Заглавие находилось, очевидно, на отсутствующих начальных листах главы I. Возможно, оно могло быть двойным, типа: «Русский Жиль Блаз, или Похождения Тростникова». Это предположение подтверждается имеющейся в писарской копии «Петербургских углов» (ГИМ) авторской пометой: «(Из рукописи „Русский Жиль Блас“)» (см.: наст. изд., т. VII, с. 580) — и аналогией с традиционными названиями романов В. Т. Нарежного («Российский Жиль Блаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова», 1814), Г. Симоновского («Русский Жиль Блаз, похождение Александра Сибирякова, или Школа жизни», 1832), Ф. В. Булгарина («Русский Жиль Блаз, или Похождения Ивана Выжигина», 1829) и др. В настоящем томе роман печатается под названием, объявленным в сентябрьском номере «Современника» за 1847 г.: «Жизнь и похождения Тихона Тростникова, роман Некрасова».
Вопрос о композиции романа является дискуссионным. Первые его публикаторы В. Е. Евгеньев-Максимов и К. И. Чуковский справедливо печатали рукопись как единое произведение на основании авторских помет в ней: «Конец первой части», «Похождения русского Жилблаза» (название части второй), «Тростников, часть III» (см.: Некрасов. Тростников, с. 6). Однако при этом отсутствие листов рукописи восполнялось пересказом предполагаемых эпизодов, текст которых давался курсивом (см. там же, с. 230, 231, 249, 255). Редколлегия ПСС и комментатор т. VI этого издания А. Н. Лурье условно установили два варианта романа, основываясь на его содержании и степени законченности каждой из его частей. Две первые части были отнесены к основному тексту романа, все фрагменты, завершенные и незавершенные, — к варианту «Б» (см.: ПСС, т. VI, с. 542–546). Не претендуя на окончательное решение вопроса, редколлегия настоящего издания полагает возможным отказаться от такого деления, основываясь на текстологическом анализе рукописи и всех вариантов к ней. О том, что Некрасов собирался продолжить роман и работать над третьей его частью, свидетельствует прежде всего авторская помета: «Тростников, часть III» — на полях той части чернового автографа, где начинается повествование о встрече крестьянской девушки Агаши и ее брата извозчика Ванюхи с отцом. Заглавие «Похождения Тростникова», написанное рукой Некрасова на писарской копии этого фрагмента, также подтверждает предположение о том, что все части (в том числе и третья) были, очевидно, задуманы как единое целое. Несмотря на то что часть третья не завершена, ее содержание в известной мере позволяет судить о связи с предшествующими частями. История больного Тростникова перекликается с главой «О петербургских углах и о почтенных постояльцах, которые в них помещаются». На протяжении всей черновой рукописи (в разных ее частях) Тростников то начинающий литератор, поэт (в части первой), то автор раскритикованной журналистами книжки стихов и удачливый драматург-водевилист (в части второй), то идеальный юноша, романтик, поэт (в заключительной части и вариантах к ней). Неубедителен и аргумент в пользу «варианта Б», основанный на характере повествования от третьего лица в последней части романа в отличие от повествования от первого лица в предыдущих частях (см.: ПСС, т. VI, с. 546). Роман остался незавершенным, и не исключена возможность, что в отсутствующих листах начала части третьей повествование велось от первого лица. Это предположение подтверждается содержанием сохранившегося отрывка: «…того только и требуете от книги! ~ но его-то, предупреждаю вас, и не найдете в моей правдивой истории» (с. 229) — и вариантом «Агаша вывела меня из затруднения» в одном из перечисленных выше набросков (см.: Другие редакции и варианты, с. 537, вариант к с. 243–247, строкам 23–12).
Публикация в составе романа отрывка из главы «О петербургских углах и о почтенных постояльцах, которые в них помещаются» («Дом, на двор которого я вошел ~ на хвосте черное пятнышко?»), т. е. текста «Петербургских углов», по «Физиологии Петербурга» (с поправками по авторизованным копиям) объясняется тем, что соответствующие листы рукописи не сохранились (см. выше). В то же время «Петербургские углы» являются естественной, органической частью указанной главы. В данном случае контаминация текста неизбежна и допустима.
