Спустя два дни после сцены, описанной в начале рассказа, Амалия с глазами красными от слез и притворно веселой улыбкой сидело у постели своего мужа. Франц был бледен как полотно и худ как скелет. По временам он бросал на жену дикие взгляды, выражающие болезненное состояние тела и расстройство сил души.

— Что же так редко ездит доктор, вот уж пить дней он не был. Ты бы послала ему денег, Амалия.

— Послала, мой друг, ужо будет.

— Ах, боже мой! как мне вдруг душно сделалось; расстегни воротник, Амалия.

— Он расстегнут, мой друг…

— Ах, это медальон меня давит, он как-то неловко лежит.

— Да ты бы снял его покуда; он довольно велик; тебе неловко…

— Нет, не сниму; он дорог моему сердцу, пусть же всегда хранится у сердца.. — Франц дрожащей рукой взял бывший у него на груди золотой медальон, поднес его к губам и снова положил на грудь…

— Что это дети там плачут, ты бы купила им чего полакомиться, — продолжал он, прислушиваясь к шуму в соседней комнате.

— Ах, как меня вдруг сдавило; душно, душно… пошли за лекарем, Амалия.

— Сейчас, мой друг. — Амалия отвернулась и отерла слезы. Душа ее невыразимо страдала. Тут муж, больной, умирающий, которому нечем помочь, который живет еще только потому, что не знает всей глубины своего несчастия, там дети, которые ждут хлеба… Кроме того, ужасные слова Корчинского: «Ждите, я скоро буду!» — не выходят из головы ее…

— Мама, мама! что ж ты обещала мне беленького хлебца… я очень есть хочу, — сказала маленькая девочка, вбегая в комнату…

— Тише, тише, — отвечала мать, — пойдем, я дам. — Она взглянула на мужа, который несколько забылся, и вышла.

— Погоди, душенька, ради бога; скоро будет, погоди, милочка…

— Ах, мама, да долго ли ждать?

Тут вошел мальчик немного постарше с той же просьбой…

— Я пойду к папа просить хлеба, ты, мама, нынче такая скупая, — сказал он.

— И я с тобой.

— Не ходите, молчать! Если вы это сделаете, я вас за книгу на целый день… я вам еще два дни ничего не дам! — быстро произнесла несчастная мать в испуге…

— Маменька, милочка, ведь нам еще сегодня ничего есть не давали, а мы хорошо знаем уроки, хоть сейчас спросите, — говорили дети со слезами. Амалия горько зарыдала.

— Побудьте здесь, дети, сидите смирно и не шалите, я зато дам вам ужо обедать, — сказала Амалия и пошла к мужу.

Она удивилась спокойному выражению его лица. Казалось, сон, которым он теперь наслаждался, укрепляет его. Амалия вздохнула свободнее и мысленно просила бога сжалиться над их положением. Прошло около часа, больной спал. Амалия задумчиво смотрела на его лицо и тихо плакала.

— Мама, мама! к нам пришли какие-то двое, такие сердитые, спрашивают папу, — сказал вбежавший мальчик.

Амалия изменилась в лицо. С отчаянием взглянула она на спящего мужа и вышла.

Люди, о которых говорил мальчик, были исполнители закона. Они объявили, что так как переплетчик Гинде не платит по векселю долга, то им поручено описать и запечатать всё имущество, которое назначено к продаже с публичного торга.

— Делайте что хотите, — сказала Амалия, — только, ради бога, не слишком шумите и не говорите ничего моему мужу: он при смерти… Вот вам ключи от всего; вот ход в мастерскую, там все инструменты.

Исполнители закона принялись за дело. Вскоре пришел и Корчинский.

— Что, каково? не говорил я, что это будет, а? — сказал он с злобной усмешкой, громким голосом.

— Ради бога, не кричите; муж мой заснул… Он не спал больше недоли…

— Ничего, ничего, что он за неженка… Что, господа, много вещей оказывается?

— Немного.

— Тем лучше. Дольше ему не выйти из-под моей опеки… я буду платить кормовые деньги. И вы, >сударыня, если хотите, последуйте за своим мужем, я и за вас, так и быть, заплачу… Вы же его так любите… что же, не мешает, последуйте.

— Куда?

— В тюрьму, сударыня. Я бедный человек, но для вас последней копейки не пожалею.

