Немного замедляю бег, когда вижу офицера СС с Рыцарским крестом, который стоит в щели-убежище и стреляет. Впервые за последнее время оглядываюсь. По дороге бегут к лесу какие-то люди, исчезающие среди деревьев. Их становится все больше и больше. Офицер СС хладнокровно прицеливается и нажимает на курок автомата. Когда у него кончаются патроны, он передает его стоящему рядом ординарцу. Тот снова наполняет магазин и возвращает ему автомат. После каждого выстрела убитый враг падает. Эсэсовец продолжает стрелять. Похоже, что он чувствует себя опьяневшим от крови охотником, стреляющим зайцев, однако его жертвами становятся люди, а не животные. Унтер-офицер моего отделения стоит в окопе вместе с Паулатом. Эсэсовец подзывает их и приказывает им ждать, когда он закончит. Мне тоже приходится остановиться и ждать. Я все еще сжимаю в руках винтовку, которая не стреляет и от которой уже нет никакой пользы. Перед моими глазами все еще стоят мои умирающие товарищи, изуродованные танковыми снарядами. Чувствую, как в моем горле застревает комок.
Пока офицер СС продолжает стрелять, мы медленно пятимся назад. Неожиданно опускаются сумерки. Наступающая темнота берет верх над эсэсовцем, и он отправляется вперед вместе со своим ординарцем. Он приказывает нам оставаться на месте и никуда не уходить, но как только скрывается из вида, мы разворачиваемся и бежим по траншеям в тыл. Справа от нас протянулось поросшее кустарником поле, на котором лежит несколько мертвых тел. На бруствере окопа слева от меня замечаю офицерский рюкзак. Мы с Паулатом подхватываем его и бежим дальше. Траншея сворачивает влево и упирается в противотанковое препятствие. Здесь стоят несколько фольксштурмовцев, тревожно вглядывающихся в темноту. Они помогают нам выбраться из траншеи, и мы наконец можем перевести дух.
Наши войска отступили, и фольксштурмовцы также ждут приказа отступать. У обочины стоит горячий котел с едой. Возвращается офицер СС вместе со своим ординарцем и уходит в направлении тыла. На земле в луже крови лежит какой-то гражданский. Под деревьями валяются беспорядочно разбросанные оружие и боеприпасы. Мы с Паулатом копаемся в найденном офицерском рюкзаке и обнаруживаем сигареты, шнапс, консервированные сосиски и мясо. Набиваем полные карманы, а остальное забрасываем в кювет.
Между тем уже совсем стемнело. Из тыла возвращается штабс-фельдфебель и приказывает нам оставить позиции. Уходим вместе с фольксштурмовцами. Вдоль дороги лежат окровавленные тела людей, это главным образом фольксштурмовцы в гражданской одежде. С каждой минутой становится все темнее. Завтра или, возможно, даже сегодня здесь уже будет враг.
Слева от нас тянется забор инструментального завода. Справа начинаются высокие жилые дома. Дорогу перед нами перегородило противотанковое заграждение. Проскальзывая мимо него, видим, как все тот же офицер СС размахивает пистолетом и останавливает возвращающихся людей. Они тут же попадают под командование отряда СС. Неожиданно прямо на дороге начинают рваться артиллерийские снаряды. Все кидаются врассыпную. Я бросаюсь на другую сторону улицы и бегу мимо баррикады в подъезд какого-то дома, где перепуганные жильцы спешно спускаются по лестнице в подвал. Неожиданно до моего слуха доносится голос нашего лейтенанта, и я решительно проталкиваюсь к двери. Обстрел прекратился так же неожиданно, как и начался. Снова выхожу на улицу, где вижу лейтенанта вместе со штабс-фельдфебелем. Из дверей соседнего дома появляется Паулат. Солдаты и фольксштурмовцы продолжают идти дальше, явно не намеренные позволить кому-либо остановить их. Кто-то говорит, что тот офицер СС убит.
