Начало наших биографий у нас почти полностью совпадало. Мы получались без малого ровесники, хотя меня не покидало чувство, что он намного меня старше. Оба коренные москвичи, оба выросли в хороших районах и ходили в приличные школы, оба из семей, где кто-то работал «там наверху». Только в моем случае это был дед, который, попав в Москву в военные годы, сумел честно пробить свой путь от летчика-испытателя в замминистра, а у Макса – его отец.
Мы заканчивали последние классы школы как раз под самое начало перестройки, в конце восьмидесятых. Забавно, мы сравнили наши воспоминания о том времени и обрадовались, что оба чувствовали одно и то же. Серая и запыленная страна, раскрашенная блеклыми красителями исключительно советского производства, вдруг загорелась неоновыми вывесками валютных ресторанов и магазинов, к которым подъезжали первые тогда предприимчивые молодые мальчики в голубых, наконец-то «родных» уже, «501 levis» и на своих первых иномарках – сильно подержанных, купленных у щедрых немцев, которым уже было западло ездить на таком старье. Продвинутые старшеклассники начали курить «Rothmans» и «Marlboro», а продвинутые девочки даже изыскивали возможность раздобыть зеленое «Marlboro» с ментолом или завораживающее взгляд своей роскошью разноцветное «Sobranie»! Все еще продавалось на доллары, но они уже не были такими недоступными, как раньше. Изголодавшаяся за семьдесят лет по ярким цветам и фирменным товарам страна жадно поглощала все, что ей могла предоставить перестройка. То тут, то там открывались все новые рестораны и кафе, в страну хлынули иностранные туристы, которые радостно меняли свои фирменные шмотки фарцовщикам на русские часы или матрешки, ввозя в страну долгожданную валюту. Вдруг стало понятно, зачем надо было учить иностранные языки. Немного поздновато, все школьные уроки мы уже к этому времени прогуляли, и пришлось идти на платные курсы!
Вместо уроков заучивались впервые появившиеся тогда новые слова: «каппучино», «пинта Гиннеса», нет-нет, не пол-литра, а именно пинта (нельзя ошибаться!), «антипаста», и не «буфет», а именно «салат-бар», а в сетевые итальянские едальни стояли двухчасовые очереди за чесночными гренками! Вот западный тогда еще менеджмент, наверное, балдел от такой массовой советской потребительской истерии!
Мы сравнивали, как оба научились проходить мимо очереди в первый тогда «Макдоналдс» на Пушкинской площади, где тоже надо было заучивать новые слова и не путать старорежимное «мороженое» со столь возбуждающим юношеское наше воображение «сандеем»! Для этого приходилось разыгрывать спектакль из двух человек, которые, извиняясь и мягко раздвигая огибающую всю площадь полукилометровую очередь, громко обсуждают, показывая пальцем куда-то вперед: «Да вон он, в зеленой шапке стоит, Вовка наш, вон, не туда смотришь, впереди в очереди… Товарищи, разрешите пройти, отходили позвонить, отстали от друга!» Проблемы обычно уже начинались у стеклянных дверей в рай фаст-фуда (тогда еще никто и не догадывался, что он смертельно вреден для здоровья), где простоявшая два с половиной часа и уже изрядно озверевшая очередь не хотела никого пропускать, и надо было применять все артистические таланты, убеждая, что «Вовка уже возле кассы стоит, вон он, товарищи, ну вон он, в зеленой шапке, не видите сами, что ли?! Пустите, мужчина! Что вы меня за локоть держите? Я тоже вас не помню!»
Надо ли повторять, что школьные уроки прогуливались нещадно, не уроками даже, а целыми днями! И если умолить школьных учителей поставить тебе тройку, вымыв в конце четверти все парты, – задача еще хоть как-то разрешимая, то вот поступить в приличный институт без репетиторов уже было совершенно невозможно. Все знания по химии и физике напрочь заместились внезапно появившимися и, как тогда казалось, гораздо более важными знаниями о новой жизни. Приличные родители, оказавшиеся морально устойчивее к происходящему в стране и полагавшие, что без высшего образования все равно не обойтись, давали нам денег на репетиторов. Но тех мы прогуливали не с меньшим энтузиазмом, покупая на эти деньги фирменные джинсы и импортное пиво, тогда еще только в жестяных банках. А мальчики еще должны были и одаривать девочек, для чего пытались уже в старших классах как-то зарабатывать. Макс, с детства ловкий и предприимчивый, пел и играл на гитаре на Арбате и подфарцовывал чем попало.
