– Значит, это конец… вернее, начало конца, – прошептала Катарина и с детским испугом заглянула мне в глаза.

– Страшно тебе, цветочек, – усмехнулся я, прижав девушку к себе. – Не бойся, маленькая, не бойся.

Моя спутница уткнулась головой мне в грудь и обняла меня в ответ, да так, что у меня перехватило дыхание.

– Не буду бояться, – сорвалось с её губ. – Обещаю…

Первое, что я услышал, когда окончательно вернулся в реальность, это полный ужаса женский крик, просивший вызвать не то полицию, не то скорую помощь. Затем раздался ещё один вопль, уже мужской и ещё один. Я подошел к окну, раздвинул шторы и… замер, ошеломленный открывшейся передо мной картиной. Все соседние дома были разрушены или сильно повреждены, как бывает после мощного землетрясения. Кое-где полыхали пожары, и кричали люди. Мне приходилось видеть нечто подобное в Заграде после ковровых бомбардировок, но там кричали умирающие солдаты регулярной армии или бойцы повстанческих отрядов, здесь кричали мирные горожане, бесконечно далёкие от войны и от всего, что с ней связано. Каждый из нас в глубине души понимает, что взявший меч – от меча погибнет, смерть на войне не просто ожидаема, она закономерна. Совсем другое дело – смерть в мирное время, смерть людей, до боли привязанных к своему уютному материальному миру, который они сами создают и за которым они бережно ухаживают, как ухаживает хозяйка за своим любимым растением на подоконнике.

– Света нет, телефон не ловит, – сообщила мне Катарина, – похоже, весь город накрыло.

– Да… Ринермо больше нет. Собирай наши вещи, дождемся рассвета и рванем.

Утром мы с Катариной оставили нашу съемную квартиру и, перекинув армейские сумки через плечо, пошли по направлению к южной трассе. На развороченных ночным землетрясением улицах не было ни души.

– Тихо, как в склепе, – передернула плечами Катарина.

«Невероятно точное сравнение, – подумал я, – точнее и не скажешь, как в склепе». Весь город превратился в руины, под которыми нашли свой покой застигнутые врасплох горожане.

– Смотри, Марко! – Катарина указала на железные ворота с вывеской «Автосервис». – Зайдем?

– Конечно, зайдем. Марш-броски не мой конёк, да и выбираться надо из города… – Я ухватился за бетонную ограду, подтянулся и спрыгнул во внутренний двор. Следом за мной с интервалом в несколько секунд на асфальт мягко приземлилась Катарина. Ремонтный ангар был практически полностью разрушен землетрясением, но на стоянке под открытым небом нас дожидались одиннадцать целых и невредимых автомобилей, готовых к выдаче.

Посовещавшись, мы решили взять черный внедорожник с тонированными стеклами. Катарина позаимствовала из пустой будки охранника ключи, я загрузил в машину наши сумки, и уже через пару минут мы покинули автосервис на чьей-то машине.

– Как думаешь, другие города тоже зацепило? – спросила Катарина.

– Думаю, да, во всяком случае, ангел сказал, что миру конец, хотя… кто знает, что именно он имел в виду. А ты как думаешь?

– Мне кажется, что во всем мире не осталось ничего, кроме руин и этой бесконечной заснеженной дороги… – задумалась девушка.

– Грустно? Ничего, сейчас загрузим нашего коня, как следует, и еще до заката из города выберемся, а там, может, и не так все скверно… – попытался подбодрить свою спутницу я.

– Да нет, что ты! Мне не грустно совсем. Вот если бы я одна была, тогда да, а с тобой – ни капельки! – сбивчиво заговорила девушка, будто до смерти боялась показаться мне грустной.

– Почему ты не хочешь, чтобы я думал, будто тебе грустно?

– А кому нужна депрессивная унылая спутница с кислой миной… Хороша же из меня помощница будет, не помощница – обуза! Надоем тебе, чего доброго… – совершенно серьезно рассуждала Катарина.

Я засмеялся.

– Что за глупости, маленькая. Я не только в радости с тобой, но и в печали, до самого конца и даже после него, – повторил я свою любимую фразу. – Да и ангел нас вместе благословил.

