Глава 1
Я стою на вершине ржавого холма и поджигаю деревянную церквушку с лысым куполом. Не то, чтобы я сильно не люблю Господа Бога нашего, но когда добрая половина православных попов в стране не прочь тобою отужинать, то к религии волей-неволей начинаешь относиться настороженно.
Что уж говорить про злую половину. С ними вообще лучше не связываться, да видно судьба-хозяюшка как нарочно сводит меня со святыми подвижниками религиозных культов.
Жирный, склизкий и раздобревший на невинно убиенных старушках батюшка, визгливо орет из-за запертых дверей. Еще бы! Даже кровожадные зомби не выносят, когда огонь подпаливает их обуреваемые похотью чресла.
Или не обуреваемые? Я как-то раз видел сношение мертвых людей. Это напоминало нечто среднее между пиршеством каннибалов и повальной общажной оргией. А может то были обычные живые извращенцы, без страха и упрека. Нынче их тьма-тьмущая народилась.
Шут с ним, никогда не вдавался в такие тонкости.
Достаточно того, что эта бородатая скотина выпрыгнула на меня из-за иконостаса, когда я рубил на щепы крашеные доски. Их полно было, я прямо со стен отдирал или из окаменевших старушечьих рук, растущих, казалось, прямо из пола. Иконы в мире живых мертвецов практической ценности имеют мало. Разве что как топливо для костра. Вера в мире тотальной рациональности страдает первой.
Батюшка был ужасен еще при жизни: медвежий, двухметровый рост, окладистая борода, теперь свалявшаяся в кровавый клинышек, суровый разлет бровей и толстые, почти негритянские губы. Глаза безумные, перемазан в кровище, рычит так с подвыванием, будто его минуту назад торжественно оскопил сонм небесных ангелов. До Зомбикалипсиса таких приходских батюшек знали примерными семьянинами, осененными гроздью счастливых детишек. Судя по внешнему виду зомби, своих детей он сожрал первыми.
Я качаю головой и говорю:
-Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной.
Этот продавец опиума был хитер: вместо того, чтобы бесцельно шататься по окрестностям, как большинство буйных зомби, поп устроил в церквушке засаду на прихожан. Время от времени он взбирался на белую колокольню и бесцельно, по старой памяти, дергал за колокольные тросы. Вскоре появлялась очередная богобоязненная прихожанка, надеясь на немедленно спасение или хотя бы на то, что приход вновь обрел священника. Тут-то из-за алтаря и выпрыгивал батюшка, принарядившись к обеду в вонючую сутану. Зачатки интеллекта позволяли ему обманывать доверчивых граждан не хуже чем банки, выдающие ипотечные кредиты.
Пол в церкви перемазан кровью, завален тряпьем, венцом которого служат кучи фекалий. Трубчатые кости и гармошки ребер с мехами гниющего мяса. Бедные старушки, наверное, там, наверху, уже надоели Петру своим ежедневным вознесением. Давать место в раю лишь потому, что тебя загрыз безумный православный поп?
Воистину неисповедимы твои пути, Господи.
Пока гнилой упырь в рясе очищал свою душу от скверны чревоугодия, я попытаюсь рассказать вам о том, что произошло в нашем многострадальном мирке и о том, какое место в случившемся кавардаке мне удалось занять. У меня на этот счет, как и у всякого человека с тараканами в голове, есть своя теория.
Выдавлю немного информации о себе, чтобы легче стяжать симпатии или враждебность, так как парень я не из самых приятных. В Российской Зомбирации я зовусь Сумеречным Вервольфом...
Клянусь, так и зовут...!
Поверили? Угу, как будто, блин, случись мировая катастрофа, население сразу же броситься в паспортный стол менять прискучившие имена и выдумывать клички, подражая мускулам голливудских героев. Идиотизм. А звать меня Иваном. Просто и без выпендрежа.
Я занимаюсь тем, что граблю трупы. Профессия эта нынче небезопасная, так как в наше время, труп может ожить и накинуться на тебя, щелкая челюстями. Поэтому всегда, если вы собрались обшаривать труп, убедитесь, что он мертвый.
Я начну с того, что никто, собственно, точно не знает, что случилось. Просто в один далеко не прекрасный день, баба Маша, направившись с утра к своей буренке по имени Стрекоза, обнаружила незнакомого мужчину, сосущего у мертвой коровы из вымени розовое, с испариной, молочко.
