Джеки определенно не знала об опасностях регулярного применения стероидов, в ту пору об этом вообще мало кто знал. Существует риск так называемой гипомании с психотическими симптомами – параноидальным бредом, галлюцинациями и спутанностью сознания. До свадьбы у Кеннеди однажды случился такой приступ. С другой стороны, возрастают энергичность, уверенность в себе и общительность. С точки зрения Джеки, куда серьезнее было то, что стероиды, по-видимому, усилили и без того чрезмерное половое влечение мужа. Эти препараты увеличивают нормальные характеристики, а в случае с Джоном могли привести к «гиперсексуальности».
На лос-анджелесском съезде 1960 года сторонники Джонсона распространяли слухи, что Джон страдает болезнью Аддисона; одна из демократок-южан, Индия Эдвардс, даже заявила, что «Кеннеди настолько болен, что выглядит как хромой горбун» и жив только благодаря кортизону. Руководитель штаба Джонсона утверждал, что Кеннеди не сможет управлять страной, так как «вот-вот умрет». Хотя сторонники Кеннеди категорически отрицали наличие у него болезни Аддисона, а доктора (Травелл и Коэн) официально заявили, что обследование в декабре 1958 года не выявило дисфункции надпочечников, в ходе выборной кампании слухи продолжали упорно циркулировать, мало того, была предпринята попытка выкрасть его историю болезни, а один видный республиканец требовал от Кеннеди подтвердить или опровергнуть, что в статье об операции, сделанной по поводу болезни Аддисона анонимному пациенту (статья была опубликована в специальном медицинском журнале), речь шла именно о Джоне.
Неудивительно поэтому, что накануне инаугурации Американская медицинская ассоциация посвятила новому президенту США целую статью в журнале Todays Health. В статье рассматривалась история болезни Кеннеди и подчеркивалось, что он страдает вовсе не болезнью Аддисона в классической ее форме, а «несмертельной недостаточностью надпочечников». Если верить отчету, опубликованному в Time 27 января 1961 года, все проблемы Кеннеди со здоровьем остались в прошлом. Он все еще принимал кортикостероиды перорально, хотя, как сообщал журнал, «последние анализы показали, что надпочечники функционируют нормально». В медицинской карте за 1960 год отмечены «несколько несерьезных простуд, легкий ларингит и непродолжительный синусит». В свои сорок три года президент был «в хорошей физической форме, загорелый, хотя и набрал около пяти килограммов веса, что видно по округлившимся щекам [на самом деле побочный эффект кортизона], давление нормальное – 112/80». Доктора дали президенту добро на работу в Белом доме: «Вы совершенно здоровы. Ваши энергия, выносливость и сопротивляемость выше среднего, а способность справляться со сверхнагрузками, безусловно, превосходна».
Это лишь отчасти было правдой, однако внешне казалось, будто Кеннеди пышет здоровьем, – атлетическая фигура, широкие плечи и грудная клетка, узкие бедра и стройные длинные ноги. Бронзовый оттенок кожи, вызванный болезнью Аддисона, он усиливал естественным загаром, регулярно принимая нагишом солнечные ванны на специальной огороженной площадке в Палм-Бич, а мускулы накачал благодаря плаванию в океане и в бассейне. Волосы у него ничуть не поредели, зубы оставались белыми, несмотря на любовь к сигарам. Амбициозность, сила воли и гены делали его столь неугомонно-энергичным, что остальные не шли с ним ни в какое сравнение. А к постоянной боли он давно привык. Куда больше его заботил собственный внешний вид, ведь он был очень тщеславен, над чем Джеки безжалостно посмеивалась при всем честном народе. Иногда из-за применения кортизона у Кеннеди опухало лицо, что сильно его расстраивало. Однажды в Палм-Бич, в присутствии своих обожательниц Эвелин Линкольн и Мэри Галлахер, он посмотрел в зеркало, потом похлопал себя по щекам и сказал: «Перед инаугурацией надо похудеть, иначе придется все отменить».
В ноябре – декабре Кеннеди сформировал свою администрацию, выбрав лучших из лучших, успешных бизнесменов и финансистов, так, например, пост министра обороны занял Роберт Макнамара, а министром финансов стал Дуглас Диллон; кроме того, Кеннеди привлек в качестве советников выдающихся ученых, таких как Макджордж Банди, Уолтер Ростоу, Бёрк Маршалл, историк Артур М. Шлезингер, юрист Ричард Н. Гудвин и др. Приближался день инаугурации, и они символизировали начало новой эры, тот самый Новый рубеж, о котором не так давно говорил Кеннеди.
