Рот Гомбы приоткрылся, и из груди его вырвался стон. Ятаба сдавил ожерелье с такой силой, что костяшки его пальцев побелели. Пот заструился по лицу, а вены на висках вздулись от напряжения. Духи проснулись, их песнь звенела в ушах невыносимо громко, и ятаба с трудом подавил в себе желание открыть глаза. Дети Мухинго не любили, когда их тревожат. Песнь оборвалась так же неожиданно, как и началась. Духи не желали слушаться, а значит, он должен был попытаться опять.

– Во имя Азузы, солнечного бога, явитесь же ко мне! – С этими словами он так яростно сдавил ожерелье, что одна из ракушек раскололась, острые осколки больно вонзились в ладонь.

Внезапно в комнате воцарилась тишина, и пред ним предстали духи. Они явились в виде расплывчатых прозрачных фигур и сверкали, точно утренняя роса. Их формы постоянно менялись: из высоких и худых они становились квадратными, потом вдруг закручивались спиралью, превращались в подпрыгивающие шары или во вращающиеся овалы.

– Давно это было, когда ты последний раз посмел нас будить. Скажи, что тебе нужно! – Их журчащие голоса удивительным образом раздавались прямо в мозгу.

– Исцелите раны Гомбы, который лежит перед вами. Умойте его своей водой и воскресите к жизни!

Кувыркаясь и расслаиваясь, духи заговорили опять:

– Знай, что ты нарушил слово, данное тобой Азузе! Ты связался с женщиной по имени Ниона.

– Это было давно, – возразил ятаба.

– С тех пор мы не обязаны подчиняться Азузе. Однако во имя его любимца Мухинго мы выполним твою просьбу. Знай также, что только один лишь раз мы сможем прийти к тебе, и то если просьба твоя ублажит Мухинго.

Духи слились в один поток, вихрем закружились над Гомбой и затем неожиданно исчезли.

Тяжело дыша, ятаба уселся на пол, обхватив руками колени. В ушах по-прежнему звенело. Он посмотрел на сына, раны которого затягивались, а рубцы бледнели прямо на глазах. Обнаружив, что его рука все еще сжимает ожерелье, он расслабил пальцы и посмотрел на пораненную ладонь. Осколки раздавленной ракушки застряли в коже, из десятка маленьких порезов струилась кровь.

Гомба заворочался на своем ложе и, приоткрыв глаза, посмотрел на ятабу неузнавающим взглядом.

Старик улыбнулся и погладил его по голове.

– Спи, сынок, все будет хорошо. Забудься и излечи свою душу.

Юноша закрыл глаза и вскоре задышал глубоко и ровно, погружаясь в здоровый сон.

Ятаба посмотрел куда-то вдаль и, словно разговаривая с самим собой, промолвил:

– А что касается меня, то моя ночь будет долгой. – Он очистил ладонь от осколков и отер кровь влажными листьями.

Он тяжело поднялся на ноги и расправил плечи. Ганакам нужен новый ятаба, молодой и сильный, а не трусливый и запуганный. Зевнув, он вышел из хижины, чтобы присоединиться к ужину и послушать историю чужестранца.

Сегодня ятаба примет решение, от которого будет зависеть, выживут ганаки или же сгинут навсегда.

Юкона ерзал на своей скамейке. Он чувствовал невыносимую усталость.

Они с Конаном заканчивали рассказ о своем бегстве из запретных земель. Ятаба и остальные старики внимательно слушали.

– …И когда я увидел Конана, его душа покинула тело… или все-таки это были две души?! – Он приложился к своему кокосу, осушая каждую каплю сладкого куомо. – Если, конечно, какой-нибудь трюк запретных земель не обманул мои старые глаза. Клянусь, Конан, ты отбрасывал две тени: одну в виде тебя и другую… э-э… в виде чего-то еще. Или это нормально для людей твоего народа?

Конан заволновался.

– Две тени?.. Нет, не может быть! Наверное, как ты сказал, это была всего лишь игра солнца. – Он небрежно отхлебнул из своего кокоса. Напиток был приятным, таким же душистым и крепким, как зембабвийское кокосовое вино.

Юкона задумался.

– Оно было огромным, выше любого ганака. Его голова была уродливой, а руки свисали до самой земли. Ноги короткие, но толстые. Это был скорее зверь, чем человек. И я бы не хотел повстречаться с существом, которое отбрасывает такую тень. – Юкона схватил со стола новый кокос и сделал долгий глоток.

