— Чего уж там — брось! Пива тебе обещанного не привезли, вот ты и ругался. А на геолога тот рыжий не похож. В комбинезоне и без кепки. Скорее, пожарник-десантник.

Антонина Александровна неожиданно разволновалась.

— Степан Евдокимович, ты толком расскажи!

— Да все я рассказал… — пожал тот плечами. — Говорит Крутов этот: смердит, мол, у Радужного. А что, почему — не знает. Торопился… Ну хоть Леонида спросите. Он рядом стоял.

Будь Самсон Иванович дома, все было бы просто: он уж решил бы, как поступить. Но Протопопов и инспектор угрозыска из райотдела появятся в Спасе лишь дней через десять. Может быть, у Радужного ничего и не случилось — так, пустяки: зверь попал в каменную осыпь. А может, что и серьезное. Тут еще таинственный то ли геолог, то ли пожарник-десантник… Вдруг и засмердило у Радужного после того, как он там побывал? И торопился он, чтобы скрыться? Или видел что-то, а сообщить не захотел: чего, мол, мне не в свое дело вмешиваться?

«Вероятно, Леонид подробнее расскажет», — подумала Антонина Александровна.

Фильм она видела и не видела. Не до того было. Ждала окончания, чтоб поговорить с председателем сельсовета: больно уж подозрительное дело. Илья Ильич был к тому же начальником штаба народной дружины. И еще Протопопова надеялась, что на танцах после кино появится Леонид.

Илья Ильич по своей привычке сначала больше гмыкал да вытирал платком лысину, нежели отвечал. Потом решился:

— Подождем до утра. Вдруг кто из тайги придет?

— Кому прийти-то? Не время, — возразила Антонина Александровна.

— Не время… Корневщики месяца не будет как ушли… Кородеры тоже. А те, кто пантачил, вернулись. Гм… гм… Я и говорю — вдруг, — добавил Илья Ильич и вытер платком лысину. Был он полнотел, медлителен в движениях и мыслях.

Возвратившись домой, Антонина Александровна поужинала без аппетита. Потом прокрутилась всю ночь с боку на бок, чего с ней никогда не бывало. Надумала, наконец, чуть свет, едва выгонит корову, пойти к Илье Ильичу.

Но поутру он пришел сам.

— Гм… гм…

Откашливаясь то ли от смущения, то ли после первой папиросы, Илья Ильич сказал:

— Не спал… Оно-таки очень странно. Съездить надо… Дней за пять обернемся.

Полдня ушло на споры, кого брать с собой, на сборы.

Поехали втроем: сам Илья Ильич, Степан Евдокимович и Леонид Дзюба.

Сын старика Дзюбы приехал со стройки, где он шоферил, в отпуск. Тайга парня не манила: наломаешься больше, чем за баранкой… Красивый, чубатый и кареглазый, Леонид пропадал на реке, охотился неподалеку — отдыхал в свое удовольствие. Старый Дзюба держал сына в строгости, но в последний год что-то случилось, после чего Петро Тарасович не возражал, когда сын, как он говорил, дармоедничал.

Прежде чем согласиться поехать к Радужному, Леонид долго отказывался. Как заметил Илья Ильич, его аж в пот бросило, когда он узнал, что придется, может быть, иметь дело с уголовщиной. Степана Евдокимовича тоже уломали с трудом. Но экспедиции нужен был радист.

Чтобы скорее добраться до водопада Радужного и вернуться обратно, решили идти на моторке и по ночам.

Река Солнечная, если глянуть на карту, гигантской подковой огибала горный кряж. В том месте, где она прорывалась сквозь сопки, и образовался водопад.

Илья Ильич со спутниками добрался до Радужного к концу третьих суток. Шли против течения без отдыха, спали по очереди в моторке. Остановились в заводи, едва не за километр от водопада. Обычно отсюда легкие баты, сморчки или берестянки тащили на себе и спускали в реку уже выше водопада. Но они подниматься по Солнечной не собирались.

Выпрыгнув из лодки первым, Степан Евдокимович долго и тщательно привязывал ее. Илья Ильич гмыкал — первый раз ему доводилось вот так, без Самсона Ивановича, выходить в тайгу на проверку «сигнала». Беспокойство Антонины Александровны, молчаливость Леонида во время пути, мрачность Степана Евдокимовича, твердившего, что погнали его зря и что тот рыжий — геолог ли, пожарник ли — балбес и выдумщик, настраивали Илью Ильича на тревожный лад.

Наконец все сошли на низкий травянистый берег.

