Поезд медленно подкатил к платформе вокзала и замер. Проводница открыла дверь, и Роман вышел с сумкой на перрон. За ним выскочил в спортивном костюме Эдик. На улице было ещё темно, и на платформе горели фонари.

– Ну, что? Отдых закончился? Опять учёба? У тебя когда семестр начинается? – рассеянно спросил Роман друга.

– Ромка, ты чё? Я ж тебе говорил, у меня послезавтра распределение тем дипломных работ и назначение руководителей. Ну, а потом последнее, что осталось – госэкзамен по научному коммунизму и преддипломная практика.

– Что-то мне эта неделя в Карпатах, видать, всю память отшибла. Прости за невнимательность. Эдик, иди в вагон, ведь холодно. Всего-то четыре часа утра. Напрасно ты проснулся так рано.

– Брось, Ромка. Ничего страшного, вот поезд тронется, я лягу и засну. И до самой столицы мне будет сниться Яремча, – Эдик глубоко вздохнул и продолжил. – А отдых был просто замечательным. Спасибо тебе, брат. Знаешь, я так себя прекрасно чувствую, как заново на свет народился.

– Ты ведь про Алёну свою так и не вспомнил. А говорил, что обещал ей писать каждый день, – напомнил другу Роман. Он был рад тому, что друг стал таким же, как и прежде.

– Не судьба, наверное. Спасибо Натали, она меня вылечила от наваждения. Я ведь прекрасно понимал, что мы с Алёной не пара. Я для неё – «лимита», забавное мгновение. Не больше.

Они ещё поговорили немного на перроне, пока не объявили отправление поезда. Друзья обнялись на прощание, и Эдик вошёл в вагон. Поезд медленно тронулся. Роман стоял на платформе и смотрел вслед уходящему поезду, пока тот не скрылся из вида. Ему стало одиноко. Роман через переход пошёл в здание вокзала. Сквозь толпы людей с чемоданами и сумками он медленно продвигался к выходу.

– Внимание, уважаемые пассажиры, прибытие скорого поезда номер 51 сообщением Харьков-Трускавец задерживается на час. О прибытии поезда будет объявлено дополнительно, – голос из репродуктора вывел его из оцепенения. Роман поднял голову и посмотрел на табло. На огромном табло напротив строчки, информировавшей о поезде 51, в последней графе о наличии свободных мест горела надпись: «Есть». Он решительно повернул назад и пошёл в кассовый зал.

– Дочь, что-то ты стала какой-то другой после Карпат, – сказал отец после завтрака, надевая пальто. – Вот и Николаю не позвонила после приезда. Второй день ведь как дома. А до свадьбы всего месяц остался.

– Папа, укрой шею шарфом, на улице холодно, – ушла от ответа Наташа.

Мать подозрительно посмотрела на неё, предчувствуя недоброе, но промолчала. Она уже догадалась по поведению дочери, что та встретила кого-то, кто пришёлся ей по душе. Диалог с отцом только усилил подозрения.

– Ну, я пошёл. А вечерком мы таки сходим к Николаевым родителям. Так что, будь готова, – сказал на прощание отец. Наташа закрыла дверь и вернулась в комнату.

– Наталя, что с тобой? – спросила мать.

– Мама, не спрашивай, мне сейчас не до разговоров.

– Ты не будь дурой, тебе скоро двадцать три исполнится. Давно уже замуж пора. Николай хороший парень, и профессия у него хорошая, и родители с большими связями. Будешь, как сыр в масле кататься. Все завидовать будут.

Наталья, ничего не ответив, ушла в большую комнату и, усевшись на диване, включила телевизор. День приближался к вечеру, и Наташа стала заметно нервничать. Ей страшно не хотелось сегодня встречаться с Николаем и его родителями, но противиться воле отца она не могла. Наталка всё ещё находилась под гипнозом атмосферы студенческой компании, с которой её познакомила Катя. А точнее, все мысли были заняты одним именем – Ромашка.

Около четырёх часов дня раздался звук подъехавшей машины и через некоторое время осторожный стук в дверь. Мать встала из-за стола и пошла открывать дверь.

– Извините, а Наташа Маленко здесь живёт? – сквозь звук телевизора Наталья услышала знакомый голос и быстро надела на ноги тапочки.

– Нет здесь никакой Наташи, иди-ка ты домой, молодой человек, – зло ответила мать и закрыла дверь в надежде, что дочь ничего не услышала.

Услышав приглушённый знакомый голос, Натали с замирающим сердцем рванула к двери и, оттолкнув мать, выскочила на улицу. По протоптанной в снегу тропинке уходил по направлению к такси, ждавшему его на обочине дороги, Роман.

