Она снова умолкает, смотрит на нас и переводит взгляд с одного на другого. Это было впервые, когда Марина Яковлевна серьезно рассказала нам о страхах. Еще не раз мы возвращались к этому вопросу, но самый первый разговор отложился в памяти наиболее отчетливо. Хотя на самом деле была еще одна причина, по которой именно это занятие так хорошо запомнилось.
– А теперь, – Учительница глядит на Рыжего, – вы мне покажете, как усвоили технику создания снов, и первым это сделает Семен.
Снова слышатся короткие смешки, а Рыжий поднимается из-за парты, краснеет, отчего веснушки на его лице становятся почти незаметными. Он проходит к доске.
– Ты готов? – строго спрашивает Марина Яковлевна, но глаза ее смеются.
– Готов, – привычно отвечает он, переминаясь с ноги на ногу.
– Тогда начинай.
Семен прикрывает глаза и неслышно шевелит губами, проговаривая последовательность необходимых действий. Никто не слышит, что он шепчет, но мы все прекрасно знаем алгоритм, поэтому без труда читаем по его губам: «Небо, солнце, облака, земля, деревья, трава…» Это продолжается около десяти минут, но никто не прерывает тишину. Все понимают, что любой посторонний звук может нарушить концентрацию нашего друга, и тогда ему придется начинать все заново.
Наконец, спустя какое-то время он открывает глаза и еле слышно роняет:
– Все.
Семен скользящим движением шагает к двери, будто держит полный до краев таз и опасается расплескать воду. Он останавливается, переводит дыхание, оглядывается сначала на Учительницу, потом на нас, и по его взгляду становится ясно: сейчас что-то будет. Что это «что-то», я совершенно не представляю, но с веселым предвкушением ожидаю, когда Марина Яковлевна скажет: «Вперед!» Судя по ее недоверчивому взгляду, она тоже почувствовала какой-то подвох, но все же говорит:
– Вперед, открывай!
Уже откровенно ухмыляясь, Семен толкает дверь, а мы подаемся вперед, пытаясь рассмотреть, что создал наш друг.
Учительница спокойно проходит к двери, выглядывает за нее, проверяя наличие угрозы или опасности. Затем она поворачивается к нам. Как бы ни был весел Семен, но он с заметным напряжением ожидает вердикта.
– Проходите, – не поворачивая к нам головы, произносит Марина Яковлевна и шагает за порог.
В тот же миг Рыжий широко улыбается. Он заметно расслабляется, потому что Учительница стабилизирует новосозданную фантазию, войдя в нее.
Первой у выхода оказывается Соня – ее парта находится к двери ближе всех. Я слышу изумленный вздох, едва девочка переступает порог. Сразу за ней следует Клаус, за ним к двери одновременно подбегают Катя и Сергей.
– Что ты там начудил? – спрашиваю Семена.
– Увидишь, – заговорщицки подмигивает он мне.
А я уже слышу разноголосые восклицания за дверью, где скрылись ребята, их радостные и удивленные возгласы. Не мешкая более, шагаю к выходу, выглядываю в дверной проем и замираю в немом изумлении.
– Ну как? – слышу я рядом его довольный голос.
– Что это? – отвечаю не в состоянии осознать, где оказался.
– Это моя фантазия, – слышится гордый ответ.
Ничего больше не говорю, потому что всецело поглощен созерцанием удивительного места. Первое ощущение, которое у меня возникает, – будто я попал в мультфильм, такие яркие, четкие и бескомпромиссные цвета царят в этом мире. Трава на поляне, куда выходит дверь из класса, как и листва деревьев поодаль, ярко зеленеет. Древесные стволы видятся в ровном коричневом цвете. Единственное, что кажется обычным, – небо и солнце на нем. Еще меня поражают цветы с бутонами самых разных оттенков – белых, желтых, красных, синих. Будто я попал в мир, нарисованный ребенком с помощью фломастеров.
– Кто уже понял, в чем дело? – спрашивает Марина Яковлевна, усаживаясь на стул.
– Нет живности, – сразу отвечает Соня.
– Правильно, – кивает Учительница, – а еще?
В самом деле, вокруг царит полная тишина. Особенно теперь, когда мы напряженно всматриваемся и вслушиваемся в окружающее пространство в поисках того, о чем спрашивает Марина Яковлевна.
