– Возможно, я в каком-то смысле дилетант, но мы затронули вопросы дискуссионного плана. Я изучал Дао, так вот даосы утверждают, что никто не создавал ни пустоту, ни Дао, это первозданные реалии, существующие задолго до появления богов и человека. Даосы даже ввели в обиход символ или слово «сянь-ди» – образ, предшествующий Богу.

– За что учение Дао не признается большинством религий мира, – кивнул Парамонов, – ибо оно сомневается в существовании Единого. Как сказал один французский писатель: «Не знаю, существует ли Бог, но для Его репутации было бы лучше, если бы он не существовал».[6]

Ульяна засмеялась. Улыбнулся и Матвей.

– И все же вы рискуете, – добавил Парамонов. – Даже не тем, что задаете вопросы о сущности Мироздания и Творца, а тем, что одновременно пытаетесь остаться человеком. Вступивший на Путь в Круг перестает быть обыкновенным человеком, он становится Собирателем и Хранителем знаний, в большинстве своем опасных для человечества в его нынешнем состоянии. Необходимо выбирать: либо вы там, либо вы тут. Как говорил еще один умный человек: «Очень многих я видел на своем веку, которые были доведены до совершенной тупости неумеренной жаждой знания».

– Монтень, – усмехнулся Матвей, любуясь улыбкой Ульяны, на миг напомнившей ему Светлену. – Итак, вы мне отказываете в помощи?

Глаза Ивана Терентьевича стали грустными.

– Не спешите с выводами. Нам надо разобраться. Если мы станем помогать вам, сделаем ошибку, я в этом уверен. С другой стороны, будет, наверное, еще большей ошибкой не помогать. Я далеко не герой, особенно если предстоит сражаться с живыми людьми, а не с древними текстами. Но ведь вы утверждаете, что в прошлой жизни мы были вместе?

– Иначе я не пришел бы к вам.

– И чего вы хотите от нас? Чтобы мы встали на тропу войны?

– Это не я хочу – закон. Я оцениваю нынешнее состояние мира как пограничное. Монарху, чтобы начать изменение, необходимо обоснование, которое он получит в скором времени, если произойдет фазовая перестройка социума. Люди ему станут не нужны.

– А сами вы какой избрали Путь, пройдя свой Путь Воина до конца?

– Путь Ненасилия. Даосы его называют Путем Избегающего Опасности.

– А нам предлагаете Путь Воина, – засмеялась Ульяна. – Ничего себе альтернатива.

– Среди нас есть воины, ваш друг Самандар, к примеру, мой друг Вася Балуев. – Матвей встретил взгляд Ули и понял, что потерял в ее глазах большую часть своего обаяния, усмехнулся в душе. – Но вы меня неправильно поняли, идущие. Наша общая задача – формирование эгрегора Внутреннего Круга, способного стабилизировать ситуацию, остановить распад общества и дальнейшее ослабление Закона адекватного ответа.

– Каким образом мы сможем повлиять на закон? – скептически поднял бровь Иван Терентьевич.

– Для этого я хочу выйти в «розу реальностей», – сказал Матвей легко, как о каком-то пустяке, – и договориться с Монархом, чтобы он поискал другой объект для экспериментирования. А если не удастся – объединить иерархов.

Матвей помолчал, не обращая внимания на то, что в глазах собеседников протаивает изумление и сменяется беспокойством. Их взгляды спрашивали: в своем ли он уме?

– Если же и с иерархами не удастся договориться, – продолжал он ровным голосом, – то я попытаюсь выйти на Безусловно Первого.

Ответом Соболеву было продолжительное молчание Посвященных. Потом Парамонов глянул на Ульяну, крякнул, сцепил и расцепил пальцы.

– Вы меня поразили, Матвей Фомич! Но мне действительно необходимо обдумать ваше предложение, я не люблю и не хочу ошибаться.

– Я тоже, – добавила девушка, в глазах которой снова вспыхнул интерес к Соболеву. – А кто такой Балуев? Вы уже дважды упоминали его имя.

– Вася Балуев – ганфайтер, перехватчик-«волкодав», как их называют профессионалы, мастер захвата. Сейчас он находится в Чечне с одной непростой миссией.

– А поподробней можно?

