«Стебли» были украшены не только мощными ребрами. Вершина каждого позвоночника заканчивалась черепом. Не человеческим, но и не звериным. Их глазницы горели зеленью, а длинные клыки плотоядно скалились. Одно из «растений» как раз лениво выпрямлялось, не успев схватить желанную добычу. А другое, растущее неподалеку, наклонялось, чтобы впиться в застывшего человека.
Валентин увидел приближающийся череп с открытой пастью, услышал тонкий свист и очнулся. Увернувшись от зубов, он бросился бежать. Не разбирая дороги, разбрызгивая воду, скользя по льду и едва не падая. Паника вымела из головы все мысли. Единственное желание – спастись – заслонило собой все остальные.
Хищные оскаленные головы на бесконечно длинных костлявых шеях бросались на него, словно голодные росянки на муху. Острые зубы полоснули по руке, по лбу текла кровь и по затылку, кажется, тоже.
Гибкая костяная плеть хлестнула Валентина по груди, он не удержался на ногах и рухнул на спину, подняв тучу брызг. Удар на мгновение лишил его возможности дышать, а в памяти вдруг вспыхнула фраза Доны: «…все это иллюзия. Она не сможет убить тебя». Однако оскаленная морда, приближающаяся к нему, была слишком реальна.
Юноша попытался встать, но лед вокруг неожиданно ожил, превращаясь в трясину, и стал засасывать человеческое тело.
Валентин вскрикнул, рванулся и услышал сквозь свист, плеск и шипение голодных тварей тихий, едва слышный голос вилиссы:
«Тебя убьют, только если ты сам захочешь умереть».
«Я не хочу!» – подумал он с внезапной яростью, дернулся еще раз, вскинул руки, заслоняясь от клыков. Но они так и не вцепились в него.
Валентин не знал, сколько времени прошло. Но когда он поднял голову, то увидел, что лежит в воде на краю жуткого леса, а вокруг него торчат изо льда безобидные ростки позвонков.
Над юношей наклонился отец.
– Вставай, – велел ревенант. – Здесь нельзя падать.
Уцепившись за его протянутую руку, сын с трудом поднялся и тут же почувствовал обжигающий стыд. Убегая из голодных зарослей, он совершенно не думал про отца.
– Извини, я… совсем забыл…
– Про меня? – Корвинус понимающе улыбнулся. – Умереть второй раз я не смогу.
– И все равно, я не должен был…
– Не время оправдываться.
Судья развернулся и направился вперед. Присел на корточки возле одного из побегов и взглянул на сына.
– Я бы на твоем месте взял это с собой. Вдруг пригодится.
– Зачем?! Посадить дома в горшок? Вместо комнатного растения? – Валентин вытащил из кармана мокрых брюк такой же мокрый носовой платок и попытался перетянуть рану на плече. – Еще можно скармливать ему нежеланных гостей… Или подарю Доне вместо комнатной собачки.
Ревенант выразительно приподнял брови, и сын понял, что, видимо, болтает слишком много и нервно. Он замолчал и подошел к ростку. Тонкий позвоночник обломился с громким хрустом, словно сухая ветка. Валентин сунул его в карман, снова посмотрел на отца и только сейчас заметил, что тот изменился. С лица исчезла нездоровая одутловатость, глаза больше не казались опухшими, волосы стали короче, одежда – чище.
Не обращая внимания на удивление сына, Судья поднялся и неторопливо пошел вперед. Тот поспешил следом.
Уровень воды постепенно спадал. Открылся каменный пол. Впереди замаячил выход из зала – неровная, грубо обтесанная арка и длинный темный коридор за ней.
Валентин шел, стараясь не обращать внимания на боль. Пусть черепа и были иллюзией, раны, оставленные их зубами, кровоточили и болели. Для вампиров в этом не было бы никакого неудобства – пара секунд регенерации, и можно легко идти дальше. Но для человека все оказалось не настолько просто.
– Отец, ты говорил, что изучал летописи кадаверциан? – спросил он, дождался ответного кивка и продолжил: – Обычно сюда отправляют только новообращенных или люди тоже были?
– Были и до тебя, – ответил Судья, по-прежнему не оборачиваясь.
– Кто?
