– Может, пивася?

Лицо Вовика оживилось:

– Это в легкую! Только с бабками напряг.

– Ну пойдем молодых потрясем, может, че надыбаем…

Они встали со скамеечки и неторопливо направились к школьному крыльцу. Только что начался пятый урок. Из школьных дверей то и дело выскакивали малыши, у которых уроки уже закончились. Некоторых из них встречали родители, другие же шли домой в одиночку.

– Эй, друган, тормозни, – сурово сказал Шурик, обращаясь к светловолосому пареньку лет одиннадцати. Мальчишка остановился и жалобно заморгал глазами. – Есть че покурить?

– Я н-н-не к-курю, – ответил тот дрожащим голосом.

– А как тебя зовут? – поинтересовался Вовка, и на его лице появилось некое подобие дружелюбной улыбки.

– Алексей…

– Ну вот что, Алексей! Ты этого отморозка не слушай. – Вован приобнял за плечи растерянного парнишку. – Тут вот какая беда… У меня игра завтра, а денег на бутсы не хватает. Всего каких-нибудь пятидесяти рублей. Не выручишь?

Сообразив, что сразу бить его никто не собирается, мальчишка слегка оживился:

– А ты за кого играешь-то?

– За «Торпедо-Металлург»! – без запинки ответил Вовка, а затем добавил, тяжело вздохнув: – Правда, пока за дубль…

– Слышь, ты денег-то дашь? – влез в разговор Шурик. – А то мы, это, типа, на тренировку опаздываем!

Поняв, на какое благое дело эти жуткие старшеклассники просят у него денег, Алексей с энтузиазмом полез в карман. Прощаясь с ним за руку, Вовка прочувствованно произнес:

– Спасибо тебе, друган! От лица всей нашей команды!

А когда паренек радостно умчался, назидательно заметил приятелю:

– Вот, учись! А то тебе бы всё в рыло да врыло. Давай, мчи за пивасем!

Шурик принял деньги и покорно потопал в направлении ближайшего магазина. Проводив его взглядом, Вовик неопределенно высказался:

– Не, ну прям как дети!

– Лысый, как, по-твоему, Авилкина письмо наше прочла? Ну там, где я про курение в школе написал?

Друзья сидели на той же скамеечке, лениво потягивая пиво. На вопрос Вовки Шурик не ответил. В этот момент он был погружен в созерцание сигаретной пачки. Вертя ее так и сяк, он то подносил ее к самому носу, то, наоборот, разглядывал на расстоянии вытянутой руки.

– Слышь, че спрашиваю? – Вовик легонько пихнул приятеля локтем.

– А я вот все думаю… – произнес Шурик, продолжая сосредоточенно разглядывать яркую коробочку. – Они вот тут пишут: смолы – двенадцать мэгэ, никотину – ноль девять мэгэ… Значит, они как-то все это взвешивали, прикинь?!

Вовик, взглянув на дружбана с легким удивлением, тем не менее серьезно ответил:

– Понимаешь, для этого есть технология специальная. Они берут такой, типа, полиэтиленовый пакет, пустой, – Вовик изобразил, будто берет в руки этот самый пакет, – и взвешивают его. Потом закуривают и дуют в него, дуют… Пока всю сигарету туда не задуют. А после пакет снова взвешива ют. Но уже с этим дымом.

– Да ладно! – недоверчиво воскликнул Шурик. – Ты гонишь!

– Какое – гоню! Я это в книге прочитал. Хочешь, принесу завтра?

– Не надо! – коротко ответил Шурик и залпом вылил в себя остатки пива. – Кстати, насчет Авилкиной, – сменил он тему, – давно пора козе этой рога поотшибать. Типа, отбить у нее навсегда охоту всякую дрянь про нас писать.

– Бить девчонок – низко! – авторитетно заявил Вовик.

– Так, может, у нее брат есть! – не унимался Лысый. – Тогда мы ему морду набьем!

– Вот смотрю я на тебя, Лысый, и думаю… – Помолчав немного, задумчиво произнес Вовка. – Все-таки Дарвин-то был прав!

– Че? – Шурик с недоумением взглянул на приятеля.

– Да ниче! Горилла ты! Понял?!

И, презрительно глянув на застывшего от изумления Шурика, Жуль двинулся к школьным дверям.