– Ромашка! Постой! Забери меня с собой! – крикнула она на бегу.

– Наталка, вернись, не позорь нас с отцом, – послышался суровый окрик мамы из широко распахнутых дверей их дома. Но Наташа не слышала её.

Роман повернулся, и Наташа с разбегу плюхнулась в его объятья. Она, не стесняясь, жадно стала его целовать. Потом подняла руку и, глядя в его глаза, провела ею по лицу Ромашки. Её ладошка была мягкой и тёплой, а глаза смеялись.

– Ромашка, как мне без тебя плохо. Почему ты так долго не приходил? Ты уже успел меня забыть? – тихо сказала Натали, всем телом прижавшись к нему.

– Глупенькая, я же только Эдика проводил и вот приехал за тобой. Я всю ночь думал о тебе и понял, что не могу противиться судьбе. Было бы просто непростительным свинством с моей стороны оставить тебя одну, – сняв куртку и укрыв ею девушку, ответил улыбающийся Роман. Наталкино маленькое сердечко, неожиданно познавшее любовь, радостно билось в груди, а на губах сияла, как солнышко, улыбка. Им стало очень легко от того, что они снова были вместе. Всё остальное в мире потеряло для них всякое значение.

Где-то в вышине, сидя на облаке, довольно потирал руки от удачно выпущенных стрел Купидон. Свершилось ещё одно маленькое чудо, и в этот миг на свете стало на двух счастливых людей больше. В сумерках наступающего вечера кружились крупные снежинки, медленно оседая на землю и заметая следы былой Наташкиной жизни. Начиналась новая страница в её жизни.

Приятная истома, вызванная воспоминаниями молодости, охватила всё тело. Роман заново пережил те же чувства, как и тогда, при отъезде из Яремчи. Он даже закрыл глаза.

В гостиной тихо потрескивали перегоревшие в камине сухие поленья. Щелчок выключателя и свет зажёгшейся за спиной лампы вывел Романа из состояния воспоминания и сопереживания давно забытых событий. Жена присела на подлокотник кресла и обняла его за шею.

– Скучаешь?

Роман молча поцеловал жену и, усадив её на своё место, вышел на кухню. Через несколько минут он вернулся с зажжённой свечой, двумя бокалами и бутылкой красного вина. Он поставил всё на камин и, выключив свет, сел в ногах у жены.

– Наталя, а помнишь тот вечер в Карпатах? – он взял её руки и нежно стал их целовать.

– Что с тобой, Ромашка? – удивлённо спросила она.

– Знаешь, я самый счастливый на свете человек, ведь у меня есть ты. Я сейчас вспоминал Яремчу и тот далёкий вечер, когда впервые увидел тебя.

– Я знала, что ты моя судьба, даже несмотря на то, что ты тогда с первого момента уступил меня Эдику.

– Никому я тебя не уступал. Я был уверен, что мы созданы друг для друга, и ничто нас разделить не сможет. А Эдика в ту зиму надо было лечить. И ты его вылечила, – он встал с колен и разлил вино по бокалам. Подав бокал жене, он опустился во второе кресло, стоявшее возле камина.

Натали поднялась и села мужу на колени, обняв за шею. Отпив немного вина, она поставила бокал на камин и опустила голову ему на плечо, всем телом прижавшись к его груди.

– А снежинки такие же, как и в ту зиму, – задумчиво сказала она, глядя в окно на усилившийся снегопад. – Я тебе так благодарна за то, что ты спас меня от меня самой и вернул к жизни. Если бы я тогда вышла замуж за Николая, я бы мучилась всю свою жизнь.

Роман не ответил.

Наталка и Ромашка ещё долго сидели, обнявшись, у тлеющего камина, глядя в окно на танец снежинок. Они молча вспоминали ту далёкую зиму, в которую, несмотря на холода, родилось их счастье.

Январь 2010, Калгари.

Стоял тёплый октябрьский день, один из последних дней уходящего бабьего лета. Несмотря на тёплую солнечную погоду на улицах города было немноголюдно. За цирком, возле здания авиакасс, одиноко маячила жёлтая бочка с надписью «Пиво». По краям сиротливо приютились два высоких стола с пустыми кружками. Внушительных размеров престарелый продавец в белом халате поверх тёплой куртки и старом картузе на лысой голове, положив недочитанную газету на стул, поднялся и неторопливо собрал кружки. Выбросив мусор со столов в урну, он перемыл посуду и протёр влажной тряпкой покосившиеся столы. Закончив убирать, он сел на стул и снова развернул газету. Небольшая компания молодых людей свернула из-за угла на площадь и направилась к бочке.