Другим высокопочитаемым буддой, игравшим аналогичную роль в истории китайского буддизма и в истории Китая, был будда Амитаба (Амитофо), будда «Западного рая». Идея о «Чистой земле», «Западном рае», управителем которого* является будда Амитаба, встречалась уже в сравнительно ранних сутрах Махаяны⁷⁴. Красочно описывая эти райские «чистые» плодородные земли с их цветущими садами, журчащими ручьями, пением птиц, сверканием жемчугов, с их избранными обитателями, богами и верующими, сутры тем самым способствовали усилению влияния буддизма среди простого народа. Особенное значение имело это в условиях Китая. Предоставляя усложненную и неясную теорию буддизма монахам и посвященным, простой народ воспринял в буддизме прежде всего именно его обещание отпустить грехи и обеспечить угнетенным и страждущим вечный рай после смерти. Для этого и понадобился культ будды Амитабы.

Введенный в Китае Хуэй-юанем, культ Амитабы с первых же веков своего существования стал, как и культ Майтрейи, тесно связываться с мечтами о светлой жизни, о райском будущем. Очень важно отметить, что тот вариант сутры, который получил наибольшее распространение в Китае, предписывал сторонникам Амитабы только верить и молиться. Столь характерная для Хинаяны концепция кармы, улучшаемой добрыми делами, была вытеснена и заменена в культе Амитабы концепцией слепой веры, которая вознаграждается райскими благами. Считалось, что достаточно прочитать над гробом определенное количество сутр или даже вообще заменить чтение сутр бесконечным произношением одного только имени Амитабы,— и человек попадает в рай.

Легкая и понятная народным массам концепция рая, «Чистой земли» («Цзинту») во главе с буддой Амитабой приобрела большую популярность в Китае. Уже в V—VI вв. Амита-ба стал одним из самых почитаемых буддийских божеств. Имя его наиболее часто встречалось в молитвенных надписях пещерных храмов. Из наиболее ревностных сторонников этого культа постепенно сформировалась секта «Цзинту», деятельность которой началась с VII в., когда культ Амитабы в Китае потеснил все прочие направления в буддизме и вышел фактически на первое место.

Секта «Цзинту», как одна из официальных школ китайского буддизма, играла видную роль в Китае на протяжении ряда веков. Многочисленные храмы в честь Амитабы, молитвы и поклоны, непрестанное упоминание имени этого будды, наконец, обещание райских кущ привлекали внимание людей, создавали популярность культу. Подчас эта популярность сказывалась и в ином плане. Известно, например, что амидизм, наряду с культом Майтрейи, явился исходным моментом для создания ряда тайных обществ, в том числе и «Байляньцзяо». Основатель этого общества сунский монах Мао Цзы-юань начал свою деятельность с того, что собрал, по примеру Хуэй-юаня, всех своих сторонников из числа монахов и мирян перед изображением будды Амитабы и заставил их возносить молитвы божеству.

Третьим и, пожалуй, наиболее популярным из всех трех главных божеств китайско-буддийского пантеона была боди-сатва Гуань-инь, Авалокитешвара, превратившаяся в Китае в богиню милосердия и добродетели и игравшая там роль, сопоставимую с ролью девы Марии в христианских странах.

Гуань-инь являет собой наиболее полное, точное и общее олицетворение института бодисатв, созданного Махаяной. Это именно та бодисатва (пуса), которая жертвует собой для спасения других. У этой богини весьма интересная история и очень широкие, разнообразные* функции. В первоначальном своем виде бодисатва Адалокитешвара имела мужской облик, характерный для бодисатв вообще. В мужском обличье бодисатва стала известна и в Китае, о чем свидетельствуют ранние (до VIII—IX вв.) иконографические ее изображения, нередко с усами. Примерно с VIII в. — не без влияния тантризма, сыгравшего свою роль в изменениях облика ряда буддийских божеств, — Авалокитешвара и ее китайский эквивалент Гуань-инь вдруг оказались женщинами.