Все это вовсе не означало, что Вовка собирался простить Авилкиной эти ее гнусные статейки. Напротив, он очень хотел ей отомстить. Но Жуль понимал, что его месть не должна быть примитивной. Он совершенно не хотел опускаться до банальной драки: случай был не тот. Нет, Вовкина месть должна была стать вершиной изобретательности. Она должна была бы быть такой коварной и вместе с тем остроумной и впечатляющей, чтобы об этой страшной мести стрепетом и восторгом вспоминали потом многие поколения школьников.

Пока Жуль размышлял на все эти темы, прозвенел звонок с урока. Началась перемена. Коридоры школы мгновенно заполнились шумными толпами мальчишек и девчонок. К Вовке подошел Сокич:

– А Терминатор на физике про тебя спрашивал! Типа, в школе ты сегодня или нет.

– Ну и чего?

– А Авилкина говорит: «Пал Саныч, он был сегодня!» Во, гадина, будто ее кто за язык тянул! – Сокич подобострастно заглядывал Вовке в глаза.

– А чего Терминатор? – равнодушно поинтересовался Жуль.

– А ничего. Говорит: «А-а!»

– «А-а»?

– Ну да! А потом он Култыхина к доске вызвал.

– Ясно… – сказал Вовка. – Ладно, там чего у нас сейчас по расписанию?

– История! – доложил Сокич.

– Ну тогда двинули на историю! – скомандовал Вовка.

Он старался держаться так, будто ему плевать на Терминатора, но на душе у него на секунду стало как-то тревожно.

Добрейшая пожилая историчка Элеонора Николаевна была к тому же и классным руководителем девятого «А». Впрочем, к этим своим обязанностям учительница относилась довольно формально. Она никогда никого не ругала, потому что просто не умела сердиться. Если с кем-нибудь из учеников было необходимо всерьез поговорить, Элеонора Николаевна начинала переживать задолго до разговора. И журила она нерадивых школьников мягко, стараясь ничем не ранить нежную юную душу. Ребята же из девятого «А», тайком посмеиваясь над ней, тем не менее тоже старались особенно Элеонору не огорчать. Они называли ее между собой Бабушка.

После урока истории Бабушка сказала, обращаясь к Жулю:

– Володя, голубчик… Ты мог бы на минуту задержаться?

«Так, началось… – подумал Вовка. – Видно, Терминатор уже успел ей нажаловаться, что я физику промотал!» Он сделал серьезное лицо и ответил:

– Конечно, Элеонора Николаевна! Я весь в вашем распоряжении!

Когда все остальные вышли в коридор, Бабушка, поправив очки, начала:

– Э-э-э… Володя, я хотела бы тебя спросить… Я понимаю, что, скорее всего, у тебя была уважительная причина, но тем не менее…

Элеонора Николаевна замолчала. Жуль видел, с каким трудом она пытается подобрать слова. Ему стало жаль учительницу. Он сказал:

– Элеонора Николаевна, это вы насчет физики, да? Что я на ней не был? Верно?

– Да-да! – с облегчением произнесла учительница. – Понимаешь, ко мне подошел в учительской Павел Александрович, ион был несколько рассержен… как мне показалось. Короче, он просил, чтобы я у тебя узнала, отчего ты не был на его уроке.

Вовке не хотелось огорчать историчку, но принцип есть принцип. Он произнес:

– Понимаете, я прогулял. Просто прогулял, и все.

Взглянув на Вовку с некоторым даже испугом, Бабушка сказала:

– Да-да. Это очень, очень неприятно. Но в таком случае, раз у тебя нет уважительной причины, тебе придется зайти к директору после уроков. К сожалению.

– Да нет проблем! – бодро ответил Жуль. И, не выдержав, добавил: – Да не расстраивайтесь вы так! Подумаешь, делов-то! Что, в первый раз, что ли?

– Ах, Володя! – вздохнула Элеонора Николаевна. – Зря, зря ты так. Вот, ей-богу, зря. Не кончится это добром!

Вместо ответа Жуль вежливо поинтересовался:

– Элеонора Николаевна, я могу идти?

– Да иди уж… – ответила учительница, но, когда Жуль направился было к дверям, неожиданно произнесла: – Володя, ты же умный мальчик! Ну зачем тебе все это?

Вовка пожал плечами и вышел в коридор. Он и сам не знал ответа на этот вопрос.

К кабинету директора Вовка подходил не без трепета. Уроки в школе уже закончились, и в коридорах стояла непривычная тишина. Вот и знакомая дверь канцелярии. Вовка, вдохнув поглубже, решительно рванул ручку. Люда, школьный секретарь, сама недавняя школьница, увидев Вовку, протянула: