Джон предвидел, что, став президентом, будет вынужден ограничить свои сексуальные приключения, но под защитой лояльных сотрудников, жены и даже прессы новая должность только добавила ему привлекательности, что означало возможность заполучить фактически любую женщину. Частые отлучки Джеки предоставляли ему свободу действий. Записи в журналах спецслужб свидетельствуют, что первая леди очень много времени проводила за пределами Белого дома – уезжала то с детьми в Глен-Ору или Хайаннис-Порт, то с Ли за океан. По словам Ли, Джеки регулярно уезжала по пятницам в Виргинию и возвращалась не раньше понедельника, Джон никогда не покидал Белый дом до субботы. Лето Джеки тоже проводила вдали от Вашингтона. Например, первая половина июня 1961 года была посвящена государственному визиту во Францию, Вену и Лондон, а затем Джеки поехала отдыхать в Грецию. В Белый дом она вернулась всего на день, чтобы сразу отправиться с мужем в Глен-Ору, а оттуда на дебютный бал, который Рейчел Меллон устраивала в честь своей дочери в Аппервилле 16 июня. Следующую неделю она была в Вашингтоне, обсуждала с Дюпоном ход реставрации Белого дома и развлекала премьер-министра Японии Икэду. Первую декаду июля Джеки снова провела в Глен-Оре, приезжала в Вашингтон только ради торжественного обеда в Маунт-Верноне в честь Айюб Хана 11 июля, частного обеда в Белом доме 12-го для старых друзей – сенатора Гора с женой, Билла Уолтона и Чарли Бартлетта – и ужина в отеле «Мэйфлауэр» 13-го. Остаток месяца она опять провела вдали от Белого дома, отпраздновав свой тридцать второй день рождения с Джоном в Хайаннисе. В Вашингтон она вернулась только в начале октября.По натуре Джеки была свободолюбивой бунтаркой и, когда подолгу находилась в Белом доме, начинала мучиться клаустрофобией. «Там никогда не остаешься один, – говорила она Гору Видалу. – Сидишь в комнате, пытаешься написать письмо, и тут же кто-нибудь заходит». Джеки прошла школу Черного Джека и могла закрыть глаза на то, чем Джон занимался в ее отсутствие, но совсем другое дело, когда он при ней беззастенчиво приударял на частных вечеринках за ее знакомыми. Одна известная нью-йоркская дебютантка, на несколько лет моложе Джеки, рассказывала:
...
Он делал это прямо у нее на глазах. Уму непостижимо! Как-то раз в Нью-Йорке его бывшая подружка и ровесница организовала вечеринку после театрального спектакля. И он, видимо, сказал этой Фло Смит: “А как насчет хорошеньких девушек?” Его интересовали не проститутки, а приличные девушки. Фло Смит, к моему удивлению, позвонила мне, хотя я была простужена, и спросила: “Не хочешь прийти? Будет сам президент с женой”. Странно, подумала я, но почему бы и нет?.. И решила пойти, несмотря на простуду. Туда же пригласили еще одну мою близкую подругу, и из любопытства мы обе пошли. Там было еще четыре-пять знакомых девочек. Когда приехали Кеннеди, Фло, как сейчас помню, подходила к каждой из нас и говорила: “Президент хотел бы побеседовать с тобой”. Он расположился в кресле, Джеки сидела неподалеку, а рядом с мистером Кеннеди стоял пуф. Фло Смит предлагала каждой из нас подойти и поговорить с президентом. Аудиенция продолжалась минут десять… Честно говоря, я не сходила по нему с ума, как многие. То есть антипатии он у меня не вызывал, но и великим секс-символом я его не считала. Искры между нами не проскочило, ни с его стороны, ни с моей. Однако разговор продолжился, и он насмешливо спросил: “Почему вы не уйдете из Vogue, ведь это такая ерунда”. А я ответила: “Насколько мне известно, вы написали для нас статью и получили гонорар, значит, не такая уж и ерунда”. На этом интервью со мной, понятно, закончилось, и Фло меня увела. Он все же выбрал одну из девушек. Имени я, разумеется, называть не стану. Нас всех поразило, что он прямо в присутствии жены сказал Фло: “Я возьму вот эту”. Эту девушку, очень скромную, очень хорошенькую, совершенно очаровательную, мы все знали.
