То же происходит по всей Восточно-Римской империи со столицей в Константинополе. Вот как описывает это Эдвард Гиббон:
За десять веков не совершилось ни единого открытия во славу человека или ко благу человечества. К умозрительным построениям античности не добавилось ни единой идеи; терпеливые и прилежные ученики догматически вдалбливали усвоенное следующему, столь же раболепному поколению.
До Нового времени даже лучшие представители медицины мало что могли сделать. Последней представительницей династии Стюартов на британском престоле была королева Анна. За 17 лет (дело было на рубеже XVII–XVIII вв.) она 18 раз беременела, но лишь пятеро детей благополучно появилось на свет, и из них лишь один пережил пору младенчества, но и этот королевский отпрыск умер в детстве, еще до коронации Анны в 1702 г. Едва ли Анна страдала какими-то генетическими заболеванием, а уж врачами она была обеспечена лучшими, каких сыскали в Европе.
Постепенно медицина училась бороться с болезнями, которые безжалостно обрывали столько детских жизней. Открытие бактерий, простая мысль, что врачам и акушеркам следует мыть руки и стерилизовать инструменты, правильное питание, меры общественного здравоохранения и гигиены, антибиотики, лекарства, вакцинации, открытие структуры ДНК, молекулярная биология, теперь уже и генная терапия – в современном мире (по крайней мере в развитых странах) родители имеют куда больше шансов вырастить каждого новорожденного, чем было у властелина одного из самых могущественных народов Европы на исходе XVII в. Мы полностью избавились от оспы, заметно сократились регионы, где есть опасность подхватить малярию. С каждым годом увеличивается прогнозируемая продолжительность жизни для детей, больных лейкемией. С помощью науки на Земле могут прокормиться в сотни раз больше людей, чем тысячу лет тому назад, и условия их существования стали намного лучше.
Читать над холерным больным молитву или дать ему 500 мг тетрациклина и вылечить его за 12 часов? (И поныне существует разновидность религии – Христианская наука, – которая не признает никаких микробов: над больным молятся, а если молитва не помогает, верующие скорее позволят своему ребенку умереть, нежели дадут ему антибиотик.) Можно сколько угодно лечить шизофреника психоанализом, а можно назначить от 300 до 500 мг клозапина в день. Научные методы лечения в сотни, в тысячи раз эффективнее альтернативных. И даже когда альтернативный метод с виду помогает, мы не можем быть уверены в его заслугах: случаются спонтанные ремиссии даже холеры и шизофрении, причем без молитв и психоанализа. Отказаться от достижений науки – значит пожертвовать не только кондиционерами, плеерами, фенами и спортивными автомобилями.
Пока человек не освоил сельское хозяйство, средняя продолжительность жизни охотника и собирателя составляла примерно 20–30 лет. Таким оставался прогноз для Западной Европы и в поздней Античности, и в Средневековье. До 40 лет средняя продолжительность жизни увеличилась лишь к 1870 г. В 1915 г. она составляла уже 50 лет, в 1930 г. – 60 лет, в 1955 г. – 70 лет, а ныне приближается к 80 (чуть больше у женщин, чуть меньше у мужчин), и весь остальной мир подтягивается вслед за Европой и США. Что послужило причиной этого замечательного, беспрецедентного прорыва, столь улучшившего положение человечества? Открытие болезнетворных бактерий, система общественного здравоохранения, развитые медицинские технологии. Увеличение продолжительности жизни напрямую связано с повышением ее качества – повысить качество жизни покойника довольно-таки затруднительно. Драгоценнейший дар науки человечеству – буквально дар жизни.
Однако микроорганизмы способны мутировать, и, словно лесной пожар, распространяются новые болезни. Идет постоянная борьба между новым «вооружением» вирусов и бактерий и ответными мерами человечества. В этом состязании мы не можем довольствоваться созданием новых лекарств и методик, нам нужно все глубже проникать в саму природу жизни, нам требуются фундаментальные исследования.
Чтобы мир не погиб от перенаселения, – к концу XXI в. ожидается от 10 до 12 млрд человек, – нужно изобрести надежные и эффективные методы производства пищи, т. е. совершенствовать семенной фонд и методы ирригации, разрабатывать новые удобрения и пестициды, системы перевозки и хранения. Попутно придется развивать и прививать методы контрацепции, добиваться полного равноправия женщин, повышать уровень жизни беднейших слоев населения. Разве это осуществимо без науки и техники?
Разумеется, наука и техника – не рог изобилия, из которого на мир прольются заветные дары. Ученые создали ядерное оружие, да что там – они хватали политиков за грудки и настаивали, что их народ (тот или иной) непременно должен оказаться в этой гонке первым. И они произвели 60 000 бомб. В годы холодной войны ученые США, Советского Союза, Китая и других стран с готовностью подвергали собственных сограждан излучению, даже не предупреждая их об этом, лишь бы преуспеть в ядерной гонке. В Таскиги[11] врачи заверяли контрольную группу ветеранов, что лечат их от сифилиса, хотя на самом деле давали им плацебо. Жестокости нацистских врачей давно разоблачены, но и наши технологии отличились: талидомид[12], фреон, эйджент оранж, загрязнение воды и воздуха, истребление многих видов животных, мощные заводы, способные окончательно испортить климат планеты. Примерно половина ученых хотя бы часть времени работает на военный заказ. Немногие аутсайдеры все еще отважно критикуют изъяны общества и заранее предупреждают о грядущих техногенных катастрофах, но большинство либо идет на компромисс с совестью, либо вполне охотно служит корпорациям, или же трудится над оружием массового уничтожения, нисколько не заботясь об отдаленных последствиях. Техногенные риски, порожденные самой же наукой, противостояние науки и традиционной мудрости, кажущаяся недоступность научного знания – все это внушает людям недоверие и отвращает от образования. Есть вполне разумная причина побаиваться научного и технического прогресса. Образ безумного ученого доминирует в популярной культуре: субботним утром в детской передаче скачут какие-то придурки в белых халатах, а сюжет о докторе Фаусте дублируется во множестве фильмов – от посвященных самому доктору Фаусту до его коллег Франкенштейна и Стрейнджлава[13]. Не забудем и «Парк юрского периода»[14].
Но вправе ли мы упрекнуть науку в том, что она облекает властью аморальных технарей, алчных или амбициозных политиков, и на этом основании избавиться от науки как таковой? Медицина и современная агрикультура спасли больше жизней, чем было утрачено за все войны в истории[15]. Развитие транспорта, систем сообщения, СМИ преобразило и объединило мир. И опросы демонстрируют, что профессия ученого, вопреки всем оговоркам, по-прежнему считается одной из самых престижных и авторитетных. Наука владеет обоюдоострым мечом, и, сознавая ее мощь, все мы, в том числе политики, но ученые в особенности, должны осознать и свою ответственность: думать об отдаленных последствиях любых технологий, мыслить в перспективе всего человечества и грядущих поколений, отказаться от дешевых лозунгов национализма и шовинизма. Ошибки ныне стоят чересчур дорого.
* * *
Не все ли нам равно, где истина?
Невинность благодать, а мудрость суета.
Так писал поэт Томас Грей, но прав ли он? Эдмунд Тил в своей книге «Цикл сезонов» (Circle of the Seasons, 1950) решил ту же дилемму точнее:
С моральной точки зрения сказать «мне все равно, правда это или ложь, лишь бы меня устраивало» так же скверно, как наплевать, откуда у тебя берутся деньги – лишь бы водились.
