— Чего ты ждешь, ангел? — испытующе спросила монахиня.

Но не умерла. Вселившись обратно в истерзанное, распластанное на полу тело, она с трудом раскрыла веки и поглядела на склонившегося над ней невысокого человека в сверкающих голубых доспехах.

— Это ты! — вскричала она с радостным облегчением. — Так мы все же победили!

Алмазная рукавица приподняла голубое забрало. Человек с огромным носом и смешливыми глазами взирал на нее сверху вниз, обнажив в улыбке мелкие, безупречно ровные зубы. Она никогда прежде его не видела.

— Нет, — ответил Гомнол, — вы не победили.

Амери почувствовала, как ее искалеченное тело оторвала от пола и удерживает на весу психокинетическая сила главы Гильдии Принудителей. Он устремился в ад, и она поплыла следом, будто нелепая надувная кукла. Клубы дыма рассеивались перед ним, маленькие язычки пламени гасли. Лицо его лучилось, освещая руины. На пути громоздились гигантские неподвижные формы в стеклянных доспехах и тела поменьше. Монахиня разглядела Ванду Йо: рот ее был разинут в последнем беззвучном крике; Герта и Ханси, неразлучных в смерти, как и в жизни, придавило каменной балкой. Халид сидел у стены, являя собой пародию на Богоматерь скорбящую: на мертвых его руках возлежал воитель тану, пронзенный железным копьем.

— Салям алейкум, бай! — прошептала она, и Халид растворился в темноте.

— Фабрике нанесен лишь поверхностный ущерб, — удовлетворенно сообщил Гомнол. — Надо признать, я свалял дурака. Довольно неприятно теперь рассыпаться в благодарностях перед потомством за спасение моей обители, особенно если учесть, что вы многих из них положили. Впрочем, пустяки.

Вспышка радужного света озарила подступавшую к ним темноту, и оглушительный голос отчеканил:

— Добро пожаловать, лорд Гильдии Принудителей! Лучше поздно, чем никогда.

Гомнол подошел к проему, где прежде были бронзовые двери. Остатки дыма и метапсихических паров рассеивались перед когортой рыцарей, небрежно опиравшихся на широкие мечи и стеклянные копья. Вождь Бурке и Бэзил, обгоревшие, окровавленные, от лодыжек до шеи опутанные стеклянной цепью, стояли на коленях перед полубогом в рубиновых доспехах. Рядом на полу распростерлась Фелиция без шлема, глаза закрыты, в лице и шее ни кровинки, если не считать мягкого сияния торквеса, сливавшегося с золотом волос.

Гомнол умственным посылом направил Амери к другим пленникам и, осторожно опустив ее на пол, ответствовал обратившемуся к нему голубому тану:

— От имени Гильдии выражаю благодарность тебе, брат Имидол, лорду Куллукету и всему потомству. Вы и впрямь подоспели как раз вовремя. Фабрика торквесов, кажется, не понесла серьезного ущерба.

— Да, она цела.

— Превосходно!

Маленький золотой футляр, прикрепленный к поясу Гомнола, открылся, оттуда вылетела сигара. Лорд откусил кончик, запалил табак с помощью психической энергии и с наслаждением выпустил в потолок дрожащее кольцо дыма.

— Из моих личных источников информации я узнал, что сегодня ночью готовится диверсия, — произнес он. — Правда, нас ввели в заблуждение, сообщив, что они попытаются проникнуть со стороны основного бастиона. Я устроил засаду там. Лорд Бормол и лорд Меченосец любезно вызвались быть нашими наблюдателями. Они будут здесь с минуты на минуту. — Гомнол уверенным взглядом окинул сгрудившееся перед ним потомство. — Если позволите, я избавлю вас от труда по очистке помещения. Целители спешат сюда, чтобы оказать помощь нашим пострадавшим братьям. Легкораненые наверняка к началу Битвы уже освободятся от целительной Кожи.

Пылающее лицо Имидола казалось высеченным из горного хрусталя.

— Мы потеряли пятнадцать рыцарей нашего священного ордена. Их сразило железо. Они уже в объятиях Таны, и никакая Кожа не в силах им помочь.

Гомнол нахмурился, уставившись на кончик своей сигары.

— Какой ужас! Чудовищно! — Он махнул рукой на Фелицию. — Но я вижу, вы отомстили первобытной женщине.

