— Что с тобой? — спросила встревоженная Наташа, хватаясь за локоть подруги, лицо которой выражало полную растерянность.

Та, не отвечая, устремилась в дальний угол, где горела вторая коптилка. Там на ветошке, брошенной на земляной пол, корчилась женщина с огромным вздутым животом. Возле бестолково суетились жительницы подвала.

— Беременная! — сказала Наташа, потрясенная видом роженицы.

— Рожает! — испуганно пояснила Лина. — Да, ты не слышишь… Понимаешь, она рожает!

Новый неистовый вопль раздался в подземелье, сливаясь с гулом взрывавшихся наверху бомб и снарядов.

— Нашла время! — сказал впалогрудый, тощий неврастеник.

— Приспичило: ни раньше, ни позже… — сумрачно отозвалась его соседка, тетка Настя, так покрытая клетчатым байковым платком, что походила на маленький шалашик. — Ее в госпиталь надо бы отнести.

Неврастеник сердито фыркнул:

— Беда с вами, бабами! Куда вынесешь, когда на улицу носа высунуть нельзя! Сюда надо бы врача позвать, помог бы ей, а то от криков голову разломило.

— Подумаешь, какой нежный! — напустилась на него Лина, вся взъерошась. — Давно бы сам сбегал за врачом!

— Сбегал! Как будто мы в городе в мирное время! Я человек больной… — Он рассмотрел комбинезоны девчат и добавил: — Вы сестры медицинские, вот и помогите.

Однако Лина, уже не слушая, метнулась к выходу, но от порога вернулась объяснить Наташе — что нужно привести Ларису Фирсову. Пронзительный стон роженицы отбросил девушку обратно, к тому же она вспомнила, что подружка не слышит и скорее можно сходить за врачом, чем растолковать это ей.

Наташа сама догадалась, куда исчезла ее напарница по боевой работе. Не зная, что предпринять, в ожидании сняла шинель и отгородила роженицу от посторонних взглядов, но походило, будто она сама спряталась от нее.

— Вот девки: ничего на свете не боятся, а родов испугались! — сказал кто-то.

В подвале раздался добрый смех, разрядивший угнетенное состояние, какое всегда бывает у людей под обстрелом.

Наташа не поняла, над чем смеются, но почувствовала, что смех относится к ней, сразу выпрямилась и, все так же держа шинель, заглянула через нее на роженицу. Да, это было страшно! Зачем такие мучения? Они казались ненужными, оскорбительными, приводили в недоумение. Наташе уже исполнилось шестнадцать лет, но жизнь ни разу не столкнула ее с тем, что тут происходило.

Но после этих жестоких мук должен появиться ребенок, а маленьких детей Наташа очень любила. Она сама мечтала иногда о своих будущих детях: как будет купать их, кормить, водить на прогулку, как потом они станут учиться. Девушка снова заглянула к роженице.

— Ну что? Скоро, нет?

По лицам повитух было видно, что ответили насмешливо, но сейчас это не задело Наташу: за насмешкой крылась большая тревога.

«Не умерла бы, — подумала девушка о рожавшей и окинула взглядом подвал. — Где же запропастилась Лина? Наверное, убежала за Ларисой Петровной…» И Наташа влюбленно-благодарно посмотрела на стремительно входившую Фирсову, которая, приближаясь, привычным движением подтягивала, поправляла завязки халата.

По движениям ее губ Наташа угадала все слова, произнесенные ею, и ответила как человек, вполне посвященный:

— Мучается ужасно, а никого еще нет.

Губы Ларисы раскрылись в доброй улыбке, обнажив влажные беленькие зубы, ямочки на щеках углубились, ярко вспыхнули глаза.

— Ах ты, детеныш! — ласково сказала она, проходя за шинель, служившую ширмой.

— Давай я подержу ее с этой стороны, — предложила, подбегая, Лина.

Варвара, пришедшая вместе с нею и Фирсовой, доставала из своей сумки медикаменты.

— Нет ли у кого чистой простыни? — спросила она.

— Ох, девушка, мы уже забыли думать о простынях! — ответила тетка Настя.

— Возьми скатерку — чистая, — предложила маленькая скуластая женщина с острым от худобы носиком, которую называли Паручихой. — Только и захватила впопыхах скатерку, часы со стола да ребятишек…

— А где твой Вовка? — поинтересовалась тетка Настя.

— Опять убежал. Прошлой ночью двух моряков из окружения вывел: по какой-то трубе пролезли. Раньше я его поколачивала за то, что шляться любил, а теперь пригодилось: все ходы-выходы ему знакомы.

