Оставаясь наедине, Кеннеди тоже ели с подносов, как Эйзенхауэры, причем каждого обслуживали двое дворецких. Когда Джон пожаловался на еду, Джеки привезла их старую кухарку Перл Нельсон, чтобы она готовила то, что нравится президенту, в частности суп из морепродуктов. Однако, когда приходили гости, все собирались в Семейной столовой – унылом помещении с высоким потолком, темными винно-красными шторами и коврами и стенами неопределенного цвета. Вдобавок там было очень холодно: центральное отопление в Белом доме устарело, а камины не использовались. В тот первый вечер, когда Джеки повела двух своих гостий в Зеленую комнату, чтобы после ужина выпить кофе, они обнаружили там у пустого камина три кабинетных кресла, расставленные полукругом. Президент и его гости тем временем бродили по первому этажу Белого дома в поисках туалета – и не нашли его. Сходная проблема беспокоила президента и в самый первый рабочий день. Систер Пэриш и ее молодой помощник Ричард Нельсон, которые утром работали в Овальном кабинете, обратили внимание на записку, написанную рукой президента: «Джеки, давай объявим войну туалетной бумаге. Черт возьми, где она?»
Джеки твердо решила, что их частная жизнь останется такой же, как до переезда в Белый дом, и следующим вечером к ним на ужин пришли Чарли и Марта Бартлетт. Джон и Джеки немедля принялись рассказывать о своих планах по изменению убранства Белого дома и сохранению архитектурного ансамбля площади Лафайет, где администрация Эйзенхауэра планировала снести ряд зданий. На следующий вечер экспромтом заглянул Билл Уолтон, который возглавит проектирование площади, пришел он не один, а с писательницей и военной корреспонденткой Мартой Геллхорн. В субботу Джон и Лоррейн Шерман Купер устроили ужин для четы Кеннеди и еще двадцати гостей. Когда Джон и Джеки с заснеженной улицы вошли в дом, романтически озаренный пламенем свечей, все ахнули, поскольку даже те, кто знал их давно, заметили перемену. Лоррейн вспоминала: «Они казались не от мира сего, такие красивые оба, от них исходило почти ощутимое сияние». Как позднее напишет Джо Олсоп, «первый период эры Кеннеди был настоящим праздником».
На выходные по традиции приехал Лем Биллингс. Уэст, старший церемониймейстер Белого дома, вспоминал: «Когда Кеннеди только переехали в Белый дом, Лем приезжал каждый уик-энд, иной раз без предупреждения». По словам Уэста, Биллингс вкупе с Дэйвом Пауэрсом были «этакими придворными шутами». Лем работал в рекламном агентстве в Нью-Йорке и принадлежал к числу тех немногих, кого Кеннеди приглашали и на свои загородные уик-энды. Однако родню Джеки держали на расстоянии. Джанет Окинклосс навещала дочь в Белом доме только по особым случаям; переехав в Белый дом, Кеннеди пригласили ее и Хьюди на чай. «Мне показалось, – писал Уэст, – миссис Кеннеди ведет себя с матерью суховато и официально». Не была она близка и с Роуз, которая раздражала ее, демонстративно присылая сыну и его семье молитвы, четки и всевозможные религиозные атрибуты. Примечательно, что Роуз чаще видели в отсутствие Джеки, и она явно наслаждалась ролью хозяйки Белого дома. Дорис Кэрнс Гудвин писала: «Роуз в ту пору завидовала невестке. Помню, как-то раз Лем Биллингс сказал, что она-то надеялась на роль королевы-матери, но Джеки ее обставила». Невесток Джеки тоже никогда обедать не приглашала; как и Роуз, они обычно хозяйничали в Белом доме в отсутствие первой леди. Уэст вспоминал: «Единственное исключение миссис Кеннеди делала для своего свекра, посла Джозефа П. Кеннеди. Когда отец президента приезжал с визитом, она легко и весело шла с ним под ручку и громко хохотала над его шутками. Лицо у нее было оживленное и счастливое, как в те минуты, когда она играла с детьми».
