Через финские стеклопакеты пробился скулящий, подвывающий звук. Так пискляво и прерывисто плачут погибающие собаки. Затем последовал взрыв яростного лая, утробного рычания, снова выродившегося в быстро затихающий скулеж. Окна пропускали лишь высокие ноты, поэтому в кабинете Владимира Иудовича хрип умирающих псов просачивался только на мгновение, страшным, резко обрывающимся предсмертным посланием.

Он схватил трубку и нажал на кнопку вызова поста охраны.

Между короткими гудками и быстрыми ударами сердца – тишина. Наверное, они пошли вместе с собаками, успокоил себя депутат. В конце концов, у них есть оружие. Он оказался прав, в тикающей сверчками летней ночи, заиграли громкие огнестрельные хлопки. Суматошные, быстрые, слишком нервные. Так стреляют от великого страха, по быстро движущейся мишени, по скалящемуся ужасу.

Соломкин не успел привстать со своего трона, когда зазвонил мобильный телефон. Последняя модель безвкусной моды, украшенная мелкими бриллиантами. Подарок одной региональной транзитной сети, контрабанду бытовой техники которой он помогал прикрывать. Новосибирск был важнейшей транспортной артерией, чем больше товаров через него шло, тем лучше было Владимиру Иудовичу.

Телефон издевательские вибрировал, мастурбируя сложившуюся вокруг загородного дома тишину. Номер начальника охраны. Он ткнул в сенсорный экран, понимая, что это не менее важно того, что произошло на улице.

-Да, Сергей?

-Здравствуйте. Нет.

Это не его телохранитель. Обычный, но другой человеческий голос. Не грубый, не хитрый. Обыкновенность его успокоила.

-Что, “нет”? Вы кто? Где Сергей?

-Воспитанные люди сначала здороваются. А “нет”, потому что я не Сергей. Сергея уже нет в живых и быть может, он скоро появится среди мертвых. А я пришел с вами поговорить. Меня зовут Иваном, я добрый человек.

От такой наглости у мужчины произвольно открылся рот и с цепи языка сорвались хлесткие ругательства.

-Да ты хоть знаешь, кто я?

-Владимир Иудович Соломкин. Русский, шестьдесят шестого года рождения. Женат, детей не имеет. Депутат законодательного собрания, член партии Здоровая Россия, курирующий вопросы транспортных перевозок по области. Взяточник, казнокрад, вымогатель и покрыватель контрабандистов.

И хоть это было правдой, поразило слушателя не точное перечисление фактов его биографии, которое при желании могли предоставить компетентные органы, а вся мистичность обстановки, в которой это было доложено Соломкину.

-Вы из ФСБ?

Динамик дорого телефона рассмеялся.

-А вы выгляните в окно, посмотрите. А потом спускайтесь вниз. Не бойтесь, снайперов нет.

Снова хрипловатый, немного поджарый хохот.

-Вы ответите за эту шутку. Я постараюсь, чтобы вас нашли. И вас найдут, разговор будет записан.

-Сомневаюсь. Тем не менее, вы никуда не звонили и не обратились за помощью. Значит, есть на то причины. Подойдите к окну, пожалуйста.

Его нервные шаги утопали в мягком ворсе ковра. Позолоченные светильники, картины Рериха, в которых Владимир Иудович решительного ничего не понимал, но которые с радостью “спас” из разгромленной зимою картинной галереи.

Беззвучно отворилась створка. Он выглянул в окно, и луна посеребрила его макушку. На лужайке, ночью поросшей светло-серой травой, среди высаженных весной кипарисов и гибискусов несколько согнутых фигур догладывали вывернутые собачьи тела. Откормленные злые ротвейлеры, охраняющие его покой лучше всякой сигнализации, со сломанными шеями лежали, не шевеля короткими мощными лапами. Тишину, недавно прорванную выстрелами, теперь глодали мощные челюсти. Мужчина различил и валяющиеся человеческие фигуры, над которыми, словно обкрадывая трупы, склонились темные фигуры. Он, отпрянув, увидел, как в свете луны с плеском вытягиваются волокна мяса, и целые куски исчезают в широко открытых пастях.

-А теперь, Владимир Иудович, выходите во двор.

Он нашел в себе остатки мужества:

-Если вы думаете, что я после этого сойду вниз, вы сильно ошибаетесь.