А если быть еще точнее, то в семь сорок утра в центральной синагоге Тель-Авива главным раввином было загрызено двенадцать прихожан. Как пошутил один мой знакомый, который уже стал мертвым и бродит где-то около Бердска, ни одного человека не пострадало.
Причем новостные телеканалы, вплоть до полудня, с вопиющими подробностями обсуждали тайны светских вечеринок различных поющих шлюх, а также саммит G20. Помню, смотрел в тот день репортаж, где показали какую-то поп-звезду (жаль печать подразумевает приличия) вцепившуюся в грудь своей бесталанной подруги. При этом каких-либо существенных травм нанесено не было, разве что пострадал силикон. Меня всё это тогда здорово повеселило, как и всякого обыкновенного человека, который желает зла тем, беспутной жизни которых завидует.
В вечерних новостях уже с тревогой сообщили, что приступы немотивированной агрессии зафиксированы по всему миру. Особенный раж охватил священнослужителей, разрывающих прямо на исповеди прихожан, а Папа Римский, словно вспомнив свое детство в гитлерюгенде, разбил стекло и с невероятной ловкостью выскочил из папа-мобиля и повалил на землю откормленного сенегальского римлянина. В этот день, который многие россияне посчитали счастливым, так как депутаты Государственной Думы вняли, наконец, чаяниям народа и без лишних разговоров перегрызли друг друга, счет жертвам пошел уже на несколько тысяч. Именно тогда, вечером двенадцатого декабря две тысячи двенадцатого года, что лишь потешило самолюбие мистичных дебилов и добавило пикантного символизма в общую картину мира, наборщиком текста, по неосторожности или намеренно, в монологе диктора было введено весьма пугающее слово: “Вирус”.
Этого оказалось достаточно и ошметки человечества до сих пор думают, что виной ужасной пандемии, выкосившей сотни миллионов человек, является вирус. Ну, они и в Деда Мороза веруют, и в Господа Бога нашего, в неподкупность президента и русалок с домовыми. Простительно. Тем не менее, не различая административных, национальных, религиозных границ, неизвестный вирус моментально поразил людей в самых разных частях голубого шарика.
Я смотрю на дешевые электронные часы. Запястья у меня худые, с выпирающими костяшками, поэтому любой металлический ремешок гремит, как кандалы на смертнике. И это вовсе не косвенная аллегория. Мертвецов привлекает все нестандартное. До начала представления осталась пара минут, и я еще могу полюбоваться на трясущий гривой пожар.
Так почему же именно вирус?
Вообще, главная проблема нашего общества, к столкновению с тяжким испытанием, была в том, что его молодая, движущая часть, на момент появления зомби была воспитана на фильмах о живых мертвецах, где показывали полную и беспросветную чушь, вроде того, что надо обязательно стрелять им в голову, а вирус мутирует, как политическая окраска, и за пару недель пожирает все человечество. Глуповато как-то. Хоть бы один раз сказали, что виновата бактерия, способная видоизменяться намного быстрее и эффективнее вируса.
Старшее поколение в принципе не подозревало о существовании чего-то подобного. Их больше пугал подвывающий в Латинской Америке призрак коммунизма и глобальное потепление. Вон в Америке, с населением, мозги которого с пеленок промыты этими фильмами, за первую неделю пандемии перестреляли столько зомби, что государство в США первым среди “цивилизованных стран” спохватилось и запретило отстрел упырей. Ведь так оно может лишиться самого важного людского ресурса. Налогоплательщиков. Ведь неизвестно, вдруг найдется лекарство? Другие страны додумались до этого значительно позже.
Как там, в кино: вирус, передающийся через укусы и царапины от инфицированного мертвяка в кровь жертвы? Выходит, вирус содержится и в слюне зомби, потому что, как иначе он при укусе попадет в здоровый организм? И под ногтями тоже этот вирус, раз с царапинами и ранами переносится зараза? И в крови у него? И в мышцах? В любой клетке тела? То есть при ближайшем рассмотрении выходит, что такой вид киношного зомби – сплошная бактериологическая фабрика, к которому прикоснуться нельзя без боязни заболеть? И при этом герои блокбастеров чуть ли не умываются этой кровью, с упоением разнося из крупнокалиберного оружия напирающую плоть.
