Это вызвало мимолетный интерес Монро-Альфы. «Клуб выживших» – в своем публичном, для всех открытом качестве – провозгласил своим почетным президентом Дерево генерала Шермана. «Отменная шутка,– подумал Клиффорд, – живое существо, идеально приспособленное к своей среде, старейшее на Земле и едва ли не бессмертное…»
Поврежденный автопилот заставил его призадуматься. Конечно, лететь можно и на ручном управлении, но в потоки движения над столицей при всем желании не впишешься, пока не заработает автоматика. Значит, надо найти какой-нибудь маленький городок…
Хотя нет – Мак-Фи приказал ему убраться подальше и двое суток не появляться на глаза, а брат Норберт рсегда знал, что говорил. Стоит Монро-Альфе появиться в каком-нибудь городишке, и он даже против воли может оказаться вовлеченным в военные действия.
Даже самому себе Монро-Альфа не признался бы, что дело не только в приказе, что боевой пыл в нем как-то иссяк, а слова Гамильтона посеяли сомнения в душе.
И все– таки с автопилотом надо было что-то делать. Собственно, ремонтная станция может оказаться и в парке -если учесть непрерывный поток туристов.
Здесь Перемена не может вызвать никаких сражений.
Монро– Альфа включил «туманное» зрение и устремился вниз.
Едва авиетка приземлилась, к ней направилась одинокая фигура.
– Парк закрыт, – объявил человек, приблизившись I эстолько, чтобы не надо было напрягать голос, – Здесь нельзя оставаться.
– У меня авария, – отозвался Монро-Альфа. – А почему закрыт парк?
– Понятия не имею. Какая-то заваруха там, внизу. Уже несколько часов назад всех егерей мобилизовали и направили на спецзадание, а нам пришлось выпроводить туристов. Кроме меня, тут не осталось никого.
– Вы можете починить авиетку?
– Могу… может быть. А что случилось?
Монро-Альфа показал.
– Это вам по силам?
– Только не переговорник. Для автопилота еще кое что наскребу. А что случилось? Похоже, вы сами его разбили…
– Нет. – Монро-Альфа достал из шкафчика излучатель и сунул в кобуру; смотритель носил повязку и потому сразу же смолк. – Я немного прогуляюсь, пока вы будете с этим возиться.
– – Да, сэр. Это не займет много времени.
Монро– Альфа извлек из бумажника двадцатикредитный банкнот и протянул смотрителю.
– Возьмите. А машину поставьте потом в ангар.
Ему хотелось остаться одному, ни с кем не разговаривать – и уж меньше всего с этим любопытным смотрителем. К тому же ему до сих пор не случалось бывать в парке. Разумеется, он видел эти места на экране – а кто ж не видел? – но ведь картинки все-таки не деревья… Клиффорд отправился в путь, хотя собственное душевное смятение поглощало его куда сильнее, чем окружающие гигантские секвойи.
Однако постепенно очарование места покорило его.
Не было ни солнца, ни неба. Стволы деревьев тянулись ввысь и там, над головой, терялись в туманной дымке. Стояла ничем не нарушаемая тишина. Даже звук шагов полностью поглощался толстым многолетним ковром палой хвои. Ни о каком горизонте здесь не было и речи – только бесконечные, уходящие насколько хватало глаз колонны: статные, стройные, не больше метра в диаметре, колонны сахарных сосен и массивные красно-коричневые колонны самих великанов. Они уходили во все стороны, и не было видно ничего, кроме деревьев. Деревьев, дымки над головой да ковра из опавшей хвои и кусочков коры под ногами, кое-где покрытого упрямыми пятнами несошедшего снега.
Время от времени припускал своеобразный здешний дождик – капало с ветвей далеких крон.
Не было тут и времени. Этот мир был, есть и будет, и он не нуждается во времени – казалось, деревья равнодушно отрицали само это понятие. Они могли признавать разве что времена года – так человек мимоходом замечает и сразу же забывает проходящее мгновение. Монро-Альфа ощущал себя рядом с ними слишком маленьким и суетным, чтобы быть ими замеченным.