— Ужасный человек! Вы поступили низко, вы выбрали ужасное время для своей мести…

— Что ж, господа, вы остановились?

— Опись кончена.

— Эге! что вы, господа? кончена!.. Были ли вы в той комнате? — сказал старик, показывая на спальню Франца.

— Нет.

— Клянусь богом, — сказала Амалия в сильном волнении, — там ничего нет, кроме необходимых вещей больного, которых вы не имеете права отнимать.

— Господа, я требую, чтоб спальня была осмотрена; иначе я не признаю верною описи.

— Ради бога, не ходите туда. Вы разбудите Франца, вы убьете его: он ничего не ожидает, он и не подозревает, что мы в таком ужасном положении…

— Тем лучше, тем лучше… Он услышит приятную нечаянность. — Старик дьявольски весело произнес эти слова, так что Амалия лишилась последнего присутствия духа.

— Господа, исполняйте свою должность. Исполнители сделали несколько шагов вперед.

— Жестокий человек… сжалься! Что ты делаешь? Ты хочешь убить его…

— Что его убивать, когда он и так на ладан дышит…

— Но ему стало лучше. Он заснул… О, сжалься, ради бога.

И Амалия готова была упасть на колена перед подлым стариком, который потирал руки от удовольствия.

— Что ж вы, господа, остановились? — сказал он. Исполнители сделали еще несколько шагов. Амалия в отчаянии ломала руки и умоляла старика.

— Ха-ха-ха! вот забавно! Как будто я но своему распоряжению. Заплатите по векселю… не заставляйте бедного человека потерять его достояния. Что я за богач такой, чтоб дарить по тысяче… И за что, смею спросить? Разве за то… помните, госпожа переплетчица? Тогда вы и смотреть не хотели, куда как расходилась в вас добродетель… А теперь, ну, теперь моя очередь… Не вечно коту масленица… Ха! ха! ха! Право, очень приятно получать свое с процентами.

— Сжалься! — повторила Амалия…

— Право, уж теперь почти поздно, сударыня, однако ж, так и быть, в последний раз… Послушайте. Муж ваш не сегодня завтра умрет, теперь, видите, дело другое… послушайте…

Он отвел Амалию в сторону и шепотом сказал ей несколько слов.

— Никогда, никогда! — воскликнула Амалия, с ужасом отскакивая от старика. Глаза ее пылали гневом и презрением.

— Господа, исполняйте же свою должность! — сказал с досадой старик и потел вперед исполнителей к спальне Франца.

— Я не пущу вас! — воскликнула Амалия отчаянно и стала неподвижно у дверей спальни.

— Вот еще какие штуки! Предписание налицо: за неплатеж по векселю описать и опечатать все вещи, находящиеся у переплетного мастера Гинде… Пустите, сударыня.

— Господа, вы не должны его слушать, он зол на нас. Придите в другой раз. Теперь вы можете нарушить сон больного, можете повредить его исцелению.

— Ха-ха! Какая важная причина откладывать формальные предписания! Ха-ха!

— Амалия, что там за шум? Поди сюда, Амалия! — < послышался слабый голос из спальни.

— Ради бога, замолчите! — сказала Амалия и пошла к мужу.

— Что же так долго нет доктора? Вот мне теперь легче. Может быть, с его помощью я скоро бы оправился…

— Скоро будет, мой друг.

Тут показалась в дверях седая голова ростовщика, и за ним вошли исполнители. Крайний ужас и гнев обезобразил лицо Амалии. Она не знала, что делать; то она готова была броситься и растерзать их, то хотела упасть перед ними на колена…

— Здравствуйте, Иосиф Казимирович! Вы в первый раз посетили меня больного; благодарю вас.

— Посетил, и, надеюсь, посещение мое доставит вам крайнее удовольствие.

— Я всегда думал так, потому что считал вас моим другом.

— Дудки, господин переплетчик\ с чего вы взяли, что я ваш друг… Вы думаете, что я пришел киснуть у вашей постели и охать вместе с вами; нет, я бедный человек, мне некогда заниматься таким пустодействием. Я пришел за долом, господин переплетчик…

— Что значит такая перемена, Иосиф Казимирович?

— Ничего, так, спросите вашу жену. Знаете ли вы…

Амалия умоляющим взором взглянула на старика.

— Знаете ли вы, почтенный, — хладнокровно продолжал старик, — что я пришел присутствовать при описи вашего имения…