Джеки чувствовала себя до странности неприкаянной, ведь Онассис часто оставлял ее одну на Скорпиосе, а сам улетал по делам в Монте-Карло или в Париж, где совмещал приятное с полезным и встречался с Марией. Временами она проводила день-другой с Артемидой. Кроме Артемиды, Ники Гуландрис, профессора Георгакиса и его дочери Хлои у нее было не много греческих друзей. Один из них вспоминал: «У Джеки не было в Греции настоящей жизни и широкого круга общения, поэтому она, конечно, занялась тем, что вызывало у нее интерес, – осматривала древние памятники, ходила по музеям, изучала археологию и искусство. Афинская “светская жизнь” ее не волновала, и разве можно винить ее за это? Онассис в основном общался с деловыми партнерами и в светской жизни тоже не участвовал. Делал дела, вечером иной раз расслаблялся… До этой женитьбы Аристо много лет жил с Марией Каллас, и у них с Марией был свой круг друзей, к примеру Коста Грацос, старый друг Ари, с которым Мария тоже подружилась. И они любили жить на яхте. Понимаете, после женитьбы на Джеки ситуация изменилась. Шумных вечеринок не было, только Аристо, Джеки да я, все тихо-спокойно. Безмятежные дни. Мы читали, купались, ходили на Корфу подобрать что-нибудь для дома. Мне казалось, самое лучшее занятие – посмотреть то, что безвозвратно исчезает. И я возил Джеки в Аттику и на острова – Родос, Линдос, где еще есть древние храмы, Патмос, иногда навещали друзей, например Тедди Миллингтона-Дрейка».

У художника Тедди Миллингтона-Дрейка и его друга, дизайнера Джона Стефанидиса, был на Патмосе дом, который часто снимали для модных журналов по дизайну. Джеки и Ли, которая приехала погостить к сестре, очень хотели посмотреть дом и получили приглашение на обед. Визит несколько подпортило то, что вертолет Джеки прилетел с опозданием, из-за сильного встречного ветра; к тому времени гости Тедди уже все съели и выпили. Один из компании Джеки воспоминал: «Когда мы прибыли, все там уже напились до чертиков». Стараясь уберечь личную жизнь Джеки от посягательств, Тедди запер всех служанок в доме, чтобы они не проболтались в деревне. Джеки и Ли поднялись к заброшенному монастырю, и тут, как назло, причалил круизный теплоход, битком набитый американскими туристами, которые конечно же узнали Джеки, принялись орать и фотографировать.

Поместье Онассиса в Глифаде тоже выглядело не совсем так, как привыкла Джеки. По словам одного из друзей, виллы в Глифаде были «в типично афинском буржуазном вкусе. Их было две, земля-то принадлежала семье, и заправляли там сестры Онассиса, его родная сестра Артемида и сводные… Он их всех любил, но Артемиду выделял, во-первых, она его родная сестра, вдобавок старшая, а кроме того, она всегда его защищала и жизнь бы за него отдала. Прибегала по первому зову, в любое время дня и ночи, со всем радушием. Большим умом Артемида не отличалась, не умела поддержать беседу, зато была предана семье, заботилась о его доме, расположенном по соседству. К Джеки Артемида относилась очень тепло, поскольку хотела, чтобы брат был счастлив, да и обаяние Джеки производило впечатление. Ну а Джеки, по-моему, находила все это немного… непривычным».

Дамарис, леди Стюарт, жена британского посла в Афинах сэра Майкла Стюарта, описывала глифадские виллы Онассисов как «ужасные, безвкусные и совершенно неинтересные». Когда Джеки пригласила ее отобедать там с нею и с Артемидой, у леди Стюарт сложилось впечатление, что Джеки не имела касательства к ведению тамошнего хозяйства. «Когда мы с ней обедали, он [Онассис], видимо, обедал в соседнем доме, так как блюда носили туда-сюда через лужайку… Когда настал черед пудинга – это оказался покупной шоколадный торт, – нам подали половину, вторая половина, наверное, отправилась к Онассису… По моему ощущению, – продолжала леди Стюарт, – Джеки скучала и никоим образом не чувствовала себя как дома. Едва ли она была в Афинах очень уж счастлива. Хотя она ничего не говорила ни мне, ни общим знакомым, невольно напрашивалась мысль, что она как бы потухла. Почему она вышла за него, для меня загадка, ведь у них не было ничего общего. Конечно, он – фигура мощная, в общепринятом смысле привлекательным его не назовешь, и тем не менее очень привлекательный благодаря магнетизму личности. Майкл [посол] видел его куда чаще, чем я, вместе с Яннисом Георгакисом, его правой рукой. Они приходили на ужин, потом говорили, что пойдут в ночной клуб, и он там устраивал скандал, хотя полковники [греческая хунта] это запрещали. Но ему все можно… В клубе он оставался до трех-четырех утра, а в половине седьмого или в семь, как мне говорили, уже брался за работу».

