Для Делёза, а до него для Лакана, телесность, понятая как смутная, неопределенная, хаотическая субстанциальность, и является главным и единственным источником происхождения мысли, смысла и сознания. Порядок, утверждаемый сознанием, таким образом, предстает частным случаем хаоса, результатом его случайной, необязательной, обратимой игры. Таким образом осуществляется переворот: открытый Фрейдом пол, область желания, не просто привлекает внимание рассудка, но встает в позицию доминации, превратившись в главное и единственное содержание человеческого существования.
Образно можно сказать, что мужская рассудочность в данном случае обнаруживается как случайная форма женского каприза. Совокупность искаженных и болезненных истеричных состояний «женского» эротичного расстройства порождает мужское сознание.
Постэрос
Фрейд открыл подсознание, постмодернисты же показали, что подсознание универсально, абсолютно, оно и есть всё. Подсознание, в такой интерпретации, строго совпадает с другими основными началами постфилософии. Подсознание — это ризома, это карта, это хронос, это телесность, это «шизомассы».
Здесь мы снова встречаем «эрос», не имеющий ориентации, панэротизм, пародийно напоминающий манифестационизм. Но такой ризоматический эрос постмодерна имеет совершенно иную природу. Этот эрос жестко отделен от сердца (равно как рассудочность креационизма и раннего модерна была отрезана от сердечных лучей). На сей раз мы имеем дело с бессердечным эросом, жар которого не исходит от сердца, поэтому такой эрос тлеет, это холодный жар мертвого желания. Оппозиция эростанатос в постэротике снимается, так как оба начала подсознания сливаются в недуальную целостность. Это смерть как желание или желание смерти, воля к смерти.
Эрос постмодерна (постэрос) никого ни с чем не соединяет, никуда никого и ничего не возводит. Он будоражит холодную телесность ризомы в ее вяло шевелящемся смертном сне.
Пол, с которым имеют дело постмодернисты, это пол, прошедший последовательно все парадигмальные стадии. Он был заключён креационизмом в гетто греха, подавлен веками рационалистического игнорирования, и наконец, иссушен и расчленен холодным «мужским» анализом доктора Фрейда. В таком изношенном и истерзанном виде он попал в руки постмодернистов, которые его доконали. Пол получил «свободу» и право голоса только тогда, когда полностью растратил онтологическую энергию мужского и женского начал, усреднившись до неопределенной половой принадлежности, и заморозил влечение к противоположному полу до немощной почти социальной конвенции.
Когда двери темницы открыли, оттуда вышел совсем не тот, кого туда бросили. Это было нечто иное. Огонь, который больше не жжет; магнит, который ничего не притягивает (особенно железо); соблазн, который всех оставляет равнодушными; сила, которая не может ничему противостоять Это и есть постэрос, голос стремительно выхолащивающегося подсознания постмодерна.
Сексуальность как постмодернистское понятие
Так в парадигме постмодерна для описания структуры постэроса возникает новая концепция — концепция сексуальности, которая представляет собой нечто противоположное традиционному понятию «пол» (дословно, «секс», «sex» на латыни обозначает, как и в русском языке, «пол», «половину», «результат рассечения надвое») или «эрос». Об этом подробно пишет Мишель Фуко. Сексуальность — это такое состояние, которое еще не расчленяется ни на притяжение, ни на отталкивание, ни на влечение, ни на желание. Это некое малое возбуждение телесной материи, ориентированное в неопределенном направлении. Сексуальность — это естественное невозмущенное состояние телесности. Для её описания постмодернисты часто прибегали в качестве иллюстрации к феноменологии женского оргазма, который, согласно общему мнению «сексологов», растянут во времени и не имеет столь же строгой биофизиологической определенности, как мужской оргазм. Женский оргазм теоретически может длиться неопределенно долго, не начинаясь и не заканчиваясь. На основании этой особенности и была сформулирована концепция сексуальности.