-Тогда мы убьем вашу жену, которая сегодня решила поехать в гости. Ее автомобиль, Porsche Cayenne, темно-бордового цвета очень привлек буйных мертвецов.

Он женился на ней из-за выдающихся внешних данных и уступчивой породы, которая позволяла ему допоздна проводить выездные совещания в саунах. Кроме того, он был осведомлен о похождениях своей молодой Веронички, так что о никакой взаимной любви не могло быть и речи. Скорее их связали деньги и формальная потребность в законной жене, которую можно было бы представить друзьям и на официальных раутах.

-Не сойду вниз. Что вам нужно?

-Значит, она умрет, так?

-Возможно.

-Я так и думал о вас, Владимир Иудович. Простите меня, никакой вашей жены у меня в заложниках нет. Мне просто необходимо с вами лично переговорить. Решайте или мы сами войдем к вам в дом, или вы спустись ко мне, я стою на вашем крыльце и даю на размышление пару минут. И поторопитесь, мне сегодня надо обойти еще несколько домов.

Пока был произнесен небольшой монолог, Соломкин достал из сейфа пистолет, прикрыв динамик рукой, зарядил его и сжал так судорожно, точно пожимал руку своему начальнику.

-Хорошо, я выйду. Обещайте, что ничего мне не сделаете.

-Конечно, Соломкин, конечно! Если бы мы хотели, то сделали бы, а не устраивали бы такой неприличный концерт.

Когда он спускался по винтовой лестнице, выполненной из дорогих сортов дерева, то слушал, как в трубку часто и протяжно, как пловец после дистанции, дышит неизвестный, представившийся Иваном. Кто бы это мог быть? Силовики действуют другими методами, бандиты не так изощрены. Политические конкуренты? Неужели из Партии Живых? Но тогда почему этого человека не разодрали мертвецы?

Он прошел мимо запертой двери, ведущей в подвал. Там был оборудован его небольшой бункер. Так он его называл. Запасов провизии, оптом закупленного с торговых государственных баз, куда он был вхож, хватило бы на целый год. Отдельная ливневая канализация. Дизель, теплая одежда, в сейфе пара нарезных стволов, большая сумма денег и более твердая валюта, имеющая хождение во все времена – бриллианты, золото, драгоценности. Он здорово повздорил с женой, когда перепрятал ее украшения в сейф в подвале. Она дулась на него до сих пор. Ну и пусть, видимо недолго ей осталось. Подвал имел хорошую вентиляцию, в нем можно было пересидеть любое нападение.

-Не думайте, что сумеете отсидеться в подвале. Там еще не поставлены стальные двери, поэтому мы туда легко проникнем. Не вынуждайте нас.

И это было правдой, бригада работников еще не успела поставить прочные, запирающиеся на надежные засовы, двери. Его убежище должно было быть готовым со дня на день.

-Соседи наверняка вызвали охрану или полицию. Они уже мчатся сюда. На что вы рассчитываете?

-Не беспокойтесь, – ответил голос, – их встретят.

Соломкин, сжимая пистолет, уже шел по коридору, за спиной остался электрический камин с тлеющими рубиновыми углями, мягкие кожаные диваны выстроившиеся луной против бутафорского огня. Пальмы в кадках, хрустальная люстра, напоминающая прозрачную соплю свисающую с потолка. Собрание богатых банальностей, которые казались депутату наилучшим проявлением вкуса.

-Открывайте, ну же. Будь проклята эта жара, даже ночью душно.

Соломкин прошел уже по шкуре убитого медведя и свободной рукой, прижимая телефон к плечу, стал возиться с замком. Человек, спускаясь по лестнице, чувствовал неприятную вонь, растекающуюся по дому, с которой не справлялись почти бесшумно работающие кондиционеры, часть уплачиваемой ему дани. Когда осталось лишь повернуть дверную ручку, он отступил на шаг и покрепче перехватил пистолет.

-Я открыл. Заходите.

С несколько секунд с его бешено колотящимся сердцем играла тишина, которой придавало особенную пикантность едва уловимый шум со двора. Опять же золоченая ручка двери не двигалась. Она была похожа на стрелку, указывающую на три часа. Пистолет в его руках дрожал уже не от страха, постепенно уходящего, а от банальной тяжести оружия.