— Мы уже в Рогунове? — прошептал я.
— Да! В городской тюрьме!
— Петро! — глубоко вдохнув, начал я. — Это был не я.
— Что?
— Последние два дня… это был не я!
— А кто? Иван Федорович Крузенштерн?
— Какой еще Иван Федорович? — опешил я.
— Ну не знаю какой… Так пароход назывался, на котором я юнгой плавал.
— Послушай, кот Матрос… тьфу! Послушай, Петро. Сложно — я понимаю — в это поверить, но я… В общем, я посредством колдовского артефакта Черного Барона переместился в параллельный мир. А на мое место переместился некто Василий Ива…
— Слушать не хочу твои выдумки! — отрезал Карась. — Набедокурил, протрезвел, теперь выкручиваешься. Оправдания ищешь. Сейчас за нами придут, между прочим. Ты белякам тоже про этот самый… параллельный мир трындеть будешь?
— У меня и доказательства есть!
Я пошарил по карманам кожанки. Ага, вот он! Мой дорогой, проклятущий артефакт. Кристалл. Я постучал по граням, подкинул артефакт на ладони, подышал на него, протер рукавом. И как же он действует? Хоть бы кнопочка была какая-нибудь или рычажок. Или хотя бы инструкция по применению… Подозреваю, что принцип работы с этой штуковиной довольно простой. Как-то ведь у меня получалось дважды его использовать? Хм…
— Это что такое? — заинтересовался Петро. — Ух ты… И как ты его хитро заныкал! Тебя ведь беляки здесь обшаривали с ног до головы — и ничего, кроме воблы, огурцов, куска сала и шкалика, не нашли.
— Конечно, не нашли, — кивнул я, рассматривая артефакт. — Потому что не меня обыскивали, а Василия Ивановича Чапаева.
— Опять выдумки? Какого еще Чапаева? Первый раз слышу!
— Это меня давно уже удивляет и настораживает…
— Эй! — зашумели за дверью. — Красношарые! Чего вы там шепчетесь! А ну — который комиссар — выходи в коридор! На допрос.
— Это тебя, — толкнул меня в бок матрос — Давай вали. Попробуй теперь отмазаться, диверсант хренов.
Дверь открылась. Двое мрачного вида конвоира с винтовками стояли на пороге.
— Артефакт сохрани, Петро! — шепнул я, незаметно передавая матросу артефакт. — А я уж попробую…
— На выход! Р-руки за спину! Я повиновался.
Неразговорчивые конвоиры — один сзади, другой впереди — провели меня по узкому коридору, по винтовой лестнице, из подвала на первый этаж здания. Штык упирался мне в спину. В предбанничке перед массивной дверью с табличкой «Комендантъ» мы остановились.
— Сидай! — буркнул, ощутимо кольнув меня в спину штыком, один из солдат. — И жди, красная сволочь, когда до тебя очередь дойдет.
Я опустился на длинную скамью, занятую каким-то маленьким, сгорбленным седобородым старичком в грубом балахоне. Сами конвоиры остались в дверях. А я потихоньку огляделся. Н-да, отсюда не убежишь. Окон нет, с одной стороны дверь с «Комендантом», с другой — двое вооруженных солдат. Немного придавало уверенности в себе чудесное ощущение родных рогов, хвоста и копыт, но… и только. Всю магическую силу я потратил на цирковую пантомиму, исполненную на радость синякам; мне восстанавливаться теперь нужно не менее суток, но времени-то нет совсем!
За дверью кабинета что-то бухнуло, грохнуло. Долетел приглушенный истерический вопль:
— Не зна-аю!
И хриплый, полузвериный рык:
— Запираться, мерзавец?! А ну отвечай, гнида! Душу выну!
— Не в духе, майор-то… — зашептали мои конвоиры, опасливо поглядывая на дверь. — Ох, лютует…
— А вот я тебя плетью, подлеца! — загремел неистовый майор.
— Мамочки-и! — взвизгнул кто-то за дверью. Седобородый старичок вздрогнул.
— Охо-хо… — проговорил он, взглянув на меня. — Охо-о… — повторил он, явно напрашиваясь на общение.
Я взглянул на него. Колоритный старичок. Седая, всклокоченная бородища до самого пупа, серые космы, почти полностью закрывающие сморщенное личико, серые, лохматые брови — будто старичка щедро намылили хозяйственным мылом и забыли смыть косматую пену.
— Охо-хо… — пытливо глядя на меня, вздохнул еще раз старичок. — А ведь я как лучше хотел… Ох, молодой человек, больно смотреть на то, что в стране творится. Старый Моисей хотел помочь несчастной стране, да и сам попал как кур в ощип… Охо-хо…
— Примолкни, батя! — огрызнулся один из конвоиров. — Вот у господина коменданта будешь разговаривать, а сейчас не трави душу. Помолчи!