Понятно, что после школы мы оба с треском провалили вступительные экзамены в институт. Но почему-то совершенно не расстроились. В институт пошли те наши одноклассники, которые были начисто лишены амбиций и воображения. Нет, ну на самом деле, если задуматься… Своих мозгов в таком нежном возрасте ни у кого еще и быть не могло, и не отвлекались на эту разноцветную, блестящую всеми огнями новой жизни и новых возможностей перестройку только те, кто просто прозаически не сумел этого сделать. Лучше всех поступали в институты некрасивые девочки – они не то что не хотели попасть в ресторан, а просто их никто туда не приглашал, и они ходили к репетиторам, поскольку не знали, что еще делать после школы – и неловкие, угловатые мальчики, мечтающие раздобыть где-то долларов и пригласить куда-нибудь красивых девочек, но, к сожалению, не одаренные для этого ни воображением, ни энергией.
К тому же большая проблема возникла и с выбором – куда теперь поступать? Престижные в совет ские времена гуманитарные психологические, социологические, филологические и исторические факультеты больше не выглядели перспективными. Профессии учителей, врачей, инженеров и экономистов, то есть наших родителей, сидящих на зарплатах, больше не казались нам интересным будущим. Расцветали все виды торговли, кругом появлялись жуткие пластмассовые коммерческие палатки, где за день можно было заработать три родительских зарплаты. А объявления о найме на работу в западные компании в англоязычной «Moscow Times», распространявшейся исключительно по холлам таких заведений, куда без денег и не попадешь, предлагала колоссальную зарплату в долларах исключительно «молодым и предприимчивым, со знанием языка», без упоминания уровня образования вообще.
Не поступив в художественную академию и самозабвенно отпраздновав это, отгуляв сумасшедшее лето 1990 года, я, молниеносно выучившая за одно лето английский язык, нашла, сидя с сильного похмелья в гостинице «Славянская» за чашкой эспрессо (никогда не пытаться произносить эКспрессо, дело не в быстроте приготовления, хотя она тоже поражала, а в методе приготовления под прессом!) все в той же «Moscow Times» объявление и устроилась в «Carrefour» кем-то вроде стендиста на постоянно действующей выставке-продаже товаров народного потребления.
Работа была не пыльная. Едва тогда приватизированные сибирские заводы вдруг получили в свое распоряжение заработанные доллары и совершенно не знали, что с ними делать. Такие делегации, состоявшие обычно из двух испуганных теток и одного мужчины средних лет, выданного им в качестве охраны для столь опасного предприятия, как поездка в Москву, доезжали до нашей выставки-продажи, где в мои обязанности входил выбор всего, что им требовалось. А требовалось им все! У них разбегались глаза при виде импортных косметических средств, кофеварок, двухкамерных холодильников и нервущихся колготок. Я оформляла пару заказов в день и с обеда уже переходила к своим основным обязанностям, а именно – организовать своему отрывающемуся в России на полную катушку западному начальству достойный вечер.
Я быстро разобралась, в каких ресторанах и отелях им было веселее, и вторую половину дня проводила, бронируя театральные билеты и групповые столики во всех видах ресторанов и клубов. Также, с гордостью привлекая к себе взгляды красивых мальчиков, ездила на нашей фирменной глянцево-обложечной новенькой с иголочки «Volvo» с шофером на закупки коробок и упаковок алкоголя и импортных деликатесов в доживающие свои последние дни продуктовые «Березки». Специально нанятая повариха, молодая шустрая девочка с журналистским образованием, накрывала нам из продуктов, привезенных мной и шофером, поздний ланч в офисе, после чего все плавно и ненавязчиво переходило в ранний вечер. Я должна была рассадить всех по такси, проследить, чтобы иностранцы в полном составе доехали до ресторана, побыть там администратором-организатором, рассадить их всех до последнего по такси в три часа ночи и удостовериться, что они без приключений разъехались, наконец, по своим отелям.
