— Отпроситесь на завтра, — в конце концов посоветовал он. — Скажите, что выйдете послезавтра. А утро вечера мудренее, завтра все обдумаем и обговорим.

— Неплохо придумано, — кивнула Тереза и улыбнулась веселее. — С этой мыслью мне будет легче заснуть. Спасибо.

Григорий проводил ее взглядом и опустился на диван. Теперь, когда Тереза вышла, Григорию предстояло сделать еще кое-что, перед тем как и самому решиться лечь спать. Как ни терпима оказалась Тереза в отношении магии, как ни восприимчива, она все равно судила почти обо всем с позиции простой смертной. Они убежали от крыс — и для Терезы опасность миновала. Она и не задумалась о том, что в том доме, где она жила, могли преспокойно ошиваться эти серые длиннохвостые прислужницы Франтишека. Мало того, ей и Григорию грозили существа пострашнее крыс.

Еще тогда, когда Тереза не вошла в гостиную, а находилась в своей спальне, Григорий уже успел произнести основные охранные заклинания. Теперь, уверившись в том, что Тереза легла в постель, Николау мог спокойно завершить начатый труд.

Он закрыл глаза и вошел в контакт с пятью точками, которые избрал для себя в качестве опор в квартире Терезы. Связанные между собой магической силой, эти точки должны были образовать пятиугольник, внутрь которого вписывалась большая часть квартиры. Незначительные участки, оставшиеся за пределами пятиугольника, можно было защитить силой заклинаний. В квартиру Терезы крысы сегодня ночью прокрасться не смогут при всем желании. Путь сюда будет закрыт и для людей — приспешников Петера Франтишека. Всех случайностей Григорий, безусловно, исключить не мог, но если бы кто-то или что-то все-таки в квартиру проникло, Григорий получил бы об этом предупреждение.

Григорий положил подушку в изголовье, расстелил одеяло и улегся. Разум его во все времена не прекращал трудиться. Григорий думал о завтрашнем дне. Тереза может потребовать ответов на многие вопросы, а он пребывал в сомнениях насчет того, как ей отвечать. Григорий всю жизнь жил, не ведая о возможности выхода, и теперь ему крайне трудно было измыслить такую возможность для другого человека. И все же, существуй для него шанс спасти Терезу, он был бы готов забыть о своих бедах.

Григорий заснул, так ни до чего и не додумавшись.

Было еще темно, когда Григория разбудило чье-то прикосновение к его сознанию. Он открыл глаза и стал ждать, пока они привыкнут к темноте, но за это время он уже успел самым старательным образом окинуть всю квартиру мысленным взором. Странно… Никаких незваных гостей и в помине не было, и никаких следов использования магической силы.

Результаты беглого осмотра Григория не удовлетворили. Он встал с дивана, поднял руку до уровня груди, повернул ладонью вверх и сосредоточился. В дюйме от его ладони вспыхнул маленький желтый огонек, осветивший гостиную так, что Григорию стали видны все предметы в ней, но вместе с тем не такой яркий, чтобы проникнуть в спальню Терезы и разбудить ее. Держа огонек над ладонью, словно светильник, Григорий обошел комнату, на сей раз используя не только магическое, но и обычное зрение.

Похоже, в гостиной все было чисто. Николау вышел в маленькую кухню. Он долго жил, в частности, в Лондоне и в Европе вообще, но размеры квартир в сочетании с их стоимостью не переставляли удивлять его. Он ведь помнил времена, когда постройка дома, способного вместить семью из десяти человек, стоила человеку всего лишь нескольких дней тяжелого труда.

Из кухни он прошел в ванную комнату. Там висело зеркало. Увидев свое отражение, Григорий невольно задержал на нем взгляд.

Перед ним было его лицо — то самое, что принадлежало ему всегда, и все же всякий раз разное. Его черты запечатлевали все, что довелось пережить Григорию, а особенно — глаза. Да, его глаза цветом были похожи на глаза Терезы, Франтишека и любого из других, которых ему доводилось встречать на протяжении несколько веков, но ни у кого из них в глазах не отражалось столько тяжких переживаний, столько лет бесконечных странствий и мук. Их глаза — за исключением разве что Франтишека — были молоды. В них горел огонь, а в глазах Григория, как казалось ему самому, тлели угли.