— Отпустил бы ты меня, соколик, — захныкал старый Моисей, — чего тебе пожилого человека мытарить…
— Ну уж нет. Майору о тебе доложено. Сам пришел, сам и ответ держать будешь.
— Я ведь как лучше хотел, — пустил слезу Моисей, — охо-хо…
— В самом деле, — подал я голос, — отпустите пенсионера. Его-то за что?
Солдат фыркнул.
— Меня ни за что, молодой человек, — утершись бородой, заторопился Моисей. — Старый Моисей сам пришел. Пришел, послушал за дверью, что там в кабинете творится, и захотел обратно уйти… Так ведь не пускают! А я ведь как лучше хотел! Охо-хо… Больно смотреть, молодой человек!..
— На что больно смотреть? — осведомился я.
— На все, — широко развел руками старик. — На кровь, слезы и стоны людские… Что творится, что творится! Это же просто лечь и помереть — вот что творится. Но не может старый Моисей оставаться в сторонке. Старый Моисей пришел предложить миру спасение! И что слышит старый Моисей за минуту до того, как решится судьба его и миллионов других людей? Те же стоны слышит старый Моисей, те же стоны и жалобы… Охо-хо…
— Спасение? — заинтересовался я. — Было бы здорово. Где оно, твое спасение? Отрежь мне кусочек, мне именно сейчас оно жизненно необходимо.
— Молчать! — погрозил нам пальцем солдат. — Тихо! Не мешайте господину майору допрашивать!
— М-мерзавец! — гремел тем временем майор. — Сознавайся в преступных своих намерениях! Или опять плетки захотел?!
— Пощади-ите-э!
Моисей задрожал и прикрылся бородой от страха.
— Лютует… — крестясь, проговорил солдат. — Не дай бог никому нашему майору под горячую руку попасть…
— А кто там? — спросил я. — В кабинете-то?
— А мужичок местный. Крутился во дворе, где господин майор на квартире стоит, крутился, , да потом выяснилось, что со стола у хозяйки самовар пропал, — объяснил солдат.
— И что теперь с этим мужичком будет?
— Повесят, надо полагать, — зевнул солдат. — Лют майор, ох лют…
Меня передернуло. Ничего себе правосудие! Если за подозрение в мелкой краже здесь предусмотрена смертная казнь, то мне — как шпиону и красному комиссару — что грозит? Публичное четвертование? Пытки раскаленным железом?
— Ох грехи наши… — заныл снова Моисей. — Ох беда…
— Ты про спасение говорил, — шепотом напомнил я. — Говорил, спасти весь мир хочешь…
— Я? Старый Моисей ничего уже теперь не хочет… Старому Моисею страшно. А ведь и старый Моисей был когда-то юным. Дерзким, умным и многоученым был старый Моисей! Алхимией занимался; известна ли вам, молодой человек, такая наука?
— Конечно, — кивнул я. — Старый Моисей добился удивительных результатов в своем труде! — наклонившись ко мне, прошептал старик. — Это раньше он держал свои достижения в тайне, ну а теперь-то зачем? Все равно старому Моисею не унести с собой в могилу все то, что он сделал. Хотел как лучше… Хотел спасти мир…
— З-запорю! Розги сюда давайте! Розги!
— Ой, не губите меня, батюшка! Не знаю я того самовара и не ведаю!..
— Ближе к делу, батя, — захрипел я, нутром чувствуя, что странный старик, возможно, и подскажет мне путь к спасению. — Какой эликсир создал старый Моисей?
— Старый Моисей, — защекотал мне ухо бородищей старик, — не просто создал эликсир. Старый Моисей изобрел универсальный состав, который способен изменить человеческую природу! С этим составом проще простого составить великое множество разных эликсиров! Эликсир Мудрости и Эликсир Глупости, Эликсир Святости и Эликсир Порока, Эликсир Вечного Здоровья и Эликсир Постоянных Болезней, Эликсир Неутомимого Веселья и Эликсир Подавляющего Уныния…
— То есть?
— Если бы люди всей страны собрались здесь, старый Моисей каждого бы одарил Эликсиром Добра и Всепрощения. Люди, выпив по капле Эликсира, навсегда забудут о войне и ненависти. И воцарится тогда на земле покой и порядок… Но кто будет слушать старого Моисея, сошедшего с ума от невзгод? Вот и господин комендант майор, к которому я с преступной поспешностью решил обратиться, не будет слушать. Он старого Моисея сначала выпорет, а потом повесит. Или наоборот.
