Думитрашко Константин Данилович (1814 — 1866) — украинский поэт и переводчик, профессор
Киевской семинарии. Автор поэтического сборника поэзии «Бандурист», поэмы «Жабомишодраківка»
(«Батрахомиомахия», 1859), балад, песни «Черные брови, карие очи».
Сарти Джузеппе (1729 — 1802) — итальянский композитор, с 1784 года — придворный капельмейстер
в Петербурге.
Иванишев Николай Дмитриевич (1811 — 1874) — украинский историк права, профессор, а в 1862 —
1865 годах — ректор Киевского университета. Один из основателей Временной комиссии для разбора
древних актов, в которой в должности художника состоял Шевченко. Летом 1846 года осуществлял
раскопки могилы Перепять вблизи Фастова на Киевщине, в них принимал участие Шевченко.
...летний парусинный костюм его... до селе хранится у меня... — Теперь находится в Литературно-
мемориальном доме-музее Т. Шевченко в Киеве.
М. К. Чалый
НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ БИОГРАФИИ Т. Г. ШЕВЧЕНКА
Память о нашем народном поэте должна быть для нас святыней. Чтить эту
память — священный долг каждого, кто дорожит своею национальною
честию, своим достоинством, своим добрым именем.
Дизраэли
...Жизнь такого человека, как Шевченко, имеет великое значение для будущих
поколений. Явление Шевченка не случайность: с ним соединяется судьба целых миллионов
народов; в нем, как в фокусе, соединились духовные силы всего крепостного люда; он
вырос из родной почвы, облитой потом и кровию нашего кормильца-крестьянина... В лице
поэта народ, наконец, сознал свое безотрадное положение и выслал его на арену
просвещенного мира, в среду цивилизованного сословия — поведать свету задушевные
свои думы, тяготившие его в течение долгих лет. «Муза Шевченка, — по словам
Костомарова, — разодрала завесу народной жизни». Жизнью своею, столько же, сколько и
поэзиею, он заявил перед судом образованного сословия вопиющую неправду крепостного
права, разъяснил темные предания старины, осмыслил для нас народную поэзию, народный
быт, создал типы народного характера.
48
«Моя собственная судьба, — говорит сам поэт, — представленная в истинном свете,
могла бы навести не только простолюдина, но и тех, у кого простолюдин находится в полной
зависимости, на размышления глубокие и полезные для обеих сторон... История моей жизни
составляет часть истории моей родины» (из письма к редактору «Народного чтения»)...
В настоящее время в руках моих находится переписка покойного поэта с названым
братом его В. Г. Шевченком и несколько замечательных фактов из жизни поэта, сообщенных
мне щирим его приятелем И. М. Сошенком. Думаю, что и мои краткие, отрывочные заметки
будут иметь значение для биографии Шевченка. Начнем с этих заметок. /51/
I
В известном письме своем к редактору «Народного чтения» поэт наш, в первый раз в
жизни, решился «обнаружить перед светом несколько печальных фактов своего
существования»: он «не имел духу входить во все подробности своей жизни»; при
воспоминании его о своем прошедшем у него «коснела рука и сжималось сердце». Эта
задушевная исповедь, в которой прочувствовано каждое слово, производит на душу всякого,
кто не истлел внутренне, глубокое, потрясающее действие. «Сколько лет потерянных!
сколько цветов увядших! И что же, в самом деле, поэт купил у судьбы своими усилиями —
не погибнуть? Едва ли не одно страшное уразумение своего прошедшего». Оно ужасно.
Краткая автобиография Тараса Григорьевича имеет для нас более внутреннее,
психологическое значение; что же касается внешней, фактической стороны ее, то в ней
пропущено много весьма интересных подробностей, необходимых для полного уразумения
симпатической личности поэта. Пробелы эти мы, поклонники его великого таланта, обязаны
пополнить, руководствуясь правдивыми рассказами о нем близких ему людей.
