31 Там же. — С. 252.

Оставил воспоминания о Шевченко и его ротный командир в Новопетровском

укреплении Е. Косарев. Они написаны много лет спустя. Мемуарист мог кое-какие детали и

забыть, но уж слишком явно в его воспоминаниях проглядывает тенденция выдать себя едва

ли не за благодетеля Шевченко, человека, который стремился облегчить его службу. Но из

других вполне достоверных источников известно, что Е. Косарев был под стать Д. Мешкову,

который стремился продемонстрировать свою власть над сосланным поэтом. В дневнике

Шевченкоесть характерная в этом отношении запись. Уже когда в форте все знали, что

вскоре Шевченко получит свободу, Е. Косарев распорядился включить его в почетный

караул. «К 7 часам, — читаем в дневнике поэта, — все было готово, в полной амуниции

люди были выведены на полянку, в том числе и я, в 7 часов явился сам капитан Косарев во

всем своем ослином величии и после горделивого приветствия подошел прямо ко мне,

благосклонно хлопнув меня по плечу, и сказал: «Что, брат, отставка? Нет, мы еще из тебя

сделаем отличного правофлангового, а потом и с богом». И тут же отдал приказание

капральному ефрейтору заняться со мной маршировкой, и ружейными приемами часика

четыре в день» (V, 53).

Даже участливое отношение к поэту коменданта укрепления И. Ускова не всегда

соответственно воздействовало на подчиненных. Е. Косарев заботился прежде всего о

служебной карьере, о том, чтобы подчеркнуть свою власть над солдатами, свое

превосходство над ними.

Смрадная казарма, муштра, моральная угнетенность в течение десяти лет подорвали

здоровье Шевченко, и он из ссылки возвращался постаревшим, физически надломленным,

но — духовно не покоренным. Поэтическое творчество, общественно-политическая

деятельность, возобновившиеся с первым дыханием свободы, свидетельствовали о его

дальнейшем возмужании. В новой исторической обстановке, характеризующейся

обострением феодально-крепостнической системы, поэзия Шевченко зазвучала с новой

силой. Расширился круг ее ценителей, возросло внимание к ней со стороны общерусской

демократии.

Возвращавшегося из ссылки поэта радушно встречали почитатели его музы в Астрахани

и Нижнем Новгороде. Об этом речь идет в воспоминаниях И. Клопотовского, работавшего

учителем Астраханской гимназии (его воспоминания записаны В. Кларком), чиновника

нижегородской палаты К. Шрейдерса (в записях Г. Демьянова), у которого Шевченко жил на

16

квартире во время длительной вынужденной остановки в Нижнем Новгороде. К. Шрейдерс

выезжал тогда по делам и в Петербург. По просьбе поэта он навестил М. Лазаревского и

застал там немало студентов, которые, узнав, что К. Шрейдерс приютил Шевченко,

устроили ему настоящую овацию.

Последний период жизни Шевченко освещен в воспоминаниях современников шире,

обстоятельнее. Среди их авторов — видные писатели, художники, общественные деятели.

Кроме упомянутых уже И. Тургенева и Я. Полонского, — Н. Лесков, М. Микешин, Г.

Честаховский, Л. Жемчужников, А. Церетели. Во многих из них акцент сделан не на

деталях быта, а на его интересах к науке, литературе, искусству, участии в общественных

делах. Понимая, насколько важно полно и правдиво запечатлеть не только факты, но и их

обусловленность конкретно-историческими обстоятельствами, многие мемуаристы

стремились воспроизвести образ поэта в контексте эпохи как исторической, так и

литературной, раскрыть величие и своеобразие его духовного мира. Тут же встречаем

немало сведений о всесторонних связях украинского поэта с деятелями культуры России,

Польши, Белоруссии, Грузии. Е. Юнге подробно рассказала о дружбе Шевченко с А.

Олдриджем.