С каждым моим словом улыбка моей спутницы становилась все шире, наконец, не в силах сдержать эмоции, Катарина остановила машину, вцепилась мне в ворот куртки и накрыла своими губами мои губы. На несколько минут мы оставили реальный мир и погрузились с головой в море первобытной безудержной страсти.

– Это было неожиданно… – выдохнул я, когда эмоции утихли, – неожиданно, но очень приятно.

– Точно, – согласилась со мной Катарина, – смотрелось, как в крутом кино, наверное. – Мы засмеялись и продолжили наш путь по разрушенному городу.

Однако не успели мы проехать и квартала, как, словно из ниоткуда, на дороге возникла женская фигура. Катарина ударила по тормозам, и машина остановилась в метре от незнакомки, которая даже не попыталась отойти в сторону.

– Что ж ты, тётенька, на дорогу не смотришь, никак жить надоело? – опустив стекло, беззлобно спросил я. Женщина проигнорировала вопрос и, не поднимая глаз, продолжала что-то бормотать себе под нос.

– Она, похоже, не в себе… – Катарина внимательно разглядывала незнакомку.

– Может, подбросить её куда, – рассуждал я, – хотя куда мы её подбросить можем.

Внезапно женщина упала на колени, держась руками за живот, и тихо застонала. Я вышел из машины и подошел к распростертой на снегу фигуре. Как только я склонился над ней и протянул руку, чтобы коснуться её плеча, женщина молниеносным движением схватила меня за руку и, озираясь по сторонам, зашептала: – Бесы, бесы… в городе не осталось живых душ. Демоны входят без стука с острым ветром… В церкви бесы, в церкви… – женщина указала рукой на виднеющийся вдали купол храма. – Бегите отсюда.

Сумасшедшая упала на спину, и пальто, надетое на голое тело, распахнулось. Живот женщины был вспорот, а на дряблых грудях были вырезаны перевернутые звезды.

– Ничего себе… Никогда такого не видела, – проговорила Катарина, – как думаешь, кто её? Сатанисты?

Ноги женщины в поношенных ботинках перестали дергаться, глаза остекленели, а порыв ветра присыпал изрезанное тело чистым белым снегом.

– Черт его знает, может и сатанисты, – я понятия не имел, кто мог сотворить такое. – Прокатимся до церкви, посмотрим.

Стихийное бедствие, так неожиданно обрушившееся на город, каким-то непостижимым образом почти не тронуло маленькую православную церквушку, у ворот которой Катарина остановила наш внедорожник. Ни белоснежный фасад храма, ни золотой купол не пострадали от землетрясения, лишь одна из стен здания была проломлена упавшим строительным краном.

Мы вышли из машины и, осенив себя крестным знамением, шагнули внутрь. То, что я увидел внутри, потрясло меня до глубины души. Около упавшего паникадила стоял голый по пояс длинноволосый мужчина лет тридцати и справлял малую нужду. В нескольких шагах от него другой парень, присев на корточки, снимал скальп с мертвого священника. За двадцать восемь лет своей жизни я не видел ничего более ужасного и омерзительного, ведь даже на войне есть негласные правила и даже у самого жестокого сукина сына всегда есть некая черта, которую он никогда не пересечет. Услышав, как мы вошли, подонки почти одновременно повернулись в нашу сторону, и в их глазах я увидел не ярость, не страх и даже не пустоту, их лица просто сияли от… наслаждения, обыкновенного наслаждения, которое можно увидеть на лице добропорядочного семьянина во время воскресного пикника в парке. В следующее мгновение оба парня, не раздумывая ни секунды и не проронив ни слова, бросились на нас, как хорошо обученные сторожевые псы. Я приготовился встретить первого хорошим прямым и почти уже бросил свое тело в удар, но Катарина опередила меня – БАМ! БАМ! – два точных выстрела отправили нападавших в бессрочный нокаут. Мы подошли к распростертым на каменном полу телам. Я потер ладонью ухо:

– Здорово ты стреляешь, детка.

– Повезло, – пожала плечами Катарина.

Хрупкий, по всей видимости, женский, силуэт, облаченный в такой же черный балахон, что и один из убитых нами вандалов, мелькнул в дальнем углу зала и исчез в проломе, который оставила стрела упавшего крана. Моя спутница бросилась следом за беглянкой.