— Жуткое зрелище! — наконец промолвила Патриция. — Противное уму и чувствам… Трудно вообразить, что эта неповоротливая груда металла так легко парила в воздухе, а потом приземлилась, словно падающий лист. В нем весу миллионы тонн, горы оборудования, тысячи людей… Даже представить себе трудно. Сотню лет назад мы бы назвали это чудо миражом. Теперь это просто обычная посадка, основанная на исполь зовании возможностей динамических полей, с которыми так любезно познакомили нас экзотики. Сами бы мы добирались до этих технологий несколько веков, если бы вообще добрели…

— Это спорный вопрос, — с непонятным сожалением в голосе откликнулся Оуэн. — Стоит нам выйти из Галактического Содружества, и мы так устремимся вперед, что ни каким экзотикам нас не догнать. Мы делаем гигантские успехи, у нас есть прекрасно подготовленные кадры во всех областях науки, вот только единства нет. О чем это говорит? О том, что мы — раса молодая, незрелая. Собственно, в этом и заключается проблема, которая встает перед каждым, кто примкнул к нашему делу: где нам будет лучше? В пределах Содружества при условии полной автономии или вне его?

— Ты знаешь мое мнение по этому вопросу, Оуэн, — сказала Пэт, — я никогда не испытывала ни боли, ни сомнений.

Одета она была в брючный костюм, удачно подчеркивающий ее женственность и красоту. Высокая, с прекрасными каштановыми волосами, Патриция была под стать Оуэну с его живописно-киношным обаянием стареющего красавца-мужчины. Блуза у Пэт была с игривыми воланчиками на груди, на вороте — старинная испанская гемма из сердолика.

— По-моему, мы теряем время в этих бесплодных философских дискуссиях, — решительно добавила она, — Ох уж эти молодые Магнаты! Получили звание, и сразу в океан сомнений. И это в тот момент, когда экзотические расы набросили нам удавку на шею и не спеша затягивают ее. О чем здесь дискутировать, если при нынешнем раскладе в Консилиуме Государство Земля никак не может противостоять проискам экзотиков? С кем нам налаживать дружеские отношения? С ленивыми и нудными крондаками? На свете не найдешь больших консерваторов. С симбиариями, которые вечно завидуют нам, желчь так и сочится у них из пор? Или с обезумевшими на сексуальной почве гиями? Эти готовы целыми днями курлыкать, а потом вдруг заявляют, что они, видите ли, творят. Что же они творят? Оказывается, музыку!.. Однако их объединенный блок составляет добрых девять десятых Консилиума, а наш не может набрать больше одной четверти голосов. Что толку дискутировать по поводу очевидного? Единственным решением может быть только отделение.

— Ну-ну, поспокойней, — мягко сказал Оуэн. — Ты что, всерьез решила, что уже завтра мы сможем выйти из Содружества? Уверяю тебя, в этом случае мы проиграем! Все экзотики, соединившись в метаконцерт, задавят нас, загонят назад, в Солнечную систему. Мы и носа оттуда не сможем высунуть. Уверяю тебя, карантин будет жесткий.

— А вот я сомневаюсь, что они способны на это, — ответила Управляющая планетой. Теперь она говорила тихо, без прежней экзальтации: она не отрываясь смотрела на людей, которые находились на широкой площади, лежащей у подножия административного здания. — Даже если у нас отберут звездные корабли и другие материальные предметы, созданные на основе высоких технологий, все равно у нас останутся кадры. У нас останутся мозги… Мы все восстановим. Они же не посмеют уничтожить нас — это противоречит их паршивым принципам. А всякие другие меры, которые они установят, мы со временем преодолеем.

— Возможно, — кивнул Оуэн, — но на это уйдут поколения.

— В любом случае мы не можем идти на компромисс в вопросе о Единстве, — неожиданно резко заявила она. — Мы не можем позволить чуждым нам расам заставить нас слиться в ментальном единении. Что это вообще за пацифистские штучки! Мы имеем право на собственный путь развития. Это прежде всего!..

— Я согласен. Но они постоянно заявляют, что не собираются силой принуждать нас войти в Галактическое Единство.