Неожиданно лицо ятабы сделалось каменным, а голос жестоким, он испытующе посмотрел на киммерийца.

– Нет, Юкона, то, что ты увидел, не было трюком. Когда я увидел тебя впервые, Конан из Киммерии, я увидел зверя. Он притаился в твоих глазах, корчась от яркого взгляда Азузы.

Конан напрягся. Пальцы инстинктивно сжали рукоять меча, который привычно болтался на поясе. Как оказалось, ятаба не был шарлатаном. Каким-то образом он раскусил заклятье шамана. Оно ничуть не ослабло и, несомненно, затаилось внутри, ожидая нового полнолуния. Конан похолодел от одного лишь воспоминания о страшной обезьяне, в одну ночь вырезавшей экипаж корабля.

Но тут его озарил лучик надежды. Ятаба говорил, что лечит раненых. Он был духовным лидером ганаков – в своем роде шаманом. Кто знает, вдруг он сможет его расколдовать?

Словно не заметив его испуга, ятаба продолжал:

– Зверь живет внутри каждого человека. Новорожденный в большей степени чудовище, чем любой из нас. Боги делают наш дух сильным, чтобы противостоять звериным инстинктам. Силу свою мы черпаем от зверя, но разум – от богов. Именно этот баланс отличает нас от животных, таких, например, как кезатти, в которых доминирует звериное начало. Но о них мы поговорим позже, после того как обсудим мое предложение. И ты, Конан из Киммерии, играешь в моем плане немаловажную роль. Один раз ты уже сражался бок о бок с нашими воинами, хотя и не должен был нам ничего. И теперь от имени своего народа я снова прошу тебя о помощи. С тобой связана наша последняя надежда!

Взгляды остальных ганаков тут же устремились на Конана.

Внезапно Юкона вскочил на ноги, его глаза сверкнули.

– Во имя Азузы, неужели ты потребуешь от него этого? Он уже помог нам однажды, хотя мы и не были его родней. И чем мы отблагодарили его за это? Тем, что украли его оружие и бросили одного…

– Ты бросил его, – поправил ятаба, – как вождь наших воинов, ты ответственен за случившееся.

Юкона покраснел и вжал плечи:

– Я признаю свою вину! Но своей просьбой ты не оставляешь ему выбора. Конан – доблестный воин. Если он откажется, то потеряет свою честь, а если согласится, то обречет себя на верную гибель. Ты загнал его в угол!

Теперь ятаба тоже встал. Он был даже выше, чем Юкона, а тяжелый пронизывающий взгляд придавал ему еще больше внушительности.

– Конан из Киммерии, ты во всех отношениях такой же великий воин, что и любой ганак, когда-либо живший на земле. Мои люди верят, что ты послан к нам самими богами. Черные тучи судьбы сгущаются с каждым днем и не ровен час разразятся в убийственном шторме. Сейчас, как это было уже в нашем прошлом, один человек может изменить все.

Как духовному лидеру, мне известно многое из того, чего не ведают даже самые старые из вас. Каждому ятабе доверены тайны. И сегодня, ради спасения моего народа, я нарушу клятву, данную мной старому ятабе. Этой ночью я открою вам тайну запретных земель!

Ибо в этом трижды проклятом месте лежит то, что может оказаться нашей последней надеждой на спасение. Хотя должен предупредить, что зло, которое там затаилось, намного страшней любой угрозы кезатти. С твоей помощью, Конан, мы можем обрести то, что было утеряно много веков назад… то, что наделено властью изгнать наших врагов навсегда.

Конан подался вперед, сердце его заколотилось. В го-Лосе старика звучали гипнотические нотки, заставившие его вслушаться. Глаза ганаков заблестели в лучах заходящего солнца, и даже Юкона застыл на месте, позабыв про недопитый куомо.

Ятаба плавно обошел вкруг стола, перебирая свое ожерелье.

– Давным-давно, еще до наших предков, Ганаку населяло племя великанов. Их язык и обычаи были не такими, как у нас. В действительности даже землю свою они называли по-другому. Она называлась у них Рахамой. В центре Рахамы разливалось озеро. Вода его, освященная богами, была холодной и чистой, а в центре озера бил фонтан. Они называли его фонтаном богов, ибо каждый, кто коснулся или испил той воды, никогда не болел и не старился.