Как-то раз Джеки и Онассис были на неофициальном ужине в британском посольстве. Присутствовали также писатель Патрик Ли Фермор и Яннис Георгакис, которого Ли Фермор назвал «скорее блестящим, но отнюдь не серым кардиналом» Онассиса. Вот что Ли Фермор рассказывал:

...

Я сидел рядом с Джеки и был совершенно ею очарован. Лицо у нее неправильное, глаза очень широко расставлены, но пленительные, необыкновенные. Голос спокойный, прямо-таки воркующий. Чем-то она напомнила мне спокойных, умненьких девочек с прекрасными манерами, тех, что хотят порадовать других и покоряют все сердца… Онассис, напротив, казался в высшей степени энергичным, притом более симпатичным, чем я предполагал… настроение явно обещало много веселья и смеха. Позднее, за кофе и напитками поизысканнее, мы – Онассис, Яннис и я, – помнится, пели допотопные песенки афинских мюзик-холлов, чем старее, тем лучше, сопровождая их танцевальными па, даже клали руки друг другу на плечи, доказывали умение и согласованность, разом на мгновение замирая, а потом вдруг выделывая быстрые головокружительные коленца, которые, как говорят, родились в опиумных курильнях Смирны… Джеки позднее писала Дамарис [Стюарт], что никогда не видела посольства, превращенного в этакое логово албанских разбойников…

Увы, не все друзья Онассиса относились к Джеки тепло и радушно. Не говоря об Александре и Кристине с их неизменной враждебностью, ее очень недолюбливал Коста Грацос, один из старейших друзей Онассиса и преданный сторонник Кристины и Марии. Грацос недвусмысленно дал понять, что осуждает женитьбу друга на американке. По словам близкого к Онассису человека, «он считал Джеки авантюристкой, которая вышла за Аристо лишь из-за денег, и не скрывал антипатии. По его мнению, от нее Аристотеля ждут одни только неприятности. Из-за Джеки они даже поссорились и какое-то время не разговаривали». Чары Джеки мало-помалу рассеивались, а влияние Косты, напротив, росло.

Александр и Кристина так и не приняли Джеки, а она особо не старалась расположить их к себе. Еще до свадьбы Александр сказал секретарше отца: «Я не буду спать под одной крышей с этой американкой». Когда Джеки приехала, он немедля отослал свои вещи в отель Hilton, объявив, что теперь у него нет дома. Как только Джеки приезжала в Глифаду или на Скорпиос, Александр сразу уезжал. А если изредка оставался, то весьма недвусмысленно выражал свое отношение к мачехе. Как-то раз, когда Джеки обедала в Глифаде с Онассисом, Артемидой и Кики Феруди, Александр отказался присоединиться к ним. Онассис несколько раз вставал из-за стола, пытался уговорить сына спуститься и сесть за стол, но каждый раз возвращался без него, очень злой. В конце концов Александр все же соизволил спуститься, хотя только поковырял еду и не сказал ни слова. Джеки вела себя как ни в чем не бывало, улыбалась и словно бы не замечала враждебного поведения пасынка. Попытки Онассиса уладить ситуацию лишь все ухудшали. Однажды, когда они с Джеки собирались в Нью-Йорк, он велел Джеки подождать, а сам пошел за Александром, хотел, чтобы тот попрощался с Джеки. Через пятнадцать минут Джеки занервничала и, опасаясь опоздать на самолет, отправила за мужем Кики Феруди. Кики нечаянно услышала, как Александр наотрез отказался выполнить просьбу отца. Джеки пришла в ярость и потеряла самообладание. Кики удивилась, когда «миссис Джеки спросила: “Почему твои дети так жестоки ко мне? Я ничем не заслужила подобного обращения”. В результате Аристотель тоже вспылил: “Смотри за своими детьми, а моих оставь в покое!”»