От узкой поймы вверх к скалам, через чернолесье, вела узкая извилистая тропа — волок. Трава и кустарник выглядели нетронутыми, свежими. Лишь приглядевшись, можно было увидеть, что густая розово-белая кипень метелок хрупкого иван-чая и леспедеции попримята, поломана.

Говорливо трепетали кроны осин, шумели березы, мерцали под ветром листья кленов, в вершинах лип кое-где светились первые желтые пряди, очень яркие среди остальной темной зелени. Шуму леса вторил низкий, густой немолчный гул водопада, доносившийся издалека.

Подъем по просеке был не крут, но и не легок. Трава скрывала острые выступы камней. Слева из-за лиственного леса поднимались причудливые, сильно выветренные верхушки красных скал. Гул водопада с каждой минутой нарастал. Наконец скалы взмыли вверх над лесом. И так высоко, что деревья у их подножия выглядели крошечными. А справа, в клубах седой водяной пыли, вспыхнула радуга. Люди вышли на площадку перед водопадом.

Никогда раньше Илья Ильич не замечал мрачной красоты этого места. Неуютным оно было, даже опасным. Меж скал виднелись светлые языки каменных осыпей. Но другого, более легкого пути к верховьям Солнечной не было. А там, за скалами, начинались самые богатые пушным зверем охотничьи угодья, заросли бархата-пробконоса. Там бродили стада пятнистых оленей, гиганты сохатые, жирные кабаны, там рос женьшень.

Ниже Радужного река растекалась бесчисленными протоками по болотистой долине, бедной зверем.

Остановились на краю поляны.

— Ерунда, — сказал Леонид. — Где ж тут смердит? Степан Евдокимович вынул платок, трубно высморкался.

— Не гожусь я в гончие. Ничего не чую.

— Гм… Раз уж мы здесь, надо по порядку.

— «По порядку»… — пробурчал Степан Евдокимович. — Один дурень сбрехнул, другие поверили.

— Бабий переполох, — поддержал его Леонид.

— Чего ж серчать? Радоваться надо. Ложная тревога — хорошо. Гм… Гм… Только что ж вы решили, будто вот так посреди поляны и наткнемся?.. Давайте всерьез все осмотрим. Придется и в скалах полазить. Осторожно. Там голову оставить — пара пустяков.

На поляне то тут, то там валялись серые ошкуренные стволы с торчащими корнями. Их вырвали из земли мощные сели — послеливневые паводки, которые возникали, когда вода в реке поднималась на несколько метров и горловина водопада не успевала сбросить поток. Река нашла себе обходный путь и яростно устремлялась по нему. По этому «аварийному руслу», по камням, отполированным тысячами селей, и перебирались в верховья Солнечной. Это было легче, чем тащить поклажу через горный кряж. И самый тяжелый путь — обратно, с добычей, — пройти по реке одно удовольствие: сама к дому принесет.

После селей поляна быстро зарастала травой, лишь огромные валежины с щупальцами корней напоминали о наводнениях.

Степан Евдокимович и Леонид двинулись за Ильей Ильичом вдоль скал. Они шли от расселины к расселине, старательно принюхивались. Степан Евдокимович ворчал на «собачьи» обязанности, да и в душе Ильи Ильича свербила досада. Леонид следовал за ними как бы поневоле.

Вдруг Илья Ильич споткнулся, точно его нога попала в петлю. Кряхтя, поднялся с четверенек и увидел, что зацепился за ремень валявшегося в траве карабина.

— Эт-то… что? — с трудом вымолвил Илья Ильич, поднимая оружие.

— Э-те-те-те… — опешив от изумления, протоковал Степан Евдокимович. — Находочка? Целый? Дай-ка я посмотрю.

— Подожди! — отводя руки Степана от цевья и дула, воскликнул Илья Ильич. — На номер надо взглянуть.

Леонид, стоявший за спиной Степана Евдокимовича, сказал негромко:

— На отцов… похож…

— Подожди… подожди… Очки достану. Дело такое…

— Отцов! Отцов карабин! — закричал Леонид, отстраняя Степана Евдокимовича, но к оружию не притронулся. — По ложу узнал! Отцов!..

— Дзюбы? Погодь, паря… погодь. Чего ты сразу так… гм… Мало ли что бывает… Гм… гм… — Кое-как сладив с очками, Илья Ильич прочитал номер. — Точно… А сам-то Дзюба где? — Илья Ильич сдвинул очки на кончик носа и пристально огляделся вокруг, словно надеясь увидеть коренастую фигуру Дзюбы.