Григорий моргнул и отвернулся от беспощадного зеркала. Зеркала он терпеть не мог и пользовался ими исключительно по необходимости. А сейчас у него было дело поважнее, чем купание в жалости к самому себе. Уж на что, а на то, чтобы пожалеть себя, к его услугам было все время мира.

Оставалось осмотреть спальню Терезы. Григорию не хотелось входить туда — отчасти из-за того, что он боялся разбудить хозяйку квартиры, которая, проснувшись, могла неправильно расценить его появление. Тем не менее не осмотреть спальню было нельзя. Григорий надеялся, что Тереза поймет его, как нужно.

Он лишь едва коснулся пальцем дверной ручки, и она сама повернулась. Дверь бесшумно и медленно открылась. Григорий изо всех сил старался не произвести ни звука — как ради того, чтобы не разбудить Терезу, так и ради того, чтобы уловить наличие чего-нибудь постороннего в ее спальне.

Когда дверь открылась достаточно для того, чтобы Григорий мог войти, он велел ей замереть в этом положении. Затем он поднял рукотворный огонек до уровня глаз и опустил руку. Огонек уплыл назад, за спину Григория, и повис в воздухе. Такого освещения было вполне достаточно, чтобы осветить спальню, но не разбудить Терезу. Пока Григорий ничего опасного в спальне не почувствовал, но не мог успокоиться, не осмотрев там все своими глазами.

Спальня так разительно отличалась от всех остальных помещений в квартире, что Григорию стало неловко из-за того, что он вторгся сюда. Впечатление создавалось такое, будто здесь живет молоденькая девушка, даже скорее — девочка. На шкафу были расставлены мягкие игрушки, стену украшали рисунки с изображениями животных. Обстановка в целом куда более соответствовала жилищу юной девушки, чем спальне зрелой преуспевающей женщины.

Тереза спала на правом боку, укрытая мягким теплым одеялом. Лица ее не было видно — оно утонуло в подушке. Судя по ее дыханию, она спала крепко. Григорий задержал взгляд на ней чуть дольше, чем следовало бы, а потом перевел взгляд на большое, занавешенное шторами окно.

Он шевельнул пальцем — и шторы раздвинулись настолько, чтобы стало ясно: ни за ними, ни за окном никто не прячется. Магическое зрение подтвердило результаты визуального осмотра. Таким же образом Григорий обследовал платяной шкаф и комод. Вскоре ему стало ясно, что и в этой комнате ничего опасного нет.

Устыдившись того, что задержался в спальне, Николау тихо вышел из комнаты и бесшумно закрыл дверь. Затем поднял руку, и маленький огонек, переместившись, вновь повис над его ладонью.

— Скверно, Григорий, ах как скверно! Заглядывать в спальню к беспомощной, ни о чем не подозревающей дамочке — ай-яй-яй!

Григорий вздрогнул, выронил огонек и резко развернулся.

Из глубины тускло освещенной гостиной на него смотрел Фроствинг. Грифон уселся на спинке дивана, раскинув крылья. Несмотря на чудовищный вес каменной фигуры, мягкая спинка даже не прогнулась, но в конце концов грифон существовал в призрачном мире, а не в реальном, а в реальном он оставлял свои следы только тогда, когда сам этого желал.

— Можно подумать, что ты не рад меня видеть, дорогушенька Григорий. И еще можно подумать, что ты обзавелся какими-то познаниями, которые твоя бедная маленькая головушка просто не в состоянии вместить, но ты их все-таки ухитрился туда втиснуть, да еще и пытаешься их худо-бедно применить?

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

Григорию вовсе не хотелось приближаться к чудовищу, но он решился на это, надеясь на то, что чем дальше он будет от спальни Терезы, тем меньше вероятность, что грифон включит и ее в сферу своего влияния.

— Ну, конечно, не понимаешь, — насмешливо проговорил грифон. Затем, словно бы забыв о начатом разговоре, крылатое чудище запустило лапу куда-то в темноту и извлекло на тусклый свет нечто размером с котенка. Фроствинг подвесил на когте безжизненного зверька. — Знаешь, что-то мне не нравятся те, с кем ты в последнее время дружбу стал водить.