Паручиха замолчала, утерла подолом нос сначала трехлетней девчурке, сидевшей у нее на коленях, потом себе. Вторая девочка, лет пяти, лежала возле нее, укрытая солдатской телогрейкой. Прошло часа два. Томительно долго тянулись они!

— Чего же ты не эвакуировалась со своими ребятишками? — спросила тетка Настя, прислушиваясь к тому, что творилось наверху, и к стонам роженицы.

— Да вот Катюшка. Слетела кастрюля с плиты, сварило ноги девчонке. И сестра у меня хворала тогда.

— Ее миной убили, — неожиданно басом сказала трехлетняя Люба. — Тетю Полю миной убили.

— Слыхала? — промолвила Паручиха с тяжелым вздохом. — Эта нет-нет да и заговорит, а Катюшка с обстрелов вроде дурочкой сделалась: молчит и молчит, только дрожит, как воробей. Боюсь, не онемела ли! Вовка — тот отчаянный. Все с солдатами. Снаряды им тащит, продукты, по окопам с термосами ползает…

Пронзительный плач новорожденного раздался в подземелье, и головы жителей дружно обернулись в тот угол.

— Явился! Ему и горя мало, что немец нам на шею сесть норовит, — с сердечной усмешкой сказала Паручиха.

— Девочка! — радостно возвестила Варвара.

И вдруг в подвале начались разговоры о детях, о семейных делах, как будто рождение ребенка встряхнуло всех, вернув их к тому, ради чего живет, трудится и борется человек.

— Что тут у вас произошло? — строго спросил молодцеватый старшина с обветренным, красным лицом, зашедший в сопровождении двух бойцов, чтобы договориться с женщинами о выпечке хлеба.

Печь они присмотрели рядом, в полуразбитой мазанке. Оживление среди жильцов подвала сразу бросилось им в глаза.

— Немцы заместо бомбы ребенка на нас сбросили, — серьезно сказал инвалид с костылем.

— Вы, гражданин, это кому другому… — заговорил было старшина с достоинством, но громкий плач новорожденного заставил его оглянуться. — А в самом деле, ребята, похоже, нашего полку прибыло! Девочка? Ничего, принимаем и девочку.

Руки Варвары цепко держали крохотное, барахтающееся существо, которое она, сидя на корточках, подставляла под струю тепловатой воды. Потом Лина подала ей вместо полотенца кофту матери. Варвара вытерла ребенка, поискала взглядом, во что бы его завернуть, и нашла: из всех углов передавали дары — кто ситцевый платок, кто нижнюю юбку, кто нательную рубаху.

— Возьмите совсем мою скатерку, — раздобрилась Паручиха, вспомнив последний день, проведенный с мужем, ласки его, заботу и наказы — на случай, если почувствует она себя в тягости, не ходить ни к бабкам, ни к докторам: «Вернусь с фронта, порадуюсь».

Не пришлось солдату вернуться, и не вернется уже никогда.

— Возьмите совсем, — повторила Паручиха. — Выстирать, да ребенку заместо одеяльца. Давайте я ее постираю сама.

И Варя краем глаза увидела, как Фирсова передала женщине свернутую комком льняную скатерть.

— Что ты вырываешься? Ну что ты кричишь? — тихонечко приговаривала Варвара, пряча под пеленку непослушные ручки. — Пальчики-то какие крошечные!

— Где купили? — весело спросил подошедший со своими бойцами старшина, обласкав взглядом хорошенькую девушку, которая держала ребенка на руках.

Варвара молча кивнула в угол, где все еще суетились женщины и что-то делала Фирсова.

— Скажи пожалуйста! Такая война идет страшенная — и вдруг ребенок родился под самым боем! — заметил старшина с выражением живейшего участия.

Он всмотрелся в красненькое личико новой сталинградки и неожиданно погрустнел.

— Придется на армейское довольствие зачислить, — сказал он серьезно. — У нее-то паек есть уже, а мамаше надо что-нибудь подкинуть: консервов там, крупы, матрац принести. Ковалев, слетай за матрацем, чего она на голой земле лежит!

— Как мы тут? Пригрелись? — спросила сияющая Лина, подходя к Варваре. — Славненькая, правда? Вот бы нам с Сенечкой такую! — добавила она, не стесняясь незнакомых бойцов, вытянув пухлые губы, почмокала ими, поагукала возбужденно, весело: — Правда, большое событие произошло! Правда, праздничное что-то, будто солнышко заглянуло в подвал! А гремит-то как над нами. — Она прислушалась, затем оглянула просветлевшие лица людей и сказала с еще большим душевным подъемом: — Давайте назовем девочку Викторией. Ви-кто-рия! — повторила она, отвечая на взгляд Наташи и вывела пальцем в воздухе большие буквы.