Матвей допил свой остывший кофе, но заказывать больше не стал. Сказал нехотя:

– Он вошел в состав отряда, которому поручено ликвидировать убийц из ЧАС, так называемой Чеченской армии свободы. Чеченцы начали отлавливать и уничтожать своих бывших врагов по всей территории России. Раньше они просто похищали людей с целью выкупа, сейчас что-то изменилось, они начали более жестокие действия. Их группа проникла в Москву и убила двух офицеров, героев войны в Чечне, а также писателя Кожемякина, приговоренного исламскими фундаменталистами к смерти за правдивое отображение фанатизма. ФСБ решила ответить адекватно.

Парамонов покачал головой.

– Я слышал об этом преступлении. Жуткое явление… я имею в виду терроризм, а тем более исламский. Но чтобы решиться искать убийц на территории Чечни… это же самоубийство! Как они их там найдут? А тем более уничтожат?

– Террор не анонимен. У него есть имя, фамилия, связи, банковский счет, исполнители, базы и так далее. Вычислить имена убийц для силовых контор будет несложно. А вот выполнить задание… тут вы правы. Я пробовал уговорить Васю не идти туда, но он человек военный и пока еще в самом начале Пути. О сущности бытия, о противостоянии добра и зла он по-настоящему не задумывался. Но человек он неординарный, неглупый, интересный, у него все впереди.

– Если только он вернется оттуда живым, – проворчал Иван Терентьевич. – Хорошо бы научиться натравливать зло на зло, вот только не всем дается эта наука. Да и не существует однозначной оценки добра.

– Добро – изнанка зла, – вставила Ульяна.

– Но не всегда можно определить и отделить их друг от друга. Вот недавно возник «Стопкрим», «чистилище», как говорят в народе. К какому разряду отнести это явление, к добру или злу? С одной стороны, «чистильщики» наказывают бандитов и негодяев, с другой – их путь не лежит в русле закона и противоречит самым элементарным нормам морали.

– Разработка Горшиным программы защиты и адекватного ответа, появление «Стопкрима» – это достаточно своевременная реакция социума на возникновение «Купола», то есть в данном случае просто сработал Закон регуляции социума. Кстати, организация банд, киллер-центров, все более частое появление маньяков-насильников и убийц – тоже следствие Закона регуляции, и этому росту зла необходим противовес.

– Но ведь этим должен заниматься Союз Девяти.

– Должен. Но и у них возникли внутренние проблемы как следствие волнений среди иерархов. Некоторые из кардиналов Союза возжелали власти абсолютной, равной власти Монарха.

– Кто? Мы их знаем?

– Вы их узнаете.

Иван Терентьевич покачал головой.

– Да-а, дела-а! И все же не обижайтесь на нас, Матвей Фомич, сегодня мы не можем дать ответ.

– Я и не надеялся. Еще не раз придется контактировать и решать. Ну что, по домам?

– А где вы остановились? Может, поедем ко мне?

– Вы забыли, что здесь у меня «схрон», своя квартира. Кого первого доставить в родные пенаты?

Они расселись в не слишком комфортабельном и удобном, но все же уютном салоне «Таврии».

– Пожалуй, первой доставим Улю, – оглянулся на девушку Парамонов. – Меня никто не ждет, ни жена, ни дети, а ей завтра вставать рано.

Машина выехала со стоянки, влилась в негустой поток автомобилей на улице Ленина.

– Да, Иван Терентьевич, – прижалась к локтю друга Ульяна, – все забываю спросить: почему вы не женитесь?

– Потому что моя жена еще не родилась, – отшутился явно смущенный Парамонов. – И вообще я боюсь семейной жизни, необходимости поддерживать какие-то обязательные отношения. Холостому спокойнее.

– Есть анекдот на эту тему, – сверкнул улыбкой Матвей. – У психолога спрашивают: когда бывают хорошие отношения между мужем и женой? Тот отвечает: когда муж не слышит, что говорит жена, а жена не видит, что делает муж.

Ульяна засмеялась, улыбнулся и Иван Терентьевич.

– Вполне может быть, не спорю. Если серьезно, я действительно боюсь. На моем роду лежит некое заклятие… ради нейтрализации которого я и увлекся психологией, психическими аспектами и целительством. У моего отца была большая прекрасная семья – восемь человек: он, мама, трое дочерей и трое сыновей, я самый младший. Все умницы, без преувеличения, красивые добрые люди, но стоит кому выйти замуж или жениться – отпочковавшаяся семья начинает бедствовать. Болезни, кражи, пожары, стихийные бедствия начинают буквально сыпаться со всех сторон, пока не происходит гибель кого-то из близких.