В своем новом облике Гуань-инь быстро приобрела исключительную популярность в Китае. Считалось, что она может облегчить страдания, утешить, спасти, простить, отпустить грехи и т. п.⁷⁵.

Функции богини милосердия и сострадания не ограничивались, однако, общей заботой о страждущих и помощью людям вообще. У Гуань-инь имелись и некоторые конкретные обязанности, тоже сыгравшие немалую роль в росте ее популярности в Китае. Это была функция богини-покровительницы женщин, материнства, младенца, богини-подательницы детей, которая позволила Гуань-инь занять место № 1 в пантеоне. Еще в 24-й главе знаменитой «Лотосовой сутры», датированной V в. и посвященной почти исключительно этой богине, говорилось: «Если женщина желает иметь сына, пусть она с поклонами и почтением принесет свои мольбы Гуань-инь. И тогда через должный промежуток времени она родит сына, отмеченного счастьем, умом и добродетелью» [273, 341]. Понятно, насколько это поверье пришлось по душе китайцам, как женщинам, так и мужчинам, всегда желавши\г иметь сыновей. Неудивительно, что существовавшие почти в каждом городе храмы Гуань-инь всегда были наполнены почитателями и просителями, что на алтарях богини никогда не оскудевали дары и приношения.

Еще одной важной функцией Гуань-инь была ее обязанность доставлять души умерших в рай, к будде Амитабе, который, согласно легендам, был кем-то вроде ее отца (выпустив из своего правого глаза луч света, Амитаба создал ее). Выполняя эти функции, Гуань-инь считалась капитаном «корабля спасения», а также — видимо, по ассоциации — боги-ней-покровительницей моря, заступницей моряков [340,. т. VI, 196—233].

Уже только это неполное перечисление позволяет понять, почему звезда Гуань-инь взошла в Китае столь высоко и почему эта богиня по крайней мере на протяжении последнего тысячелетия была настолько почитаемой в народе, что фактически оттеснила на второй план не только всех остальных буддийских будд, бодисатв и святых, но и всех прочих божеств китайского пантеона. Для китайского крестьянина, не очень-то грамотного и искушенного в философско-теологических проблемах китайских религий и религиозно-идеологических систем, из всех божеств (если речь идет именно о богах, а не понятиях морали, культе предков и т. п.) на первом месте всегда была именно близкая его сердцу божья заступница и покровительница, подательница сыновей Гуань-инь, а не более высокие по своему рангу боги и пророки. Можно без преувеличения сказать, что в системе религиозного синкретизма, т. е. той народной религии, которая сложилась и существовала в Китае во II тысячелетии н. э., именно Гуань-инь занимала всегда одно из самых высших и важных мест, именно этой богине приписывалась наибольшая чудодейственная сила [833]. Да это и неудивительно. Ведь заступничество Гуань-инь во всем — будь то рождение сына, защита от несчастий и страданий, или райские блага после смерти, — по сути дела, в миниатюре олицетворяло все те великие блага, ради которых китайский народ принял буддизм.

Китайский народ принял буддизм, принял и переработал его, приспособив для своих нужд, к условиям своего существования. Многое заимствовавший от даосизма и конфуцианства, испытавший большие изменения и претерпевший коренные преобразования, китайский буддизм уже с эпохи Тан окончательно вписался в систему религиозных верований страны и вступил в пору своей зрелости. Одной из наиболее характерных черт, приобретенных им в ходе китаизации, было довольно четкое обособление друг от друга двух основных его аспектов, предназначенных для двух основных социальных слоев — необразованных низов, в основном крестьянства, и образованных верхов, преимущественно шэньши. Конечно, обе эти стороны резко не противостояли друг другу. В основных обрядах (например, погребальных), во многих общих для всех буддийских праздниках (день рождения Будды 8-го числа 2-го месяца, праздник фонарей 14—16-го 1-го месяца, праздник поминовения душ 15-го 7-го месяца и др.) буддизм действовал как религия, общая для всех, без различия социального положения и образовательного ценза. Однако была и разница.