Для philosophia perennis – свойственной и Западу и Востоку до прихода рационализма – активный и пассивный (потенциальный) принципы были, вне любой манифестации, определяющими полюсами существования. Материя: аспект или функция Бога; материя, не обособленная от Духа реальность, а необходимый компонент. Она есть чистая, прозрачная потенциальность, все, что различимо в ней, уже отмечено активностью Духа и Слова Божия. Материя – зеркало Духа.

Для современного человека материя превратилась в «объект», «вещь». Она стала, так сказать, более устойчивой и «настойчивой», ибо только за собой оставила качество протяженности и все к этому относящееся, она стала инертной массой, духовно непроницаемой экстериорностью, наличным фактом. Конечно, материя всегда отличалась атрибутами в известном смысле противоположными Духу, но для людей ранних эпох никогда она не олицетворяла всей «реальности». И главное, материя никогда не рассматривалась независимой от Духа, доступной познанию сама по себе. Идея протяженности, отвлеченной от материи, получила у Декарта философское обоснование. Начиная с этого момента, материя распалась на массу и протяженность. И тогда ученые принялись искать объяснения сугубо количественные: сначала для всех особенностей пространства, затем и для чувственных качеств, что вполне легитимно и приносит пользу науке и технике в их эксплуатации внешней, «объективной» действительности. Но ни протяженность, ни какое-либо другое чувственное впечатление не исчерпывается количественными детерминациями. Согласно Рене Генону, не существует протяженности без того или иного качественного аспекта. Даже самые простые фигуры – круг, треугольник, квадрат – имеют нечто качественно уникальное и не сводятся к чисто количественному измерению. Если данные чувственного восприятия подвергнуть количественной аналитике, они вообще распадутся в небытие. «Модели» экспериментальной науки, изображающие, к примеру, структуры атомов или молекул, также имеют качественные элементы или косвенно зависят от них. Можно выразить цифрами различие световых вибраций красного и синего, но цифрами не объяснить слепому сущность света. То же самое касается качественного содержания любой перцепции. Представим человека глухого от рождения и дальтоника к тому же, знакомого с научными формулами звуков и цветов. Разве передадут ему формулы сущность звуков и цветов или глубокое различие меж двумя сенсорными переживаниями? И если сие относится к самым простым ощущениям, что же говорить о бесчисленных формах выражения живых организмов! Они избегают не только измерений, но и аналитических описаний. Разумеется, всегда можно определить контур дерева или зверя, но подобная «схема» не объяснит их сущности. Это не оспаривают в области искусства, но забывают, что в любой области качественная сущность вещи постигается интуитивным прозрением, а не прогрессирующим измерением.

Зеркало материи отражает весьма поверхностно, весьма искаженно качественные модусы объекта. Наука, основанная на количественной аналитике, полностью игнорирует необычайно сложную сущность вещей. Для такой науки античная «форма» (то есть качественное содержание) практически роли не играет. Потому-то искусство и наука – синонимы в прежние эпохи – ныне резко разделены, и по той же причине красота в глазах современной науки не имеет ничего общего с познанием.

Традиционная доктрина в дистинкциях eidos и hyle или forma и materia разумеет: вещи не только «материальны», или «интеллигибельны», – они суть одновременно и качество и количество; доктрина не довольствуется разделением и диссоциацией, но рассматривает два «полюса» в необходимой взаимосвязи. Аристотель доводит до логического предела оппозицию эйдос–гиле, но не допускает их парадоксального единения. Ясно тем не менее, что «форма» (причина вещи), соответствующая чистому Акту, и рецептивно-потенциальная субстанция обоюдно соотносятся до такой степени, что их фундаментальные и вневременные возможности не могут быть разделены…

Редукция всех феноменов к этим двум начальным полюсам нисколько не схематизирует чуда творения, а только намечает крайние пределы. Активный полюс – «форма», потенциальный – «субстанция». В некотором смысле «форма» соответствует Духу, или Интеллекту: эйдосы, или «предетерминации» вещей, содержатся в божественном Интеллекте как «прототипы», или «архетипы».

Можно возразить, что идею «формы» нельзя раскрыть, не уничтожив различие манифестации «формальной» от «суперформальной», иначе говоря, различие «индивидуального» от «универсального» (область Чистого духа). Но эпитет «формальный» подходит лишь к тому, что посредством какой-либо «формы» запечатлено в субстанции. Форма сама по себе – лимитация, контур или же сплетение качеств, субстанционально не детерминированных. В последнем смысле в комментариях средневековых теологов встречается выражение «форма Бога» (forma Dei, по-арабски aç-çûrat al-ilâhiyah) для обозначения тотальности божественных качеств. Forma Dei, которая раскрывается в этих качествах, сама по себе не обусловлена и не подвластна никаким определениям.

В своей книге «Скептический химик» (1661 г.) Роберт Бойль атаковал «четыре элемента» – одно из основных положений традиции. Согласно английскому ученому, земля, вода и воздух не являют собой простые тела – они составлены из разных химических компонентов. Роберт Бойль хотел скомпрометировать алхимию. На самом деле, его критика разбила поверхностную и плохо понятую интерпретацию: настоящая алхимия никогда не рассматривала землю, воду, воздух и огонь как субстанции телесные или химические в современном смысле. Четыре элемента просто первичные качества, благодаря которым аморфная и сугубо количественная субстанция определяется под какой-либо формой. Сущность подобного «элемента» не имеет ничего общего с материальной неделимостью: пусть воду составляют кислород и водород, воздух – кислород и азот – это не меняет четырех фундаментальных «кондиций» телесной materia – земной, водной, воздушной, огненной.

Есть известные трудности в понимании доктрины четырех элементов: четыре модуса качественной дифференциации materia являются относительно физических объектов просто субстанциями. Поэтому некоторые алхимики (аль-Рази, к примеру) считают данные элементы индикаторами плотности телесной materia вообще или даже степенями вселенской «вибрации». Подобные сравнения, разумеется, очень приблизительны, ибо ни космические «элементы», ни materia в чистом виде не воспринимаемы.

Алхимия, верная своим космогоническим основаниям, в принципе не может признать, что элементы «переходят» друг в друга или что их общая субстанция подвластна химическим процессам, хотя этому и учит герметическое искусство. Здесь имеется в виду иной онтологический уровень реальности, с вершины которой космогонические «элементы» суть «вертикальные» универсальные прототипы, иерархически организующие множество данностей физического мира.

Общая основа четырех элементов – materia prima вселенной. Следует добавить для большей точности, что элементы рождаются не прямо из этой materia, но из ее первой детерминации, эфира, который в алхимических сочинениях называют, в зависимости от характера операций, то materia, то quinta essentia.

Одно из лучших объяснений четырех элементов – в индуистской космологии Sankhya. Материальным элементам, bhutas, соответствует равное число «формообразующих детерминаций», tanmatras, познающего субъекта. Обе первоосновных группы, tanmatras и bhutas, происходят от prakriti (materia prima). Они фильтруются ahankara – principium individuationis, или сознанием эго, – и распределяются между объективными и субъективными полюсами манифестированного мира.

Такая экспликация точно отвечает герметической перспективе. Понятен способ транспозиции чувственных явлений во внутренний мир, ибо tanmatras в известной степени характеризуют структуру души…

Если расположить элементы по шкале «тонкости» и «субтильности», земля займет нижнюю ступень, воздух – верхнюю. В смысле энергичной подвижности огонь выше остальных элементов. Земля отличается тяжестью и нисходящей тенденцией, вода также «весома», но отличается тенденцией к экспансии. Воздух поднимается и распространяется, огню присуще резко выраженное восходящее движение.