Возвращаемся на завод. В подъездах и подвалах домов лежат солдаты, время от времени какая-нибудь женщина перебегает улицу. Подходим к воротам завода. В темноте виднеются очертания здания заводоуправления. Через ворота проходим по кучам битого стекла к входу в здание и спускаемся в подвал. За столом, выставленным в коридор, сидит штабс-фельдфебель. Спрашивает, есть ли кто-то еще, кроме нас. Ищем место для отдыха и устало опускаемся на пол. Лейтенант зовет нас и просит подойти к столу. Из темноты с разных сторон появляются лица солдат, освещаемые лампой, что стоит на столе. Мы собираемся вместе и ждем появления новых людей, но никто больше не приходит. Лейтенант пересчитывает нас. Двадцать восемь человек. Остальные мертвы, ранены или пропали без вести. Штабс-фельдфебель записывает наши имена, имена последних солдат, оставшихся от нашей роты. Затем начинается подсчет отделений. Остался один лишь унтер-офицер, остальные погибли. Первого отделения больше нет, все или погибли, или пропали без вести. Из всего второго отделения живым остался только я. Даже мои друзья, на которых я могу положиться в трудную минуту, Гейнц и Штрошн, пропали без вести. Третье отделение осталось в живых, включая унтер-офицера. В других отделениях осталось по паре человек. Штабс-фельдфебель зачитывает имена погибших и пропавших без вести. Мы тупо и устало отвечаем: убит, убит, пропал без вести, убит, пропал без вести, убит, убит… Длинный список. Среди тех из нас, кто остался жив, есть раненые. Мы устали до смерти, наши лица бледны как мел. От голода у всех скверное настроение. После этого мы возвращаемся в коридор и устраиваемся на полу возле стен. Время от времени мимо нас проходят другие солдаты, спускающиеся в подвал. Они двигаются в темноте на ощупь. Иногда открывается дверь и в коридоре становится светлее. Свет падет на лежащие на полу тела спящих, они похожи на мертвых. Двое наших отправляются за едой. Теперь в этом отношении забот у нас значительно меньше.
Вскоре они возвращаются, и унтер-офицер раздает нам еду. Мы получаем хлеб и масло, поскольку и того, и другого имеется в избытке. То, что ранее предназначалось для пятидесяти восьми человек, теперь достается двадцати восьми. Каждому из нас достается по десять пайков. Подобная щедрость неудивительна, потому что в комнатах подвала еды в избытке.
Съедаю несколько галет. Закуриваю и ложусь на цементный пол. В коридор заходят все новые и новые солдаты. Мы находим в углу кучу досок, кладем их на пол, устраиваемся на них и пытаемся уснуть.
Чуть позже появляется унтер-офицер и объявляет, что желающие могут получить суп, но для этого следует поторопиться. Идем по коридору туда, где горят свечи, мимо других солдат, укладывающихся спать, как и мы, на полу. Мы идем рядом с Паулатом, перешагивая через спящих. За нами следует Зольга. Поднимаемся по лестнице и выходим из подвала через разбитую стеклянную дверь, выходим в освещенный луной двор и ищем здание столовой. Идем по тропинке, поросшей с обеих сторон кустарником. Видим справа плоскую крышу столовой и сворачиваем к ней. Над входом висит разбитая вывеска с немецким орлом и свастикой. Дверь сорвана с петель. Заходим внутрь. Сквозь пробитую бомбой крышу в комнаты падает лунный свет. Под ногами хрустят осколки стекла и черепицы.
В углу помещения выдают еду. Какая-то женщина передает нам тарелки и ложки, а повар щедро наливает суп. Быстро съедаем свои порции и протягиваем тарелки за добавкой. Поев, возвращаем тарелки и ложки и, осторожно обходя груды обломков, возвращаемся в подвал. Дверь оставлена открытой, и мы видим ящики с продовольствием, громоздящиеся до самого потолка. Пара гражданских просит хлеба, но их прогоняют прочь.
Заходим в коридор, прикрываем за собой дверь и, перешагивая через спящих, отправляемся к своему месту. Несколько человек, сидя в углу, играют в карты. Оставшиеся в живых солдаты нашей роты стараются держаться вместе. Лейтенант и штабс-фельдфебель устроились за столом и пытаются заснуть. В темноте мерцают огоньки сигарет. Солдаты устало бредут по коридору в поисках места для сна. Унтер-офицеры наклоняются над спящими, светят им в лица фонариками, чтобы узнать своих подопечных.
Кто-то вполголоса что-то рассказывает. Позднее узнаем историю о десятилетнем ребенке, которого мать послала к солдатам попросить еды и который подорвался на мине. Несчастный лишился ног по колено, а его юный братишка погиб сразу.
