Интеллект фиксирует возможности в их принципиальной незыблемости, для разума они – только тени или символы. Платон называет незыблемые возможности идеями, или архетипами, сохраняя их подлинное обозначение и не смешивая с простыми обобщениями. Подобные обобщения в лучшем случае отражения истинных архетипов, хотя даже этого нельзя сказать об их вульгаризации в «коллективном бессознательном». Этот двусмысленный термин предполагает странный симбиоз неделимости Интеллекта с непроницаемостью пассивных и темных глубин души. Не «под», а «над» рацио располагаются архетипы, потому разум и различает лишь ограниченный аспект их чистой реальности. Только в соединении души с Духом, вернее в ее возвращении в неделимое единство Духа, человеческое сознание внезапно открывается вечным возможностям, пребывающим в Интеллекте, или Духе: они спонтанно «конденсируются» под формой символов. Из «Пимандра» (Corpus Hermeticum) мы узнаем, как вселенский Интеллект раскрылся Гермесу–Тоту: «…и после этих слов он долго смотрел мне в лицо, и я задрожал под его взглядом. Потом, когда он поднял голову, я увидел, как свет бесчисленных возможностей образовал в моем духе (nous) бесконечное «Все», и огонь, в напряженности своей всемогущей силы, неподвижно застыл: именно таково было приблизительное понимание видения… Полностью от себя отрешенный, я вновь услышал: ты видел сейчас в интеллекте (nous) прототип, предшествующий любому началу без конца…»

Вещь или мысль символичны в той мере, в которой они отражают на физическом или ментальном плане свой архетип, или постоянную сущность (essence). Абстрактная мысль лучше подчеркивает дистанцию между символом и его архетипом, но воображение лучше отражает этот последний, так как образ сложнее абстрактного понятия и предоставляет больше маневра интерпретации. Образ, если он действительный символ, основан на обратном соответствии духовного и телесного, согласно закону «Изумрудной скрижали»: «то, что внизу, аналогично тому, что вверху».

По мере более или менее полного соединения человеческого интеллекта с Интеллектом вселенским, мысль отвлекается от множественности вещей и стремится к неделимому единству. Воззрение на природу, которое приобретается в этом процессе, не ограничивается чувственными факторами: они остаются сами по себе, но взгляд меняется: человек начинает видеть в конкретных данных отражение вечных архетипов. И, если подобная интуиция не вступает немедленно в свои права, символы постоянно пробуждают воспоминание и реминисценцию. Таково герметическое приближение к миру.

Для этой перспективы не столь важны физические параметры измеримых, исчислимых вещей, детерминированных причинами и обстоятельствами, но их эйдетические качества, сравнимые с вертикальными нитями на раме ткацкого станка. Ткань получается, когда челнок перемежает вертикальные нити горизонтальными. Вертикальная нить – эйдетические принципы вещей, горизонтальные представляют их материальную природу, подверженную времени, пространству и разным другим кондициям.

Данное сравнение иллюстрирует традиционное воззрение на космос: справедливое в смысле «вертикальном», оно может показаться неточным в «горизонтальной» перспективе, то есть в плане описательного и аналитического наблюдения. Согласно этому воззрению, нет необходимости изучать все металлы, чтобы иметь четкое представление об архетипе металла. Достаточно рассмотреть семь металлов, упомянутых традицией – золото, серебро, медь, олово, железо, свинец и ртуть, – чтобы понять возможные вариации в границах архетипа. Другими словами, важно постичь качественный аспект металла. То же касается и четырех элементов, которые играют доминирующую роль в алхимии. Эти элементы не химические составляющие объектов, а качественные детерминанты «материи». Можно говорить о земле, воде, воздухе и огне и с тем же успехом рассуждать о модусах состояния материи – твердом, текучем, воздушном или огненном. Химический анализ доводит до нашего сведения, что воду составляют две части водорода и одна часть кислорода, но отнюдь не просвещает касательно качественной сущности воды. Этот факт, установленный способом сторонним и даже абстрактным, напротив, скрывает эйдетическое качество воды. Научный анализ однопланово лимитирует изучаемую реальность, тогда как интуиция пробуждает эхо, резонирующее на всех уровнях сознания – от сугубо материального до высокодуховного.