Еще одним исключением из правила «никакой родни» стали Ли и Стас. Ли, которая, как и Джеки, теперь постоянно числилась в списке самых модных знаменитостей, и Стас с его титулом и международными связями отлично подходили для Белого дома. Джеки, похоже, решила, что сестра и зять должны извлечь максимум пользы из ее нового высокого положения. «Когда Джеки принимала свою сестру, – писал Уэст, – все происходило с таким размахом, словно в гостях высокопоставленная официальная персона. Княгиня Радзивилл спала в Королевской спальне, а ее муж – в спальне Линкольна». Вечеринки, которые Джеки устраивала в честь Ли и Стаса, пользовались огромным успехом, на них специально прилетали знаменитости из Европы и видные особы из Нью-Йорка. «Я храню массу коробок с письмами Джеки, – рассказывала Ли. – Большая часть датирована 1960-ми годами и дальше – вся ее тогдашняя жизнь, она просила меня приехать, писала, чем угодила Джеку, чем не угодила и что бы его порадовало, мы много говорили о детях, старались, чтобы они почаще встречались и вместе проводили лето. Из этих писем видно, как Джеки хотелось, чтобы мы и наши дети как можно чаще бывали вместе. Первые три Рождества в 1960-х мы провели в Палм-Бич, где жили и почти все лето».
Джеки получила то, что хотела, пусть даже порой приходилось рвать старые дружеские связи. Аластер Форбс серьезно повздорил со Стасом, что в конечном счете положило конец и давней дружбе с Джоном. Форбс писал: «Мне стало ясно, что его отношения с женой очень зависят от его отношений с ее семьей. Здесь действовали два фактора. Во-первых, Джеки вела себя превосходно, была сущим сокровищем и никоим образом не вмешивалась в его политическую карьеру. Поэтому Джону искренне, всем сердцем хотелось отблагодарить жену, а он знал, что Джеки очень радовалась, когда сестра могла по максимуму воспользоваться связями с Белым домом». Для Радзивиллов «связи» носили не только чисто светский характер, близость к Кеннеди открывала новые возможности для бизнеса.
В воскресенье 29 января 1961 года Кеннеди устроили прием для членов правительства и их заместителей – всего для пятнадцати сотрудников администрации. Политиков пригласили с женами и детьми, присутствовала и пресс-служба Белого дома. Репортеры, привыкшие к чопорным приемам в холодных залах эпохи Эйзенхауэра, где не разрешалось курить и не подавали алкоголь, были поражены переменами. На следующий день газеты пестрели заголовками вроде «Теперь Белый дом стал настоящим домом». В столовой появился бар, гостям разрешили курить, для чего повсюду расставили пепельницы. В каминах потрескивали дрова, а комнаты украсили роскошными композициями из живых цветов: в Красной комнате стояли серебряные ведерки с тюльпанами и алыми гвоздиками, а в Синей комнате – с белыми тюльпанами и желтыми гвоздиками. Неформальная праздничная атмосфера стала результатом героических недельных трудов миссис Меллон (подруги и новой наставницы Джеки), Систер Пэриш и Тиш Болдридж. Чтобы оживить мрачный особняк, Систер Пэриш всю эту неделю целыми днями обходила комнаты, проверяла камины и расстановку пепельниц. Рейчел Ламберт Меллон, прирожденная флористка, привезла из своего виргинского имения Оук-Спрингс не только свежие цветы, но и садовника, а также помощницу-флористку, которая составила букеты в непринужденном стиле фламандских натюрмортов, в корне отличные от прежних унылых композиций. Скучные пальмы отправили в изгнание. Однако помимо комплиментов раздавались и негодующие возгласы: в доме главы государства подавали алкоголь, как можно! Кеннеди, очень щепетильный по части имиджа, рассердился на Тиш, обвинив ее в появлении бара. «По вашей милости у меня сразу неприятности», – посетовал он.Главным инструментом в управлении Белым домом стал для Джеки старший церемониймейстер Дж. Б. Уэст, фактически директор-распорядитель Белого дома, который служил и трем предыдущим президентам – Рузвельту, Трумэну и Эйзенхауэру. Почти три года они вместе с Джеки трудились над преображением резиденции, что явилось для Уэста совершенно новым опытом:
...
Мне предстояло перестроить управление Белым домом, раньше здешнее хозяйство велось традиционно, регламентированно, учрежденчески, теперь же предпочтение отдали обычному семейному дому. Отныне я занимался ампирными столами и кроличьими клетками, размещал махараджей и пони, плавал на пароходе по Потомаку и носил маскарадные костюмы; должен сказать, я наслаждался – самой интересной и творческой работой за всю мою бытность церемониймейстером.