О пристальном интересе Шевченко к достижениям русской литературы

сви-/17/детельствуют его записи в дневнике, высказывания в письмах. «Все дни моего

пребывания когда-то в Яготине, — писал поэт В. Репниной, — есть и будут для меня ряд

прекрасных воспоминаний. Один день был покрыт легкой тенью, но последнее письмо ваше

и это грустное воспоминание осветило. Конечно, вы забыли? вспомните! Случайно как-то

зашла речь у меня с вами о «Мертвых душах». И вы отозвались чрезвычайно сухо. Меня это

поразило неприятно, потому что я всегда читал Гоголя с наслаждением... Меня восхищает

ваше теперешнее мнение — и о Гоголе, и о его бессмертном создании... Перед Гоголем

должно благоговеть как перед человеком, одаренным самым глубоким умом и самою

нежною любовью к людям!» (VI, 64 — 65). Прочитав «Губернские очерки» М. Салтыкова-

Щедрина, Шевченко с восхищением писал о том, что в лице автора «Губернских очерков»

Гоголь имеет гениальных учеников, последователей, продолжающих его традиции в новых

исторических условиях. Такие отзывы о творчестве классиков русской литературы

убедительно свидетельствуют о том, что Шевченко хотел видеть такой и украинскую

литературу. Не случайно он столь решительно поддержал обличительный пафос «Народних

оповідань» Марко Вовчок, назвав ее в стихотворении «Марку Вовчку» «обличителем

жестоких людей несытых» (II, 323). И. Тургенев отмечал в своих воспоминаниях, что

Шевченко «был искренне к ней (Марко Вовчок. — В. Ш. ) привязан и высоко ценил ее

талант... на мой вопрос: какого автора мне следует читать, чтобы поскорее выучиться

малороссийскому языку? — он с живостью отвечал: «Марко Вовчка! Он один владеет

нашей речью!» 32.

По свидетельству И. Тургенева, Шевченко несколько раз заходил к нему, показывал ему

свою невольничью поэзию, переписанную в «Малу книжку», читал стихотворение «Садок

вишневий коло хати». Но в силу разных обстоятельств дружеские отношения у них не

сложились. Вполне открыться И. Тургеневу украинский поэт не мог. Отсюда — отмеченный

И. Тургеневым штрих в поведении поэта: «...Он держал себя осторожно, почти никогда не

высказывался, ни с кем не сблизился вполне: все словно сторонкой пробирался» 33. В этом,

видимо, кроется и причина такого замечания мемуариста: «Читал Шевченко, я полагаю,

очень мало (даже Гоголь был ему лишь поверхностно известен), а знал еще меньше того» 34.

Это никак не согласуется с приведенными выше высказываниями Шевченко о Гоголе, ни с

его творчеством (в том числе и дневником, в котором запечатлены обширные знания его

автора во всех сферах литературной и культурной жизни), ни с воспоминаниями других

современников, значительно ближе знавших Шевченко.

Революционная поэзия Шевченко распространялась в многочисленных списках еще до

его возвращения из ссылки. Часть ее опубликована за рубежом в 1859 году в сборнике

17

«Новые стихотворения Пушкина и Шевченки» (Лейпциг), который нелегально

распространялся и в России. Призывы украинского поэта к консолидации народов в борьбе

за свободу становились в период революционного подъема накануне крестьянской реформы

важной частью идеологии и практики русской революционной демократии. И то, что

Шевченко сближается с Чернышевским и его соратниками, а те принимают его как своего,

родного, — явление закономерное. «Шевченко, народный в Малороссии, — писал Н.

Огарев, — с восторгом принят как свой в русской литературе и стал для нас родной, — так

много было общего в наших страданиях и так самобытность каждого становится

необходимым условием общей свободы» 36. Шевченко посещает литературно-

художественные вечера у вице-президента Академии художеств Ф. Толстого, Н.

Костомарова, на которые собиралась художественная интеллигенция Петербурга. И

наоборот, писатели и художники Петербурга часто посещают Шевченко, проявляя к нему

искренние чувства симпатии и побратимства, оказывают ему всевозможную помощь в

освобождении родственников от крепостной зависимости. Н. Добролюбов, М. Михайлов, А.