Все кончается одинаково.

Михаил Майер (начало XVII в.)

Птолемеева картина мироздания (шаровидная земля – центр, вокруг которого совершается обращение планет по разным орбитам, или сферам; все это окружено фирмаментом фиксированных звезд, далее – беззвездным эмпиреем) никак не отрицает иных картин мира и не мешает каким бы то ни было космогоническим гипотезам. Она вызывает к жизни символику содержащего и содержимого, символику, отвечающую самой натуре пространства. Диспозиция небесных сфер отражает онтологическую систему, согласно которой каждый уровень бытия происходит от уровня более высокого: в более высоком содержится уровень пониже, как в причине «содержится» следствие. Чем выше сфера движения звезды, тем выше соответствующая степень бытия и сознания, менее ограничена и ближе к божественному истоку. Беззвездный эмпирей, который окружает звездные небеса и побуждает к динамизму фирмамент фиксированных звезд (из всех кругов самый правильный в своем обращении), есть перводвигатель (primum mobile) и соответствует всеобъемлющему божественному Интеллекту.

Такова интерпретация Птолемеевой системы у Данте. Примерно сходная обнаружена в более ранних арабских сочинениях. Существует анонимный герметический манускрипт двенадцатого века (вероятно, каталонского происхождения), написанный на латыни, где спиритуальные обозначения небесных сфер напоминают соответствующие описания в «Божественной комедии». Восхождение по сферам дано как восхождение по ступеням спи-ритуальным (или интеллектуальным): активная душа иерархически поднимается от определенного, дискурсивного познания к воззрению индифферентному и вневременнóму, для которого субъект и объект, познающий и познаваемое, суть едины… Это иллюстрировано рисунками небесных сфер в виде концентрических кругов, по которым люди поднимаются, словно по лестнице Иакова, до эмпирея, а над ним – Христос на троне. Под небесными сферами, в приближении к земле, – круги элементов. Под сферой Луны – круги огня, воздуха и примыкающий к земле круг воды. Анонимный манускрипт, герметический характер коего очевиден, экспрессивно признает ценность трех монотеистических религий – иудаизма, христианства, ислама. Отсюда легко заключить, что герметическая наука, благодаря своей космологической символике, соединяется со всеми подлинными религиями, не входя в конфликт с догматикой.

Поскольку обращение восьмого неба (фирма-мента фиксированных звезд) служит измерению времени, беззвездное небо (сообщающее восьмому свое движение с легким смещением из-за прецессии равноденствий) есть граница между временем и вечностью или между любыми модусами длительности и «вечным настоящим». Душа в своем восхождении по сферам оставляет, достигая эмпирея, мир множественности и междоусобицу форм, стремясь к неделимому, всеокружающему Бытию. Данте представил это движение инверсией космического порядка концентрических сфер – они расширяются от земного предела к божественной беспредельности – в порядок обратный, где центр – Бог, вокруг которого вращаются хоры ангелов кругами все более широкими. Чем они ближе к божественному началу, тем быстрее их движение, в противоположность космическим сферам, чье видимое движение ускоряется пропорционально близости к центру земному. Этой инверсией космического порядка божественный Данте провидел глубокий смысл гелиоцентрической картины вселенной.

Догадка о системе мироздания, где Солнце есть центр обращения всех планет, включая Землю, была высказана задолго до Ренессанса. Коперник только повторил, исходя из собственных наблюдений, идею, известную в античности. В символическом смысле, гелиоцентрическая система – необходимое дополнение геоцентрической. Божественное начало, Интеллект, или Дух, коим был создан мир, можно равно представить как нечто всеобъемлющее (что соответствует беспредельному пространству) или «иррадиирующим» центром всех манифестаций. Именно потому, что божественное начало – вне всякой дифференциации, каждое представление о нем должно быть дополнено инверсией, так сказать, его «отражением».