— Она не умерла, — ответил рубиновый Куллукет. — Я просто связал ее умственными нитями. Наше возмездие еще впереди.

— Так точно! — откликнулись остальные. — Возмездие всем изменникам!

Гомнол застыл на месте. Дым от его сигары игриво поднимался кверху и вытягивался в брешь пробитого потолка.

— Эта женщина выказала недюжинный запас психической энергии, — заметил Имидол.

— Гораздо более мощный, чем мы ожидали, — подтвердил Куллукет. — Троих из нас она уложила одной лишь силой своего ума.

— Мы с большим трудом совместными усилиями усмирили ее, — хором откликнулись золотисто-розовые братья-близнецы Кугал и Фиан.

— Но не раньше, чем она совершила свое последнее преступление, — заключил Имидол. — Ты понимаешь, о чем речь.

Доспехи и лица потомства разгорались все ярче. Совершенно четкая мысль второго принудителя отразилась в скопище умов.

— Стойте! — крикнул Гомнол.

Вся его метапсихическая мощь взревела, чтобы помешать им и заслонить свою душу от массированного мозгового удара сорока семи гуманоидов, сплотившихся вокруг ненависти Имидола, сына Нантусвель и Тагдала, будущего главы Гильдии Принудителей.

— Вы не смеете… — задохнулся Эусебио Гомес Нолан, — не смеете… посягнуть на жизнь своего брата. Тана этого не допустит!

«Ты не брат нам, ты ЧЕЛОВЕК, изменник, состоящий в сговоре с чудовищем Эйкеном Драмам, мы знаем, мы уверены, и потому ты умрешь… умрешь…»

— У вас нет доказательств! Нет… доказательств! — Гомнол скорчился, затем позвоночник его неестественно изогнулся назад. В своих тяжелых доспехах он камнем рухнул на пол.

— У потомства есть доказательства! — вскричал Имидол. — А доказательства для остальных мы получим потом. Сейчас ты умрешь как герой, как последняя жертва преступницы Фелиции — и такова будет официальная версия до тех пор, пока нас это устраивает, пока мы не сочтем нужным разоблачить всю гнусную подоплеку твоей измены! Умри, узурпатор! Умри!

Последний крик вырвался из уст Гомнола. Скрюченные конечности распрямились. Лицо внутри шаровидного сапфирового шлема посерело, затем побелело. И вот перед потомством Нантусвель уже лежит скелет и скалит белоснежные зубы. Упавшая на пол сигара еще долго распространяла вокруг свой аромат.

Куллукет Дознаватель надел серые торквесы на шеи Амери, вождя Бурке и Бэзила. Затем скалолаза — единственного из троих, кто мог еще держаться на ногах, — заставили взять железное лезвие и спилить золотой торквес Фелиции.

— Ей тоже серый? — полюбопытствовал Имидол.

— Потом, — отозвался Дознаватель. — Не хочу портить удовольствия, облегчая себе задачу.

На славу угостившись ранними букашками, козодой привольно кружил по предрассветному небу. За вершинами Юры оно уже розовело. Зашевелились стаи травоядных на плато. Замок тоже понемногу просыпался, но, к сожалению, нигде не было и следа людей-невидимок.

Козодой долго и безрезультатно парил над землей. Какая досада, ему до сих пор не удалось установить местонахождение Клода и мадам Гудериан! Значит, прячутся под землей. Без сомнения, мадам решила усилить свой творческий иллюзионизм естественным щитом из твердого гранита и плотно утрамбованной земли. Ну да ничего, рано или поздно они выйдут к вратам времени, и тогда он их зацапает.

Никто из обитателей Замка пока ничего не знал о прибытии Эйкена. Он прилетел сюда прямо из долины Роны, спрятал Копье в вершине росшего на берегу платана и устремился сюда на разведку. Кого волнует, что птаха порхает над окрестностями при дневном свете? Хорошо бы, конечно, отыскать их укрытие, вернуть себе человеческий облик и самому привести на место отряд из Замка!

Однако это чертовы перечницы, эти воркующие голубки его одурачили. Ну и ладно.

Вообще-то вся история прелестна, как подумаешь. Фатальна, но прелестна. Разумеется, ничего у них не выйдет. Откуда? У стотридцатитрехлетних развалин! Какая дикость, им бы довольствоваться стариковским воркованием в Герсиньянском лесу и жевать свою жвачку — так нет, впутываются в серьезные игры!