Он молча поднял руку, показывая на стену над аркой. Там висело иссохшее мужское тело, прибитое к камням копьем. Молодой Корвинус присмотрелся и увидел все те же звенья-позвонки на его древке. На трупе еще сохранились обрывки одежды, похожей на ту, что обычно носил Кристоф. И волосы мертвеца тоже были длинными и черными.
Валентин невольно вздрогнул.
– Да нет, конечно, – пробормотал он. – Не может быть…
Но, подойдя ближе, с изумлением узнал знакомые черты в мертвом лице и замер на месте.
– Что? – спросил ревенант, оглянувшись через плечо.
– Как это возможно? Кристоф же прошел весь Путь. Он не умер здесь.
– Откуда ты знаешь? – с интересом спросил Судья, возвращаясь к сыну, застывшему у входа в коридор.
– Ну… я его видел, говорил с ним.
– Человек-Кристоф умер на этом самом месте, – подтвердил ревенант, глядя на мертвое тело. – Освободился от человеческой сути очень быстро, почти в самом начале Пути. Поэтому он смог так легко пройти его весь. Его не отягощал груз смертной сущности.
Валентин промолчал, пытаясь осмыслить услышанное, и его внезапно поразила новая догадка.
– Значит все кадаверциан… умирали здесь как люди?
– Да.
– И мне тоже придется?!
– Ты же хотел стать одним из них.
– Но я не думал… я даже не представлял… – Юноша крепко сжал в кармане костяной обломок и почувствовал, как его отростки впиваются в ладонь. – Я не хочу.
– Каждый кадаверциан должен принести свою жертву Смерти, которой собирается служить, – равнодушно отозвался Судья, отворачиваясь от сына, и пошел дальше в темный тоннель. – Если ты не готов, подумай о том, чтобы повернуть назад.
– Я не поверну! – с досадой сказал ему в спину Валентин. – Ты же знаешь. Я должен доказать… хотя бы самому себе, что годен хоть на что-то.
И он пошел следом за ревенантом.
Свет гас медленно… В мягкой темноте шелестели чьи-то невидимые крылья. С каждым шагом у юноши все сильнее возникало ощущение, что воздух вокруг сгущается – и скоро стало казаться, будто он протискивается сквозь плотную невидимую преграду. А когда молодой Корвинус понял, что больше не сможет сделать ни шага – вокруг зажглись звезды. Тысячи крошечных огоньков над головой, далеко под ногами, справа и слева… везде. Это было почти красиво.
Завороженный, Валентин смотрел, как они кружат вокруг, сплетаются хороводом и разлетаются сверкающим фейерверком. Изумрудные искры носились туда-сюда, оставляли за собой длинные светящиеся хвосты. Фигура отца на их фоне казалась черной, словно облитой дегтем.
Одна из зеленых пылинок подлетела к молодому Корвинусу, и тот, не задумываясь о том, что делает, протянул руку. Она опустилась на его ладонь и вспыхнула еще ярче, а юноша дернулся от внезапной сильной боли. Искорка жгла, словно уголь, только что выпавший из камина.
– Зеркальная Пыль, – сказал ревенант, невозмутимо наблюдая, как его сын пытается стряхнуть огонь и прижимает обожженную руку к мокрой ледяной одежде. – На кадаверциан она не действует, но в смеси с другими веществами превращается в один из компонентов «Могильной гнили»…
– И как эта пыль могла попасть в реальный мир? – сдавленно спросил Валентин, чувствуя, что боль начинает постепенно ослабевать.
– Ее принес Вольфгер. Еще до того, как его клан разъединился. Видимо, не знал, что достал оружие против своих же братьев. – Судья взглянул на золотые пылинки, кружащие вокруг, и добавил: – А, быть может, ему было просто все равно.
– И откуда ты все это знаешь? – Валентин торопливо пошел вперед, с тревогой глядя на искры, пока еще летающие на безопасном расстоянии.
«А что принесу я?» – неожиданно подумал он, сунул здоровую руку в карман, сжимая обломок растения-позвоночника. Ему вдруг захотелось выбросить кость, но сделать этого он не успел. Жгучие искры превратились в яркий изумрудный смерч и ринулись на человека, словно рой обезумевших пчел.
«Это иллюзия!» – подумал он в панике, и тут же первая из них резанула его по щеке, другая запуталась в волосах, третья обожгла шею.