– Все яркое какое-то, – негромко роняет Клаус.
– Верно, а почему? – снова спрашивает Учительница.
– Ветер есть, – говорю я, – но вокруг тихо. Не слышно, как листья шумят.
– Уже лучше, – подбадривает она.
В воздухе витают знакомые ароматы, на которые я не сразу обращаю внимание, а потом понимаю, что пахнет выпечкой. Шумно втягиваю носом воздух, пытаясь определить направление, откуда так аппетитно пахнет, и шагаю с пятачка голой земли у двери. Я останавливаюсь, сделав несколько шагов, и в недоумении смотрю на траву – что-то хрустнуло у меня под ногами. Делаю шаг в сторону. Снова хрустит. Спешно и удивленно оборачиваюсь, не в силах понять, что может издавать такие звуки – в траве нет ничего, что могло бы так хрустеть.
– Что это? – удивляется Соня, делая ко мне шаг и провоцируя появление такого же хруста.
– Трава, – догадываюсь я и обращаюсь к Рыжему, который с нескрываемым удовольствием наблюдает за нами: – Что с ней?
В ответ он лишь невозмутимо пожимает плечами, будто предлагая мне самому выяснить, что не так с травой. Я сажусь на корточки и провожу рукой по зеленой растительности.
– Она твердая, – в некотором замешательстве говорю я и ломаю несколько узких ярко-зеленых листьев. Они с хрустом крошатся. Уже догадываясь, в чем дело, подношу к лицу эти крошки и осторожно внюхиваюсь. Соня приседает и ломает несколько зеленых листьев. Кончиком языка пробую на вкус сорванную зелень и поднимаю лицо к Семену.
– Что это? – спрашиваю его, чувствуя во рту сладость.
– Глазурь, – он еле сдерживается, чтобы не засмеяться.
– Что? – почти одновременно вопрошают остальные ребята, внимательно следящие за мной. Спустя секунду они уже сами ломают траву и пробуют ее на вкус. Ясно теперь, почему под ногами так хрустело.
– И что, здесь все из глазури? – спрашивает Соня.
– Нет, – ухмыляется Рыжий.
– А из чего еще?
– Сами пробуйте, – коротко смеется он, шагает по траве, наклоняется, срывает какой-то синий цветок и начинает его жевать. Под нашими удивленными взглядами он веселится еще больше и с насмешкой следит, как мы повторяем его действия, срывая ближайшие цветы. Смотрю, как Соня нюхает желтый цветок, довольно улыбается и откусывает от него кусочек.
– Лимонная тянучка, – говорит она.
– У меня – вишневая! – восклицает Катя.
– А у меня – клубничная, – моргает Клаус.
Сергей не говорит ничего, а лишь увлеченно жует синие лепестки.
– А ты чего? Попробуй! – обращается ко мне Семен.
– Угу, – роняю я и иду к ближайшим деревьям.
За мной увязывается Соня. Она продолжает жевать и прихватывает с собой несколько цветов. Вижу, как Учительница с серьезным видом вдруг наклоняется вбок на стуле и срывает оранжевый цветок. Наверное, у него вкус апельсина или мандарина.
Вблизи деревья кажутся еще более странными из-за отсутствия оттенков. Их кора выглядит самой обычной с многочисленными складками, а в стволе ближайшего дерева, как раз на уровне глаз, виднеется небольшое темное дупло. Знакомый запах щекочет ноздри, и я, не поворачивая головы, произношу:
– Шоколад.
В ту же секунду Соня, позабыв о цветах в руках, бросается к дереву и пытается отломать кусочек от ствола.
– Ой! – она поворачивается и показывает испачканные ладони.
Я поднимаюсь на цыпочки и отламываю кончик ветки с несколькими листьями. И правда – шоколад, но не черный, а молочный. А листья…
– Листья из чего? – поворачиваюсь к Семену.
– Бизе, – говорит он с набитым ртом, отчего получается что-то вроде «Бивэ!»
– Бизе? – не перестает удивляться Соня, отламывая листок.
– Ага, – кивает он. – Оно легкое, поэтому нагрузка на ствол и ветки небольшая.
– Да? – тянет девочка сладость и даже не жует ее.
– Не стойте под ветвями! – громко предупреждает Учительница.
– Почему? – спрашивает Рыжий.
Марина Яковлевна показывает рукой вверх.