Тогда же возобновились дружественные отношения с Византийской империей, причем по инициативе греческой стороны. Прибытие в Киев послов «от греческого царя» русские летописи (Воскресенская и Никоновская) датируют 979 г., но, сообразуясь с известиями византийских хронистов, нужно признать более вероятным 977 г.
10 января 976 г. в Константинополе произошла очередная смена власти. В этот день умер Иоанн Цимисхий. Ходили слухи, что его отравили. И в самом деле, император покинул этот мир удивительно вовремя, ибо двум законным (порфирородным) наследникам трона, василевсам Василию II и Константину VIII, сыновьям умершего в 963 г. Романа II, как раз исполнилось соответственно 18 и 16 лет[43].
По обоюдному согласию братья не стали делить самодержавную власть, и всю тяжесть правления взял в свои руки старший, Василий; Константин, который, по словам византийского историка XI в. Михаила Пселла, «всем казался безвольным прожигателем жизни, будучи человеком легкомысленным и склонным к развлечениям», только унаследовал титул императора. Впрочем, и Василий II, как свидетельствует тот же писатель, поначалу «вполне пользовался своим юным возрастом и царским положением», считая своим уделом «легкомысленные царские развлечения и отдых». Распорядителем всех дел при нем стал опытный царедворец, евнух паракимомен[44] Василий, которому царственные братья приходились внучатыми племянниками. Этот незаконный сын императора Романа I Аакапина (920–944), некогда оскопленный в интересах безопасности династии, привык стоять у кормила государственной власти, будучи на протяжении долгих лет бессменным «первым министром» при Никифоре Фоке и Иоанне Цимисхии.
Однако очень скоро Василию II пришлось оставить пиры и любовные интрижки и заняться куда более серьезными делами. Паракимомен Василий стремился убрать с ведущих государственных должностей влиятельных лиц предыдущего царствования. Наибольшие опасения ему внушал шурин покойного Иоанна Цимисхия, доместик схол Востока (командующий восточными армиями империи) Варда Склир, пользовавшийся огромной популярностью в войсках благодаря своей громкой военной репутации, приобретенной в русско-византийскую войну 970–971 гг. Заслуженный полководец внезапно был смещен с должности доместика схол и назначен простым дукою (губернатором) отдаленной Месопотамской фемы. Это вызвало (или, быть может, ускорило) открытое восстание. Летом 976 г., едва вступив на землю Месопотамии, Варда Склир провозгласил себя императором и начал приготовления к походу на Константинополь. Мятеж Склира имел далекоидущие последствия, в том числе и для Русской земли, предвидеть которые тогда не мог никто.
Получив помощь заевфратских эмиров, Склир в 977 г. овладел почти всей Малой Азией. Солдаты правительственных войск охотно переходили под его знамена. Василий II и его советник пребывали в растерянности. «Узнав, что все тяжеловооруженные воины стеклись к Склиру, – пишет Михаил Пселл, – император и его приближенные решили… что погибли».
Вероятно, сознание отчаянности своего положения и побудило Василия II отправить послов в Киев. Воскресенская и Никоновская летописи не сообщают ничего существенного о ходе переговоров: «…приидоша послы от греческого царя к Ярополку, взяша мир и любовь с ним, и яшася ему по дань, якоже и отцу его и деду его». Однако известие Татищева, взятое из других летописных источников, поясняет, что речь прежде всего шла о военной помощи империи: «…пришли послы от грек и подтвердили мир и любовь на прежних договорах, обесчеваяся погодную дань платить, а Ярополк обесчался на грек, болгар и Корсунь не воевать и в потребности грекам со всем войском помогать»[45]. Достоверность этих слов находит документальное подтверждение в текстах «прежних договоров» руси с греками: «Аще ли хотети начнеть наше царство [Византия] от вас вой на противящихся нам, да пишуть к великому князю вашему, и послеть к нам, елико хощеть: и оттоле увидят иные страны, какую любовь имеют Греки с Русью» (договор Игоря, 944 г.); «Яко николи же помышлю на страну вашю и елико есть под властью гречьскою, ни на власть [волость] Корсунскую и елико есть городов их, ни на страну Болгарьску. Да аще ин кто помыслить на страну вашю, да и аз буду противен ему и борюся с ним» (договор Святослава, 971 г.).
Итак, греки просили «воев», и Ярополк обещал их прислать. Однако сделать это можно было не раньше следующего года, так как в 977 г. еще продолжалась война с Болеславом II, и русское войско, выполняя союзническое обязательство перед Оттоном II, по-видимому, совершило поход в чешское Побужье[46]. Германо-русский союз неуклонно брал верх над Болеславом II, который сложил оружие в конце лета – начале осени. Наступило время и германской стороне выполнить свое обещание, и, по всей вероятности, зимой 977/78 г. Ярополк встречал в Киеве свою заграничную невесту – дочь графа Куно. Следствием этого брака было дальнейшее усиление позиций христианства в Русской земле. По словам Иоакимовской летописи, Ярополк «даде Христианом волю велику»[47]. Внук Ольги с уверенностью смотрел в будущее.
К 978 г. небо на западе и юге от Киева расчистилось. И только север опять затягивался грозовой тучей.
Владимир готовится к войне с братом
Новгород и после отъезда Владимира «за море» оставался неподвластен киевскому князю. Хотя Повесть временных лет и упоминает, будто Ярополк направил туда своих посадников, но достоверность этого известия сомнительна[48], так как оно опирается исключительно на легендарную концепцию взаимоотношений «русского юга» и «словенского севера», согласно которой Новгород находился в подчинении у Киева с конца IX в. На самом деле Новгород сохранял независимость еще и столетие спустя, как это видно из того, что в 970 г. новгородцы заполучили себе в князья Владимира не по воле Святослава, а по решению своего веча. Ярополковы посадники могли появиться в Новгороде только в результате удачного военного похода, но о подобном предприятии Ярополка нет никаких сведений, хотя, судя по всему, Владимир опасался именно такого развития событий, ибо бежал из Новгорода, ища возможности пополнить за морем свою дружину. Новгородцы между тем и не думали отрекаться от Владимира, а, напротив, обещали своему князю посильную помощь, так как из дальнейшего летописного повествования ясно, что расходы по содержанию его «варяжской» дружины взяла на себя городская казна.
Как и в случае с Рогволодом, ученые-норманнисты голословно толковали летописное «заморье», куда бежал Владимир, как указание на Скандинавию[49]. Правда, подкрепить свое мнение доказательствами они не пытались, что было бы для них и затруднительно[50], так как все наличествующие источники, которые только можно привлечь для решения данного вопроса, обнаруживают заморские следы Владимира на южном берегу Балтики, в славянском Поморье.
Возьмем одно из важнейших свидетельств, принадлежащее Титмару Мерзебургскому. Описывая Киев, он заметил, что «до сих пор» (то есть до 1018 г., когда Титмар писал эти строки) русская столица с успехом оборонялась от внешних врагов при помощи «стремительных данов». Замечание это, как видно, относится главным образом к эпохе Владимира (978—1015), и упоминание в составе его дружины «данов» раз навсегда исключает любые спекуляции со Скандинавией, ограничивая поиск «заморья» южнобалтийским побережьем[51]. Но было бы не меньшей ошибкой говорить в этой связи и об этнических датчанах, массовое пребывание которых на Руси конца X – начала XI в. не отмечено ни письменными источниками, ни археологией.