«Нет, сегодня умрет не она», – с сожалением подумал убийца, ощупывая жадным взглядом девочку в красном. Он уже точно знал, чью жизнь оборвет вечером. А на эту блондинку сейчас просто посмотрит.

Под ногами гнил мусор. Со всех сторон звучала музыка. Попса. Пахло шашлыками и чебуреками. Разогрело. Ласковое майское солнце благосклонно улыбалось с неба мухачинцам. Всем: добрым и злым. Весеннее тепло – обещание жаркого лета. Хотя обещать – еще не значит жениться. Аня и Лена – в одних футболках. Куртки сложили в рюкзачки. Мандинго, которому всегда было прохладно, остался в свитере. Африканская кровь на Урале грела не ахти. Он дождался девочек после уроков и напросился поехать с ними на базар. Аня всю дорогу корчила подруге многозначительные рожи.

Ребята купили семечек у входа на Зеленый и смешались с народом. Хотя до закрытия оставалось еще часа два, многие продавцы уже складывали свой товар. Одни ели и пили на рабочем месте, подкрепляясь после тяжкого трудового дня, другие занимали места за столиками в двух кафе, работавших на рынке: «Бишкек» и «Замануха».

– Достали уже эти черножопые, – зло заметил Мандинго, кивая на навязчивых кавказских торговцев турецкой обувью, хватающих за руки проходящих мимо покупателей. «Вай-вай, налетай, разбирай!»

– Уматные рубашки в той стороне, у китайцев – подсказала Аня.

Китайцы давно облюбовали дальнюю часть Зеленого базара. Обнесли ее высокой оградой – наглухо отгородились от кавказцев. Сделали на каждую сторону вход-выход: полукруглые ворота. Чтобы никакой клаустрофобии у посетителей. Внутрь заманивали стилизованные под иероглифы красные буквы: «Китайский вещевой рынок». Грязно, шумно, многолюдно, но все есть. Как в Поднебесной. Собаки это место обходили стороной.

На китайском рынке их окликнул знакомый. Куролятинский сосед по коммуналке. Сержант полиции Салават Баимов. Он занимал две комнаты из трех. На стенах чеканки, на подоконниках герань. Жена – медсестра Фарида, дочь – третьеклассница Эля, сын – маленький Ромка. Обычно Салават сжигал своей энергией все живое в радиусе десяти метров. Гиперболоид. Это трезвый. Пьяный Салават пугал жену своим пистолетом. Имеется в виду – служебным.

Сам похожий на ряженного в нашу форму китайца, толстенький круглолицый Салават ел что-то ядовитое возле пустого прилавка. На ребят пахнуло. Острый корейский салат. Редька, морковь плюс инь и ян. В последнее время Мухачинск заполонили корейские салаты. Секретное оружие Ким Чен Ына. Ему бы ракеты, работающие на редьке, выпускать против империалистов. С сильным выхлопом.

Ребята поздоровались с сержантом, категорически отказались от салата и объяснили, что им нужно на Зеленом. Салават показал рукой.

– Топайте в ту сторону. В тех закутках рубашек немеряно…

Ребята задержались в первом же. Заваленный сорочками столик. Коротенькая женщина с берегов Янцзы или Хуанхэ.

– Сколько стоит? – показала рукой на сиреневую рубашку Лена.

– Тлиста лублей, – улыбаясь во весь щербатый рот, ответила ей китаянка.

– А размер? Большие размеры есть?

– Есть-есть. Тлиста лублей! – усиленно закивала торговка.

– А за двести можно? – вступила в торг Аня.

– Можна-можна! Тлиста лублей, – согласилась китаянка.

– А рубашки в другую цену у вас бывают? – прыснул Мандинго.

– Бывают-бывают. Тлиста лублей! – заверила разговорчивая продавщица.

Ну, что тут поделаешь! Лена прикинула приглянувшуюся сорочку по Мандинго. Щуплый дядя Коля был в плечах ненамного шире. Достала кошелек.

– Пиастров-то хватит? – озабоченно спросил пацан. Как будто сможет добавить!

Не отвечая, Лена расплатилась с продавщицей. Та обмела на удачу заработанными купюрами свой товар, упаковала проданную вещь в прозрачный пакетик и с поклоном подала ребятам.

– Сипасиба!

Уже на выходе с Китайского рынка Лена почувствовала на себе чей-то взгляд. С ней так уже бывало не раз. Идет себе, идет, и вдруг как сверло в спину. Уперлось и сверлит. И непонятно, кто это так. Лена оглянулась. Сейчас-то понятно. Витас. Вон, стоит у киоска с безделушками. Черная водолазка, голубые джинсы. Причесочка. Набычился.

