Вздохнув, я осознала, что не ошиблась, и перевела взгляд на впереди стоящих голландцев. Но и тут меня ждал неприятный сюрприз: в моей очереди, регистрировавшейся на амстердамский рейс, тоже стояли совершенно чужие мне люди. Ни в их языке, ни в глазах я не прочла подтверждения, что не ошиблась в направлении. Я потопталась на месте, пытаясь понять, где мне комфортнее, и оказалась в пустом проходе ровно посередине между очередями.
Зарегистрировавшись на рейс, мы на короткое время слились одним коридором, ведущим в душный предбанник вылета, и только там, под жужжащие вентиляторы и вечное нытье детей, последний раз разделились на две группы: одна шла коридором налево в самолет на Москву, вторая – направо в Амстердам. Как раз на распутье стояла группа слепленных боками серых пластиковых стульев и напольная пепельница, и предлагалось последний раз перед полетом покурить. Я кивнула Машке и остановилась. Мне казалось, что моя душа сейчас разорвется на части, я должна была решить, в какой самолет свернуть, налево с мамой, Машкой и полупьяными мужиками и вульгарными тетками – в Москву, или направо, с хехекающими на своем гхе-хе голландском языке блондинами, с которыми у меня не больше общего, чем с людьми, удалявшимися налево. Я с ужасом осознала, что моей очереди тут не было вообще, – были две, и обе чужие! Я закурила и у меня полились тихие слезы. Больше всего на свете мне захотелось остаться в Турции, лишь бы не делать этого выбора.
Сейчас же, в полтретьего ночи, допивая бутылку вина на балконе квартиры, где я выросла, я чувствовала нечто похожее. Нет тут моей очереди. Есть лишь я и бутылка вина. И, может, этого вполне достаточно? И почему мне кажется, что я должна обязательно все досконально понимать в окружающем?
Макс для меня – странный, незнакомый тип, появившийся в стране уже после моего отъезда, мы с ним из разных стран, но какая разница? Кто сказал, что мы не можем быть счастливы? Я была почти уверена, что очень ему нравлюсь. В конце концов, он даже выбросил мой билет (сумасшедшая выходка, которая обойдется мне теперь в лишние пятьсот евро за новый билет, но, черт возьми, как это было приятно!) А родина? Что вообще она такое? Кусок земли, который тебя питает силой? Как на фронте, русские солдаты носили землю в платочке, – развернут, посмотрят, засмолят цигарку… и опять можно под пулеметы, поскольку понятно, за что и почему умираешь.
Путаные мысли бороздили мою пьяную голову. У меня не было такой земли, которую можно положить в платочек, но у меня нет и платочка. Зато есть бутылка вина, и родители, и Макс, который так мне нравился, и какая разница, где моя родина? И должна ли она быть вообще у человека? И стоит ли платить такую дорогую цену, как безусловное принятие национального менталитета со всеми его дурацкими ограничениями и полным отсутствием выбора, за это чувство – подержать горстку высохших песчинок в платке? И это мрачное удовлетворение, получаемое русскими при попытках вот так, ночью, после бутылки вина, покопаться в собственной душе – не осталось ли это во мне в нагрузку от родины? А тот факт, что мне ужасно нравится Макс, а я пытаюсь платить за себя в ресторане и боюсь разрешить себе влюбиться по-настоящему – это у меня уже от моих фламандских соотечественников? Думала, что освободилась от всей национальной гадости, а сама, возможно, наоборот, насобирала недостатки обеих стран?
Неожиданно для себя я решила, что с завтрашнего дня заживу простой, самой обычной жизнью – не буду изводить и без того слишком склонную к рефлексии нервную систему идиотским самокопанием, а поцелую Макса, и пускай случится все, как оно должно случиться. Я выцедила из бутылки последние капли уже теплой и гадкой жидкости, которую тут продают, выдавая за «Шабли» (Девятьсот восемьдесят рублей за бутылку! Возмутительно! В Голландии можно купить совершенно нормальное вино в пять раз дешевле!) и отправила Максу очень не голландскую по духу эсэмеэску: «priglashau tebya zavtra na ujin, kotoryi ya gotovlu u tebya doma v 7 vechera».