На этот раз я ограничусь по преимуществу сведениями, сообщенными мне Сошенком, с
которым поэт, по его собственным словам, находился до смерти «в самых искренних,
братских отношениях ». (Сошенко знал Тараса в лучшую пору его поэтической
деятельности; поэт живо еще помнил тогда свое детство: в памяти его были еще слишком
свежи впечатления недавнего прошедшего. Но, к сожалению, Шевченков приятель, у
которого и своего горя было довольно, многое перезабыл из слышанного).
С самого раннего детства жизнь встретила бедного ребенка неприветливо, сурово.
Матери он почти не помнил. На седьмом году лишился отца и остался на руках мачехи
вместе с двумя сестрами: Яриной и другой — слепою. Здесь впервые он испытал много
горя. В самом нежном возрасте лишенный любви и материнских ласк мальчик привык
сосредоточиваться в себе самом, дичился людей и встречал недоверчиво всякое приветливое
обхождение с ним родных и соседей. Мачеха, невзлюбившая Тараса за его скрытный и
упрямый нрав, чтоб он не был на глазах, поручала ему летом пасти телят и свиней в
окрестностях Кирилловки и Тарасовки. Поля, окружающие эти села, представляют не
совсем ровную местность: степная даль заслоняется высокими могилами, которых вообще
довольно много в Звенигородском уезде.
Високії ті могили
Стоять та сумують...
С ломтем сухого хлеба мальчик проводил целые дни в поле. Любимым его местом для
отдыха в сильную жару была одна из таких могил. Он часто сидел под нею и бессознательно
смотрел вдаль. Известно, как эти первые впечатления детства отозвались у поэта в период
его зрелости, в его лучших произведениях:
49
Кругом його степ, як море
Широке, синіє;
За могилою могила,
А там — тілько мріє... /52/
К Тарасовке прилегает живописный пруд, поросший осокою и окаймленный стройными
тополями. Проезжая с Сошенком еще в 1849 году мимо этого пруда, мы невольно
вспомнили превосходную балладу про тополю — лиху долю:
По діброві вітер віє,
Гуляє по полю;
Край дороги гне тополю
До самого долу. .
и другую балладу — «Утоплена», в которой так поразительно хорошо передан
таинственный разговор ветра с осокою:
Прокинеться — тихесенько
В осоки нитае:
«Хто се, хто се по сім боці
Чеше косу? хто се?
Хто се, хто се по тім боці
Рве на собі коси?..»
Очевидно, краски для этих стихотворений заимствованы поэтом из родной местности.
Сестра Ярина передала нам один характерный факт из того же темного периода жизни
Тарасовой. У квартиранта-солдата украдено два с полтиною ассигнациями. Тот, разумеется,
наделал страшного шуму, чуть не разогнал всех из хаты. На кого тут взвалить вину?
Конечно, на сироту-горемыку. Избегая наказания, по одному лишь подозрению мачехи,
мальчик ушел со двора и скрылся в далеком огороде, в кустах калины. Там он просидел
четверо суток. Сестра Ярина, боясь за участь брата, тщательно скрывала от домашних его
убежище и украдкой носила ему есть, причем развлекала его разными игрушками. Тарас
устроил себе в кустах калины шалаш, проделал около него дорожки и усыпал их песком;
нарисовав на дереве род мишени, он упражнялся стрельбою в цель из бузиновой пуколки.
На пятый день убежище Тараса было открыто. Его взяли на допрос. Главным следователем
по этому делу был родной дядя Тарасов Павло, по словам Ярины, «великий катюга».
Истязание продолжалось около трех дней. Не выдержав пытки, мальчик, и то по просьбе
сестры, под розгами сознался наконец в преступлении, не им совершенном. Деньги, как
открылось после, украл сын мачехи, спрятав их в дупле старой вербы. Участие,
принимаемое сестрою в жалкой участи невинно терпевшего мальчика, ее горячая к нему
привязанность и ее собственная горькая доля, объясняют нам ту страстную любовь,
