприкосновений с предметами такого рода – камерами, телевизорами, телефонами и тому подобным. Считает их опасными. Боюсь, нам не удастся избавить его от этого суеверия.

– Как поверенный в делах, мистер Стивенс, вы оставляете желать много лучшего.

Стивенс досчитал до десяти и только потом ответил: – Поверьте, я сделал все возможное, чтобы выполнить ваше поручение. Если вы не удовлетворены качеством моей работы, вам лучше обратиться к мистеру Глисону. – И он повесил трубку.

– А неплохо было бы двинуть ему по зубам, – мечтательно произнес Мак-Леод.

– Ты читаешь мои мысли, Мак.

Через своих агентов Уолдо сделал еще одну попытку встретиться со Шнайдером и получил тот же ответ.

Ситуация становилась почти невыносимой. Впервые за многие годы он встретил человека, которого нельзя было купить, запугать или, на худой конец, убедить.

Подкуп не удался. Чутье подсказывало ему, что едва ли возможно соблазнить Шнайдера деньгами. Что же касается других средств, то как запугать человека, если с ним нельзя встретиться и поговорить?

Дело зашло в тупик. Выхода не было.

Если, конечно, не прибегать к тем средствам, о которых лучше всего говорит пословица: «Охота пуще неволи». Но нет, об этом нельзя и думать. Лучше все бросить, признать, что заказ ему не по зубам, и разорвать контракт. Прошло уже семнадцать лет с тех пор, как он покинул Землю, и ничто не могло заставить его отдать свое тело во власть этой ужасной силы. Ничто!

Гравитация убьет его, задушит. Нет, никогда!

…Уолдо грациозно плыл по своей мастерской – перекормленный Купидон. Променять, пусть даже на короткое время, свободу на мучительные цепи силы тяжести? Смехотворно! Это ничем не окупится.

Проще заставить акрофоба залезть на небоскреб или назначить клаустрофобу встречу на дне самой глубокой в мире шахты.

– Дядя Гас?

– Привет, Уолдо. Хорошо, что позвонил.

– Скажи, для меня очень опасно спуститься на Землю?

– Как на Землю? Расскажи толком, чтобы я понял.

– Я хочу знать, повредит ли мне путешествие на Землю.

– Жуткий вопрос, – пробормотал Граймс. – Можно подумать, что ты собрался спуститься.

– Совершенно верно.

– Что случилось, Уолдо? С тобой все в порядке?

– Я совершенно здоров. Просто мне необходимо увидеть одного человека на Земле. Это единственный способ поговорить с ним, а разговор очень важен. Эта поездка может нанести мне вред?

– Думаю, нет, если ты будешь осторожен. В конце концов, ты там родился. Впрочем, соблюдай осторожность. Твое сердце слишком отвыкло от нагрузок.

– Господи Боже мой. Так ты считаешь, что есть опасность?

– Никакой опасности нет. Ты вполне здоров. Только тебе не следует переутомляться, и старайся держать себя в руках.

– Обязательно буду стараться. Дядя Гас?

– Что еще?

– Не мог бы ты приехать и помочь мне собраться в дорогу?

– В этом нет никакой необходимости.

– Ну пожалуйста, дядя Гас. Я не могу больше никому доверять.

– Пора бы тебе повзрослеть, Уолдо. Ну хорошо, я приеду, но только в последний раз.

– Теперь запомните, – наставлял Уолдо пилота. – Абсолютное ускорение не должно превышать одной и одной десятой ускорения свободного падения, даже при посадке. Я все время буду следить за акселерометром.