9 Коронация
Пусть отсюда до друга и до врага долетит весть о том, что эстафета передана новому поколению…
Из инаугурационной речи Джона Кеннеди
Вечером 20 января 1961 года в Вашингтоне шел снег; крупные пушистые хлопья медленно кружились в воздухе, когда Джеки в белом атласном платье от Cassinni, в изумрудах и брильянтах, взятых напрокат у Tiffany, вышла из своего дома, направляясь на инаугурационный концерт и гала-представление. События следующих двух дней сделают ее (в тридцать один год) мировой знаменитостью, женой тридцать пятого президента Соединенных Штатов Америки. «Включи свет, чтобы люди видели Джеки», – велел Кеннеди Биллу Уолтону, когда они ехали с концерта на гала-представление. Отныне свет всегда будет направлен на Джеки.
Гала-представление в официальную программу не входило, его организовали Фрэнк Синатра и Питер Лоуфорд. За счет средств, вырученных от продажи билетов (сто долларов с человека), предполагалось оплатить долги демократов по предвыборной кампании; приглашенные звезды выступали бесплатно, но, по слухам, собранные деньги ушли на оплату лимузинов с шоферами и шикарных номеров в отелях. Фактически получилось приватное торжество для клана Кеннеди и их друзей под джазовую музыку, праздник, который Кеннеди разделили со звездами шоу-бизнеса и хорошенькими девушками в коронах из искусственных брильянтов, которые в антрактах разносили гостям напитки. Синатра в полосатом костюме ввел в зал сияющую Джеки. Махалия Джексон исполнила «Усеянное звездами знамя» (The Star-Spangled Banner), Синатра спел одну из своих песен; также выступили Лоренс Оливье, Джимми Дюранте, Гарри Беллафонте и Бетт Дэвис, даже Элеонора Рузвельт присоединилась, прочитав вместе с Фредериком Марчем и Хелен Тробел «Минуту с Линкольном» (A Moment with Lincoln), основанную на прощальной речи, которую Линкольн произнес, уезжая из Спрингфилда в Вашингтон.
По окончании представления Джеки уехала домой, чтобы провести там последнюю ночь, а Кеннеди тем временем продолжили веселье, плавно переместившись в ресторан Пола Янга, где Джо и Роуз устроили «вечеринку в узком кругу» для трехсот приглашенных. Пол Фэй, приехавший в Вашингтон на инаугурацию, остановился у Бобби и Этель в Хикори-Хилле. По дороге на гала-представление Этель сказала Полу: «Надеюсь, ты найдешь, чем отблагодарить старушку Этель, потому что она приготовила тебе замечательный подарок…» «Подарком» оказалась кинозвезда Энджи Дикинсон. «Сумеешь понравиться, – добавила Этель, – будет тебе пара на вечер». Репортеры утверждали – а Фэй упорно отрицал, – что Фэй в тот вечер прикрывал амуры Кеннеди и Энджи Дикинсон. Мэри ван Ренсселаар Тэйер коротко написала: «Джон развлекался вовсю, а в 3.28 утра спецагенты доставили его домой».
В день инаугурации Джеки и Джон вместе позавтракали последний раз в библиотеке своего дома. На голубом небе ярко светило солнце, искрившееся в сугробах, мороз пробирал до костей. Кеннеди, как обычно, поставил перед собой на столик поднос – апельсиновый сок, бекон, два яйца пашот, тост, мармелад и кофе. Джеки сидела напротив с похожим набором – апельсиновый сок, тост с медом и кофе с обезжиренным молоком. Джон, по обыкновению, быстро просмотрел утренние газеты, а в 8.55 пошел к мессе в соседнюю церковь Святой Троицы. Потом оба оделись для церемонии. Джек следовал инструкции почтенного восьмидесятичетырехлетнего сенатора от Аризоны Карла Хейдена: «Передайте этому молодому человеку, что ему надо надеть визитку и цилиндр. Я хочу, чтобы он выглядел как настоящий президент». Джону пришлось повозиться с крахмальным стоячим воротничком, который не очень шел к его округлившимся щекам. Джеки надела простое бежевое шерстяное платье, пальто от Cassini и шляпку-таблетку в тон. Пальто с круглым собольим воротником под стать ее муфте пришлось на скорую руку снабдить теплой подкладкой, чтобы Джеки не замерзла. Со своим чутьем к театральности она специально задумала этот неяркий наряд простого покроя, чтобы выделяться на фоне толпы женщин, закутанных в меха.