Полный свод вариантов к роману, обильных и разнообразных, позволяет судить об особенностях творческой лаборатории молодого писателя, о характере его интенсивной работы над комментируемым произведением.
Многочисленные наброски на отдельных листах чернового автографа, относящиеся к началу части третьей романа, и варианты к ним, по-видимому, свидетельствуют о раздумьях писателя над развитием сюжета и стремлении создать повествование, связывающее воедино все три части. Так, в черновом автографе содержится несколько вариантов начала главы II. В одном из них Некрасов отказывается от биографического повествования: «Не скажем здесь ни слова, ни об отце его, ни об матери…», рассказывая далее о том, как герой «от детских игрушек перешел <…> к романтическим прогулкам при луне, стишкам, книгам, безотчетным стремлениям и вечному фантазерству». В конце этого же листа начато и не зачеркнуто: «К нашей истории не идет история детства нашего героя…». На отдельном листе сделан еще один набросок биографического содержания: «В шестнадцать лет он уже почувствовал, что ему тесно не только в деревне, но даже в губернском городе….», затем излагается история юноши, отправившегося в Петербург и обманувшегося в своих надеждах. В следующем наброске Некрасов пишет о больном Тростникове, не сомневающемся в своем поэтическом даре: «…он слепо верил ему <своему призванию> и добродушно считал себя поэтом…»; «Тростников принялся жаловаться на судьбу и записывать <в стихотворные строфы > свои жалобы», потом он «долго лежал неподвижно, бог знает о чем думая», пока появление Агаши не вернуло его к действительности (см.: Другие редакции и варианты, с. 531, 534).
Процесс работы над романом нашел отражение и в пометах, сделанных на полях или в тексте рукописи. Особый интерес представляют пометы, в которых Некрасов фиксирует мысли или обозначает темы, требующие дальнейшего сюжетного развития. Например, в главе III части второй романа, озаглавленной «Похождения русского Жилблаза», рядом с описанием времяпровождения литературных и окололитературных «петербургских холостяков» помечено на полях: «Подозрительный господин, воровство». В главе VI части второй, где рассказывается содержание пьесы «задумчивого сотрудника», на полях имеется незаконченная помета: «Замечать комические черты в самом себе свойство уже по крайней мере недюжинных» (см. там же, с. 505, 513). Конспективно выглядит запись в этой же главе по поводу разбора пьесы «Русское национальное лекарство»: «(Рассказ а la Кони с каламбурами, дикими суждениями, высокопарным вздором и частыми указаниями на свои собственные труды)» (с. 189). Эта фраза написана в самом тексте рукописи в скобках, после нее оставлено свободное место. Очевидно, Некрасов набросал ее для памяти, предполагая вернуться к этому эпизоду. В главе III части второй романа после слов: «…страшное предсказание Иоанна Златоуста: люди будут» (с. 157) (фраза недописана) в автографе многоточие в полторы-две строки, свидетельствующее о том, что автор, возможно, намеревался дописать необходимую цитату позднее. В главе VIII этой же части пометой на полях: «Кондитерская ~ танцкласс, карты» (л. 218 архивной нумерации) — зафиксирован план повествования, реализованный Некрасовым в дальнейшем.
Встречаются на полях автографа записи отдельных фраз, мыслей, представляющие интерес для творческой истории романа о Тростникове. Таковы, например, пометы в главе III части третьей романа, где рассказывается о злоключениях героя, оставшегося на улице без пристанища: «Ид<еальный> юн<оша> не знает действительности» (л. 264); «Прочесть. Страдания Вертера» (л. 265) — последняя слева на полях рядом с незаконченной фразой: «…что довело человека до такой лжи, до такой уже, в которой, уж конечно, ничего…» (см.: Другие редакции и варианты, с. 546). Далее на листе автографа оставлено место в две-три строки и ниже начата новая мысль: «И вдруг лицом к лицу столкнулся он с целою сотнею людей, которых встречал поодиночке и оскорблял подозрениями в тунеядстве…» (с. 252).