– У, как смотрит! – Аня тоже заметила знакомое лицо. Она вообще жила с Витасом в одном подъезде. Помахала приглашающе рукой. Витас с заметной неохотой подошел. «Привет-привет!» Не спрашивая разрешения, цепанул семок у Мандинго.

– Легкий шопинг? – кивнул на пакетик в руках у Лены.

– Подарок отчиму на день рождения, – обстоятельно объяснила она.

– А ты что здесь делаешь? – в свою очередь задала вопрос Аня.

– Вот, взял недорого… – Витас показал брелок для ключей в виде чертика, играющего на трубе. Все по очереди взвесили чертика на ладони. Оценили. Няшный брелок. Витас сменил тему:

– Сегодня утром ту девчонку хоронили, которую в воскресенье в лесу у могильника мертвой нашли.

– А ты откуда знаешь? – спросил Мандинго, сплевывая шелуху от семечек на асфальт.

– Она через дом от нас жила, – объяснил Витас. – Утром я слышал, как там музыка играла.

– Мы в это время в школе были, – заметила Аня.

– Интересно, кто ее?.. Местный, с нашего района, или залетный? – спросил Витас, игриво улыбаясь проходящей мимо эффектной девушке. Соблазнитель!

Мандинго тоже с интересом посмотрел симпатюле вслед. Лена нахмурилась. И этот туда же! Куда конь с копытом, туда и рак с клешней!

Про Наташу Анохину тут же забыли. Чужая потерянная жизнь ребят не интересовала.

Витас отвалил быстро. У него в центре еще какие-то дела. Аня и Лена, под недовольное ворчание Мандинго, наскоро прогулялись по рядам. Никакой радости ходить по рынку с мужиком! Мандинго сам весь извелся и девочкам все удовольствие испортил. Семечки тоже кончились. Подруги решили возвращаться домой.

На трамвайной остановке встретили еще и Валерика. Что совсем не удивительно. Валерик зарабатывал деньги пением под гитару на улицах и в общественном транспорте. Стритовал за налик. Среднего роста, бледненький брюнет. Длинноволосый, как девушка. Он часто появлялся на «Сметане», но ни с кем близко не сходился.

Валерик существовал в мире звуков. Как Моцарт. Арпеджио, тремоло, пиццикато, мелизмы… Другое его не интересовало. В прошлом году он закончил Мухачинское музыкальное училище, но работы пока не нашел. Романтический мальчик. Ботаник. Ребята его уважали – уж очень хорошо Валерик играл и пел. Под его длинными ловкими пальцами даже дешевая свежесрубленная гитара была способна на все. От легчайшего пианиссимо до максимального форте. Маленькое пианино. Негромкий приятный баритон трогал за душу. Артист.

Пообщаться, правда, не случилось. Не успели подойти. Рядом с музыкантом с лязгом задергался трамвай. До желдорвокзала. Валерик прощально улыбнулся ребятам и, осторожно придерживая инструмент, последним зашел в переднюю дверь.

Дядя Коля перед телевизором ел корейский салат. Новости смотрел. Пятиминутку ненависти. Казалось, что смердячий дух пропитал все на свете: выцветшие шторы на окне, штопаный палас на полу, ворох одежды, висящий на спинке кресла… О, шит! С ума сойти! Лена побыстрее спрятала пакет с подарочной рубашкой в шкаф. Бросила свой рюкзачок под стол. Открыла форточку. Пусть как следует просквозит. Просифонит. Подошла поздороваться Зефиринка. Мамы еще не было. Наиля Рустамовна работала уборщицей в одной конторе и приходила поздно. Мыла там полы после закрытия.

– Здорово, мать! – приветствовал Лену отчим. – Есть будешь?

Лена скорчила капризную гримасу. «Буду, но не этот желудочный фейерверк».

– На кухне в сковородке картошка. В холодильнике молоко.

На общей кухне толстая Фарида гремела посудой. Лена поздоровалась с соседкой, наложила себе полную тарелку жареной картошки, отрезала хлеба, налила в кружку молока. Отнесла в комнату. Уселась за стол, который служил семье универсальным местом приложения сил: уроки, еда, хобби… Дядя Коля за этим столом лепил четки из хлеба или мастерил нарды. Тоже из хлеба. В колонии научился. Если, конечно, не находился в состоянии глубокого алкогольного изумления. Среднем между твердым, жидким и газообразным. В этом состоянии отчим проводил значительную часть своей жизни. Иногда некогда было даже ходить на работу.