Сексуальность — это особое нервно-вегетативное возбуждение, не достигающее остроты полноценных эротических ощущений и никогда не превращающееся в однократный момент «наслаждения». Сексуальность теоретически зависит только от самой себя. Раньше её рассматривали как неполноценный оргазм или даже половую дисфункцию — ведь перманентность сексуальности аффектирует поведение людей во всех ситуациях, даже тех, где, согласно штампам культуры модерна, это совершенно неуместно.
Постмодернисты предложили посмотреть на всё в обратной оптике: это оргазм, традиционные строго регламентированные и ритуализированные половые отношения между партнерами есть аберрация, патология, результат огромной работы репрессивного рассудочного аппарата. Оргазм несёт в себе фрустрацию и печаль, в чём, по мнению психоаналитиков постмодерна, проявляется разочарование сексуальностью, предательство её интересов. Оргазм есть следствие конспирологической стратегии рассудка, ткущего сети заговора против перманентно действующей «машины желаний», чтобы, не будучи в состоянии освободить сексуальность в ее собственной произвольной и вечной игре, сконцентрировать её в ложном моменте энтропического выброса.
Сексуальность первична, и она постоянно подвергается угнетению. И то, что представления о ней были сформированы на основании наблюдений за сексуальными особенностями женщин, только подкрепляло психоаналитиков постмодерна в том, что они напали на подлинную и фундаментальную стихию, подвергавшуюся подавлению и несправедливой демонизации в течение тысячелетий рассудочного параноидального патриархата. Сексуальность ближе к шизофрении, тогда как оргазм — свойство паранойи.
Отсюда рождается постмодернистский замысел: придать сексуальности характер революционного проекта и освободить ее от всего того, что ее сдерживает, ограничивает, подавляет, стремится подчинить и залить в жесткие готовые формы, освободить ее в том числе и от пола (секса) и эроса.
Раскрепощение сексуальности в программе постмодерна означает рассмотрение человеческих ролей в эротической практике как случайное, необязательное, эфемерное, которое необходимо освободить от всех запретов и ограничений. Сексуальность может реализоваться в любом направлении, так как её природа предшествует каким бы то ни было дифференциациям. Фрейдистские реконструкции дуальных ролей (мужского-женского, семейных отношений «отец-мать-дети» и построенных на них теорий) постмодернисты предлагают опрокинуть в пользу концепции общей и недифференцированной сексуальности, не мужской и не женской, не обращенной ни к другому полу, ни к своему, ни к полу вообще.
Идея состоит в том, что сексуальность должна выйти за рамки и мужского и женского, и человеческого и нечеловеческого, пропитать собой всю виртуальную реальность и никогда и нигде не иметь никакого разрешения. Сексуальным должно стать всё. При этом пол и конкретность эротических отношений должны постепенно исчезнуть.
Гиперкритика сексуальности у Жана Бодрийяра: недуальное производство
Жан Бодрийар, описывающий постмодерн с точки зрения критики или гиперкритики, как он сам характеризует свой метод, с иронией замечает, что пролиферация в кино, телевидение, журналы, реклаФму, Интернет эротических или порнографических образов свидетельствует о том, что секс окончательно уходит из человеческой жизни, и люди начинают вспоминать о нем, ностальгируя о том, чего уже больше нет. Секса нет в личной жизни, так как личной жизни тоже больше нет. Она всё более переходит в область экранных коммуникаций. По Бодрийяру, сексуальность — это симулякр секса, и как таковая она в определенной мере враждебна сексу и даже исключает его.
Бодрийяр рассматривает освобождение сексуальности как исчезновение секса, пола из жизни и окончательное прощание с дуализмом, который был онтологической основой пола, основой гендерной метафизики на всех этапах истории эроса. Ни в одной из цивилизаций и культур никто не ставил под сомнение то, что производство нового человека требует двух — мужчины и женщины. Дуальность, которая соединяется, порождает нечто третье. Эта дуальность мира является его непреложным законом, который признавали и метафизики, и креационисты, и рационалисты, и позитивисты, и кто угодно еще. Но, согласно Бодрийяру, современный виртуальный мир постистории, заканчивает с этим «репрессивным предрассудком».