— Конечно. Эти создания со всеми их разговорами о всеобщей любви и совершенном государстве, основанном исключительно на доброй воле, очень коварны. Они готовят нам ловушку. Постоянно напоминают, что мы неблагодарные, что мы отказываемся от космической гармонии, от светлого будущего. От рая на Земле… Но они врут, Оуэн. Они хотят сделать из нас покорных рабов, разрушить и вытравить нашу индивидуальность, подчинить наши взгляды на будущее их ублюдочному видению реальности.

Командующий флотом неожиданно, словно защищаясь, моргнул.

— Я надеюсь, ты не начнешь дискуссию на эту тему в присутствии управляющей политическим Директоратом Анн Ремилард и ее людей, когда они вытащат меня на ковер за отказ избавиться от мятежников на флоте?

Управляющая планетой широко, как фотомодель, улыбну лась.

— На этот счет можешь не беспокоиться. Я появлюсь здесь такая тихая-тихая, послушная-послушная. Постараюсь облегчить твою участь… Говорят, у этой Ремилард железная хватка, но ты не бойся. Ничего серьезного против тебя нет. Наши взгляды признаны официально и не являются преступлением.

— Да-а, ну и денек предстоит. — Оуэн взглянул на часы. — Правительственный курьер как раз сейчас вышел из лимбо. Я приказал освободить посадочную площадку для ОВП[31], она будет готова через пять минут. Пэт, я действительно нуждаюсь в твоей поддержке. Но помни — de la diplomatie, et encore diplomatie et toujours la diplomatie[32]

Она обняла его и нежно чмокнула в щеку.

— Ты лучше всех, mon cher commandant[33]. He беспокойся, мы справимся с этой инквизиторшей, у нас в запасе море доброты и обаяния. Мы докажем, что мятежники полны доблести, и уж в чем-чем, но в этом никому не уступят. Но доблесть мы проявим только в самую решительную минуту, а пока…

Оуэн грустно рассмеялся.

— Я вполне серьезно, — сказала Патриция. — Мне хорошо известно, какое мнение о нас обоих сложилось в Консилиуме. Нам терять нечего, и мы должны использовать этот шанс, чтобы отвести критику от Оканагона, в котором видят настоящий гадюшник, где собрались исключительно подстрекатели к мятежу.

— Я сомневаюсь, что на этот раз дело дойдет до подобных обвинений. Все будет чинно и благородно. Директорат по делам Содружества не имеет полномочий, чтобы взяться за очищение нашего флота от подрывных элементов. Хуже другое: они могут потребовать от офицеров-оперантов, чтобы те поддерживали новый курс Консилиума.

Патриция нарочито выпучила глаза и запела гнусавым го лоском:

— Ты не должен подозревать в тайных замыслах и тем более не имеешь права презирать своих собратьев по разуму! Ты не должен смотреть на этих бездушных ублюдков как на кучу дерьма! Ты не должен смущать эти невинные создания нежеланием слиться с ними в этом паскудном Единстве… Что еще? Ага, тебе не следует задумываться над тем, что люди обладают куда более впечатляющей ментальной силой по сравнению со всеми этими расами, особенно размышлять над тем, не лучше ли для нас всех было бы разойтись по-хорошему…

— Время работает на нас, Пэт. Консилиум никак не может решиться объявить нас вне закона. На это есть веская причина: подобное решение может открыть глаза большинству нормальных людей и не потерявших чести оперантов на то, что нас ждет в дальнейшем. Значит, мы не имеем права терять ни часа, чтобы убедить колеблющихся. Я верю, что наступит день, когда мы заставим Содружество признать наше право на отделение.

— Может быть. Ты бы лучше помолился, чтобы до поры до времени никто не смог помешать нам наладить производство ЦГ — Она отвернулась от Оуэна, достала пудреницу и, глядя на ее поблескивающий лаковый бок, обращаясь к ней, словно перед ней был священный амулет, медленно проговорила: — Да будет так! Ну, а теперь — добро пожаловать, Гене ральный инспектор, мы…

В этот момент завыла сирена и послышался встревоженный голос диктора: