Когда Харри полностью окунулась и как следует отмокла, появились еще две молодые женщины, и одна из них вручила ей кусок белого мыла. Третья служанка расплела ее мокрые волосы и принялась втирать в них шампунь. Теперь, намокнув, они ужасно пахли лошадьми. Шампунь пах цветами. «Готова спорить, у Корлата шампунь цветами не пахнет», – подумала Харри. Она бы лучше сама разделась, несмотря на ломоту во всем теле, и сама вымыла голову. Служанка, которая дала ей мыло, терла ей спину щекотной губкой, и Харри подавила позыв захихикать. Ей с пяти лет никто спину не тер.

Чистая и завернутая в полотенца, она сидела очень терпеливо, пока девушка, которая мыла ей голову, распутывала колтуны в волосах. Длинные и густые, они неделями не видели нормальной расчески. «Пусть лучше она, чем я», – весело подумала Харри. В наличии слуг есть свои преимущества, а девушка работала так бережно… Харри поймала себя на том, что задремывает. «Хороша же я буду на собственном пиру, если даже глаза разлепить не в силах, – подумала она. – Наверное, теперь-то и пришла пора поплатиться за последние шесть недель и Матинов серый порошок».

Наконец она поднялась с табуретки, полотенца с нее сняли и надели через голову плотную белую сорочку. Ноги обули в бархатные тапочки, а на плечи набросили красное одеяние. Волосы перехватили золотым шнуром, оставив их распущенными, поэтому, садясь, ей приходилось отбрасывать их назад. На Островах никто не носил волосы распущенными, выйдя из детского возраста. На ночь их заплетали, а днем подвязывали и закалывали. Харри тряхнула гривой – забавное ощущение. Последние недели она жестко упихивала их под шлем, чтобы не цеплялись за ветки, или Матинов меч, или за ее собственное седло. Разбудившая ее девушка, прежде чем одеть госпожу, обработала ей плечо и ногу бальзамом. Двигаться стало гораздо легче, а вес одеяния перестал пригибать к земле, да и гладкая ткань сорочки больше не терла кожу наждаком.

Три девушки провели ее через прихожую в комнату со стульями, дружно поклонились и застенчиво взглянули на госпожу, пряча в глазах улыбку. Харри широко улыбнулась им и махнула на них полами алого одеяния. Они радостно улыбнулись в ответ и исчезли.

Харри опасливо присела на странный кривоногий стул и блаженно откинулась назад. Коврики с подушками и табуретки очень удобны, но неизбежно лишены спинок, а на стенку шатра опираться точно не стоит. По крайней мере, никто этого не делал, поэтому и она не пыталась. Сорочка развевалась вокруг нее, когда она ерзала, устраиваясь поглубже в кресле: «Кушака-то нет», – вспомнилось ей.

Сквозь открытую дверь виднелся длинный зал, и спустя несколько минут из другой двери в дальнем его конце появился Матин и направился к ней. В руке он держал кусок багровой ткани. Когда он вошел, повеяло запахом цветов. Харри улыбнулась.

– Добрая встреча, Дочь Всадников, – произнес наставник и развернул свою ношу.

Это оказался ее старый кушак, отстиранный дочиста. Улыбка сползла с лица Харри, и, когда Матин протянул ей кушак, по-прежнему из двух частей, словно собирался обернуть их вокруг ее пояса, она отпрянула.

Он остановился, удивленный, и взглянул в побелевшее под загаром лицо.

– По-моему, – медленно произнес он, – ты не понимаешь. – Он развел руки по сторонам и указал на линию на собственном темно-зеленом кушаке. – Смотри сюда.

Харри посмотрела и увидела такой же разрез, но тщательно починенный крохотными ровными стежками желтых ниток.

– Все Всадники носят так. Многие из нас удостоились разреза от руки короля, став первыми в Лапрунских играх, как я сам много лет назад. Это Корлатов отец рассек мой кушак. Двое или трое из нас получили их в другое время. Любой, кому достаточно повезло и его кушак рассек сола или сол, носит его зашитым всю жизнь.

В голове у Харри зазвучал голос Бет: «Они приезжают в этих своих длинных одеяниях, которые носят всегда. Даже лица закрывают, и не видно, улыбаются они или хмурятся. А некоторые еще носят эти смешные штопаные кушаки».

– Я научу тебя, как починить твой: это надо сделать собственноручно, ведь и чистить собственный меч, и платить своим вассалам нельзя кому-то передоверить. – Он хитро глянул на ученицу и добавил: – Не изволь сомневаться, все кушаки, срезанные тобой вчера, сберегут и починят. И будут хвастаться разрезами, полученными от дамалюр-сол, чья доблесть впервые проявилась, когда она стала первой в Лапрунских играх.

Харри позволила Матину снова повязать багровый пояс вокруг ее талии. Он не стал подтыкать концы, как делала она, тщась замаскировать разрез. Вместо этого он вывел его горделиво вперед и закрепил длинной золотой булавкой. Харри стиснула зубы и молча последовала за ним по коридору.

Колонны уходили вверх на три этажа, где сливались со сводчатым потолком. Пол покрывали большие квадраты, два шага в длину и два в ширину, но внутри черно-белой границы каждого крохотными мозаичными плитками были выложены картины. Харри пыталась разглядывать их, ступая по ним, и видела великое множество коней, мечи, восходы и закаты над горами и пустынями. Она настолько увлеченно смотрела под ноги, что не заметила, как Матин остановился, и налетела на него.

Они стояли под аркой в три этажа высотой, образованной колоннами. По обе стороны от них пространство между высокими каменными столбами заполняли стены. Их украшали гобелены. Впереди открывался громадный зал. Он тоже уходил на три этажа ввысь, и с далекого потолка свисала люстра на цепи длиной в сотни футов. Учитель и ученица спустились на шесть ступеней, пересекли двенадцать квадратов пола и поднялись по девяти ступеням на широкий квадратный помост. По трем сторонам помоста располагался накрытый белой скатертью стол. С четвертого края еще три ступени вели вверх к длинному прямоугольному столу на помосте поменьше. Вокруг малого стола сидели Корлат и семнадцать Всадников. Справа от короля оставалось два пустых места. «Стулья», – умилилась Харри. Похоже, стулья в Городе вполне обычное дело, даром что в кроватях тут не понимают.

Они сели, слуги дома принесли еду, и все принялись за трапезу. Харри внимательно следила за теми, кто подносил блюда. Среди городских слуг женщин и мужчин было примерно поровну. Харри порывисто повернулась к Матину и спросила тихо, чтобы Корлат не слышал:

– Почему в походном лагере у нас не было домашних слуг-женщин?

Матин улыбнулся птичьей ножке, которую держал в руке.

– С нами вообще было мало женщин.

– Когда мы через несколько дней выступим, – подал голос Корлат, – то возьмем нескольких с собой, если ты этого хочешь. Даже войско, идущее на войну, нуждается в некотором уходе.

– Не сочтите за глупость, – натянуто отозвалась Харри, – но мне будет приятно, если служанки дома отправятся с нами.

Король торжественно кивнул, а Харри вспомнила тот, первый пир. Тогда она сидела молча, еще сбитая с толку и перепуганная после скачки через пустыню мешком поперек Корлатова седла. «И я по-прежнему сбита с толку и напугана», – подумала она печально и коснулась золотой булавки на кушаке. Металл холодил пальцы.

За едой говорили о только что прошедших Лапрунских играх и о том, как показал себя сын такого-то и такого-то. Всадники следили за Играми с большим вниманием, подогреваемым близостью северян. Матин одобрительно отозвался о выступлении девицы по имени Сенай. Ей предложат присоединиться к войску, когда то будет готово выступить. Кисин тоже высоко оценил ее, поэтому она осталась в Городе, надеясь на подобный призыв.

– Где ее дом? – спросил Корлат.

Матин нахмурился, припоминая.

– Схпардит, – сказала Харри.

– Схпардит? – удивленно переспросил Матин. – Должно быть, дочка старого Нандама. Он всегда говорил, что из девки солдат вырастет. Хорошо для нее.

– А из Матина, похоже, биллиту растет? – заметил Иннат, и по столу прокатилась рябь смеха.

Харри обернулась к наставнику, и ей показалось, что вид у него бесстрастнее обычного.

– Я выбираю только лучших, – твердо сказал Матин, и все снова рассмеялись.