Через пару минут пришел ответ: «Как скажешь, солнышко».
Время было уже около трех ночи. Боже! Я его разбудила или он тоже не спал?
День пятый
Следующим утром ничего не предвещало драматических событий, которым уготовано было изменить мою жизнь и до начала которых оставались считанные счастливые часы. Моя новая (как решено вчера: простая и самая обычная) жизнь началась с обычной чашки кофе на мегапростой маминой кухне. Светило яркое летнее солнце, пахло нагретой травой из оврага, от кого-то из соседей доносились обрывки Земфиры:
…Этот город заполнен деньгами и проститутками,
Я не против ни тех, ни других, но только не сутками!
Я готова забыть и начать, разумеется, заново…
Приготовьте, согласно условиям, синего самого…
Настроение было отличное, и, сделав себе сэндвич с помидором и моцареллой, я решила отправиться на закупки продуктов, необходимых для ужина у Макса на даче. Памятуя о моем шоке от магазина «Перекресток», где мало-мальски импортный продукт стоил в три раза дороже, чем в Голландии, а качества при этом был просто ужасающего, я позвонила Машке узнать адрес приличного магазина.
– Только не подумай, что там будет дешевле «Перекрестка», – язвительно предупредила меня сестра, давая адрес ближайшей «Азбуки вкуса».
– Ладно пугать! Расплачусь, было бы за что! – ответила я весело, зная наперед, что какие бы сюрпризы мне не готовил сегодняшний московский день, испортить мне настроение так просто никому не удастся.
Цены в магазине меня все равно немного потрясли. Это в России такие таксы на импорт или просто не принято делать бизнес, накручивая меньше трехсот процентов прибыли? Еще одно неприятное открытие: несмотря на то, что выглядело все не в пример лучше, чем в «Перекрестке», на вкус продукты все равно были не такие. Французские сыры, пересекая российскую границу, как будто теряли цвет, авокадо – способность к дозреванию, пармская ветчина высыхала, пармезан – наоборот, размякал, а оливки приобретали прогорклый и кислый вкус.
Но главное – сколько же на такое простое дело, как покупка одной сумки продуктов, в Москве уходило времени! Вернувшись домой, я обнаружила, что Макс заедет уже через три часа, а у меня еще конь в сборах не валялся! Ежедневная йога и пробежка в соседнем сквере еще не сделаны, волосы смотаны в хвост, маникюр надо делать заново, на носу красуется неизвестно откуда взявшийся мини-прыщик, с которым еще предстоит побороться в ванной, а мучительные полчаса у чемодана вообще уже начинали меня доставать. Та-ак! Быстро! Без нервов! Пара-тройка асан, круг по скверу и начинаем собираться!
Минут через пятнадцать я остановилась на платье из линяло-лилового шелка, чуть выше колена, довольно открытый вырез которого кокетливо украшен выпуклыми цветками типа ромашек. Платье было специально куплено мной для Москвы и стоило почти треть моих месячных заработков. К нему – распущенные волосы, умеренные каблуки, французский маникюр и немного духов «Alien».
* * *
Час спустя наша машина мягко въехала в автоматические ворота сногсшибательной подмосковной виллы. Назвать эту постройку «дачей» не поворачивался язык. Огромный участок, на вид – около сорока соток, солидный каменный дом, окруженный кустами сирени и жасмина, ухоженные газоны с красивой садовой подсветкой, а перед самым входом – невероятная статуя, изображавшая что-то из греческой мифологии. Первое впечатление – растерянность и удивление выбору такой скульптуры.
– Вот мы и дома, – подмигнул Макс, который всю дорогу был очень общителен, пожалуй, даже слишком, без конца рассказывал анекдоты и забавные случаи из жизни, и, казалось, старательно избегал пауз, пытаясь скрыть волнение. Очевидно, моя выходка с ночной эсэмэской была, пожалуй, немного слишком преждевременной, откровенной? Не могу сказать, что я совсем в ней не засомневалась, протрезвев поутру и вспомнив о вчерашнем приступе пьяной решительности.