Он остановился, а потом приблизился к одному из старейшин – почтительно, как и подобает младшему при обращении к старцам. Клиффорд коснулся его одеяния – сперва осторожно и робко, а потом, постепенно обретя уверенность, нажал всей ладонью. Несмотря на осевшую влагу, поверхность коры была на ощупь не прохладной, как у других деревьев, а теплой и живой. И сквозь эту теплую косматую шкуру в него стало перетекать ощущение спокойной силы. На том нижнем уровне сознания, где мысли еще не облечены в слова, Монро-Альфа ощущал уверенность, что дерево исполнено покоя и какого-то медлительного и смутного счастья.
Мало– помалу Клиффорда перестали волновать проблемы его собственного муравейника, ставшего на удивление далеким. Масштабы изменились, и яростные схватки этого мира утратили резкость очертаний, настолько размывшись как во времени, так и в пространстве, что Монро-Альфа перестал различать их детали.
К Патриарху он вышел неожиданно. Он просто брел лесом, воспринимая окружающее скорее чувствами, чем мыслями. Если и существовали какие-то знаки, способные предупредить о том, что ждет его впереди, Монро-Альфа их не заметил. Но открывшаяся его взгляду картина и не нуждалась ни в каких пояснениях. Другие гиганты были велики и стары, но этот господствовал над ними, как они господствовали над сахарными соснами.
Четыре тысячелетия стоял он здесь – все выдерживая, все преодолевая, создавая свои гигантские мышцы из живой древесной плоти. В дни его юности были молоды Египет и Вавилон. Пел и умер Давид. Великий Цезарь окрасил мозаичный пол Сената своей честолюбивой кровью. Мухаммед бежал. Христофор Колумб вконец надоел королеве… И белые люди обнаружили дерево, которое все так же вздымалось в высь и по прежнему зеленело. Они назвали его в честь человека, только этим и известного – Дерево генерала Шермана.
Но оно не нуждалось в имени. Оно было собой – старейшим гражданином этого мира, живущим вне тревог.
Монро– Альфа пробыл возле него недолго. Дерево помогло ему, но само его присутствие действовало на Клиффорда подавляюще -как и на всякого человека, когда-либо стоявшего у его подножия. Монро-Альфа повернулся и пошел назад, теперь, по контрасту, ощущая общество младших бессмертных почти с радостью. Не желая пока никого видеть, он сделал крюк и стороной обошел подземный ангар, возле которого оставил свою авиетку.
Вскоре дорогу ему преградила сплошная стена серого гранита, уходившая в обе стороны и вверх, в туман.
Туда же, наверх, вели ступеньки, искусно вырубленные в теле скалы, почти не нарушая ее естественности. У подножия этой узенькой лестницы Монро-Альфа заметил указатель: «Скала Моро». Но он и сам уже узнал ее – узнал, потому что не раз видел ее изображения и потому что она открылась ему на мгновение сквозь разрыв в тумане во время приземления. Это был громадный массив серого камня, высотой с горный пик и с добрую гору шириной – самое подходящее место для шабаша.
Клиффорд стал подниматься. Вскоре деревья исчезли. Не осталось ничего, кроме него самого, серого тумана и серой скалы. Чувство верха и низа стало зыбким, и Монро-Альфе пришлось сосредоточить все внимание на собственных ногах и на ступеньках, чтобы удержаться на них.
Он попробовал крикнуть: звук потерялся в пространстве, не породив эха.
Путь лежал по лезвию ножа – слева отвесная, плоская поверхность скалы, справа бездонное, пустое, серое ничто, откуда доносился лишь холодный ветер. Потом под ногами снова появилась тропа.
Клиффорд заторопился – он пришел к решению. Не ему соперничать в извечном спокойствии и уверенности со старым деревом – для этого он не создан. Как не создан – теперь он понимал это – и для жизни, которую вел до сих пор.
Нет нужды возвращаться к ней, нет нужды выяснять отношения с Гамильтоном или Мак-фи, кто бы из них ни вышел победителем из смертельной игры. Здесь было хорошее место – самое подходящее, чтобы умереть с достоинством.
Скала возвышалась на полных тысячу метров.
Наконец, слегка задохнувшись от последнего усилия, Клиффорд достиг вершины.
Он был готов – и сцена тоже была подготовлена. И тогда он заметил, что находится здесь не один. Неподалеку лежал человек и, опершись на локти, смотрел в пустоту.