В другой раз я увидела Джеки, когда меня, к моему удивлению, пригласили на вечеринку в Белый дом, последнюю вечеринку перед тем, как его убили. Я пошла туда в сопровождении друга, человека намного старше меня, он до сих пор живет в Вашингтоне. Мы оба опять-таки изумленно наблюдали за происходящим: Джеки вальсировала, Джон тоже с кем-то танцевал – не со мной, моим кавалером был Линдон Джонсон, – причем долго он танцевать не мог, из-за спины, зато минут через пять вместе с партнершей исчезал в лифте, и возвращались они минут через двадцать. Мы с другом сидели и смотрели на все это. Я была в шоке, а Джеки не обращала внимания…
Мне кажется, жизнь с Кеннеди была сущим адом, ведь он не останавливался, как и все мужчины Кеннеди. Им непременно нужно было поиметь всех женщин в комнате. Помню, когда его убили, я сидела в своей маленькой квартирке на углу Пятой авеню и Восьмидесятой улицы и смотрела по телевизору похороны, вместе со мной находились четыре “вдовы”, замужние дамы, которые не могли даже вволю поплакать в присутствии мужей, причем каждая думала, что она единственная. Клянусь вам, в ту пору особым шиком считалось устоять перед обаянием президента, а не спать с ним… Каждый раз, когда входила в какую-нибудь комнату, она [Джеки] наверняка знала, что половина присутствующих дам переспала с ее мужем…
Одна из “вдов”, сидевших в моей гостиной, рассказывала о своем романе направо и налево, любому, кто готов слушать. Ее тайком – не знаю, подходит ли тут это слово – доставили в Белый дом в багажнике автомашины, он привел ее в бассейн, и там они… А ведь были еще и знаменитости вроде Энджи Дикинсон, которая в “Карлайле” поднималась к нему в номер на служебном лифте, и Мэрилин Монро… Одного я понять не могу. Все эти женщины знали, что они однодневки, и неужели им этого хотелось?»
Деми Гейтс вспоминал, что Джон даже не пытался скрывать романы с женщинами их круга: «Как-то раз я был там [в Белом доме] на приеме в честь Юджина Блэка, и Джон приударил сразу за двумя: за матерью и за дочерью. Во всяком случае, сначала он уединился с матерью, а двадцать минут спустя увел дочь… На вечеринке у Пегги Банкрофт в Нью-Йорке мой друг вышел из лифта и застукал в передней Джона, взасос целующегося с итальянской принцессой». Женщина, о которой идет речь, вращалась в самых высоких светских кругах, которые очень привлекали чету Кеннеди. Среди других аристократических любовниц Джона была еще одна итальянская принцесса, которая периодически навещала президента в Белом доме в отсутствие Джеки.
Окружающие считали, что Джеки не возражает против измен мужа, поскольку она не подавала виду. Ее действительно не трогало, когда муж кувыркался в бассейне с двумя секретаршами, но она очень огорчалась, когда Джон изменял ей с женщинами их круга. Робин Биддл Дьюк, которая вышла замуж в мае 1962 года, вспоминала: «У Джеки было множество поводов для расстройства и обид… Она вышла за Джона, который стал любовью всей ее жизни, а он ухлестывает за другими девушками. Я ей очень сочувствовала. Публичное унижение – штука мучительная. Все знали, что Джон изменяет ей. Разумеется, об этом не говорили, но, думаю, Джеки многое довелось пережить. По-моему, она любила Джона и всегда считала, что он любит ее. И он по-своему любил ее, только его любовь была относительной, а ее – абсолютной».
В этот период жизни, оказавшись в изоляции на вершине под названием Белый дом, Джеки не могла открыть душу ни перед кем, кроме сестры. Время от времени ее прорывало. Как вспоминает Энн Линкольн, «настроение у миссис Кеннеди резко менялось, иной раз она вдруг заводила речь о таких вещах, о каких в другое время предпочитала молчать. У нее действительно было два лица…»
Джеки недолюбливала женщин вообще и журналисток и жен чиновников в частности. Робин Биддл Дьюк вспоминала: «Она просто не воспринимала министерских жен. Мне приходилось несладко, поскольку я была женой начальника протокольной службы, а на приемах перед важными ужинами бывали только жены министров, с американской стороны и с гостевой. Если же какой-либо глава государства интересовал Джеки, например эфиопский император Хайле Селассие, то все толпились в одном конце зала, а она в другом конце разговаривала по-французски с этой важной особой, поскольку любила говорить по-французски, и мне приходилось подводить миссис Болл [жену Джорджа Болла, заместителя Госсекретаря] и вежливо просить: “Извините, миссис Кеннеди, миссис Болл не имела возможности поговорить с его величеством”. При этом я старалась быть тактичной, но понимала, что Джеки смотрит на меня волком. Словом, мне здорово доставалось, а все потому, что она считала их всех кучкой глупых, безвкусных дам».
