«Открылось нам вот что: как мы с войском и с крымскими татарами пошли на бунтовщиков и злочинцев наших, то царское величество, услыша об этом, приказал бунтовщика Барабаша послать в Киев — будто бы отдавать его в Войско Запорожское на войсковые права, а на самом деле для того, чтоб гетман приехал в Киев, и тут бы Шереметев гетмана схватил. Барабаш так говорит: можешь его спросить. Да еще видно немилосердие к нам царского величества: перебежчики из московского войска говорили нам, что сами слушали царскую грамоту, прислаиную к Ромода-иовскому, — велено чинить промысел над гетманом и старшиною: всех переловить и побить».

«Как это вы Бога не боитесь! .. выдумываете такую неправду на его царское величество, когда великий государь прислал меня^- к в ам с своею милостью? Яшка Барабаш го -ворит воровски, затевает с досады, чем бы гетмана от милости государевой отлучить; и простой человек рассудит: какое уж добро говорить вору и изменнику, на смерть осужденному! Незачем, мне видеть Барабаша: с таким вором мне и говорить не годится».

После того Немирич пригласил посла к гетману на обед. „

Когда обедали, Барабаш стоял у полы шатра, прикованный к пушке. .

«Что делается в Белгороде? — спрашивал его Выговский, пируя с гостьми: — много ли ратных людей в Белгороде?»

«Богато людей», отвечал Барабаш.

«Это Барабаш на ссору наговаривает, — заметил дьяк: — в Белгороде. людей немного».

Гетман пил чашу государеву. Пили гости. Барабаш стоял на поругание перед гостьми в злополучном виде.

5 сентября опять позвали дьяка к гетману:

«Говоришь ты, гетман, — сказал дьяк, — что царского величества воевода Ромодановский и ратные люди, будучи в Запорожском Войске, козакам и крестьянам учинили обиды и насильства, и разорение, а мне случилось видеть твой лист к Богдану Матвеевичу Хитрово: ты просил его бить челом государю, чтоб его царское величество приказал Ро-модановскому с ратными людьми выступить из черкасских городов только потому; что своевольство у вас укрепилось и утруждать войска нечего. Там. ты не писал о насильствах и разореньях, а теперь говоришь мимо истинной правды, будто тебе делаются от них насильства и обиды! Всклады-вать напраслину и затевать неправду от Бога грех и qt людей стыдно!»

Гетман на это отвечал:

«Когда я писал письмо к Богдану Матвеевичу Хитрово, мне не было подлинно известно о тех невыносимых несправедливостях, какие делали войска; а как мне стало . ведомо про все насилия и грабежи, и разорения, и убийства, тогда я, посов етовавшись с старшиною, призвал татар и пошел на отмщение своих обид, и буду биться, пока нас всех стан ет!>> .

Дьяк начал расточать прежние убеждения, напоминал о присяго, о единоверии, о царской милости, и просил, по

крайней мере, удержаться: от неприятельских действий, пока придет царский указ. .

Гетман отвечал:

«Неудобно нам с большим войском стоять на месте. У нас не заготовлено припасов, — войско будет делать тягости мещанам и пашенным крестьянам».

Дьяк снова начал убеждать и стращал козаков гневом Божиим. После долгого упорства гетман, наконец, сказал:

«Хорошо, я напишу с тобою к его царскому величеству и буду ожидать царского указу от сего числа три недели и четыре дня».

<<Так скоро? Я за дебелостью своею не поспею!» — сказал дьяк. . -

«Более четырех недель мы ждать не будем, — сказал гетман: — и после четырех недель начнем биться с князем Ромоданавским и с изменниками своими, которые поселились в новых городах. Да еще вот что — как лист мой гетманский придет к государю, так принимает его посольский думный дьяк Алмаз Иванов, а государю кажет не подлинные листы, а списки с них; сам думный дьяк Алмаз Иванов недоброхотен ни мне, ни Войску Запорожскому, и я думаю, что он к великому государю взносит несходные с подлинными листами списки. Я сам, как был писарем при Богдане Хмельницком, то, бывало, кто мне недруг и о чем-нибудь пишет гетману, так я читаю гетману не то, что писано,_ нарочно, чтоб гетмана рассердить на того, кто пишет. Пусть его царское величество пожалует гетмана и все Войско Запорожское: не велит ведать листов наших думному дьяку Алмазу Иванову, а поручит кому-нибудь другому из ближних людей; да чтоб государь велел перед собою читать подлинные мои листы, а не списки».

. «Думный дьяк Алмаз Иванов, — объяснял Кикин, — по милости его царского величества, человек честный, навыч-ный книжному ученью и многим философским наукам; ему вручены и паверены от государя все грамоты от разных христианских и бусурманских государств; не для чего ему быть к тебе и к Запорожью недоброхотным и не годится тебе так бесчестить думного палатного человека его царского величества».

<<Мне мои посланцы сказывали», — говорил Выговский.

«Посланцы твои, — сказал дьяк, — пьяницы и баламуты, — на ссору тебе говорят, не хотя видеть тебя в милости. у его царского величества. Будь надежен на милость великого государя нашего, не прельщайся на злохитрые прелести и не верь ссорным и смутным речам».

С этим словом дьяк вышел от гетмана.

По приходе в свой шатер, явился к нему войсковой Федор Лобода с Чигиринским козаком Коробкою. Он был ему знаком издавна по прежним его поездкам в Малороссию. .

«Гетман, — сказал Лобода, — положил тебя отпустить, а полковники, корсунский Краховецкий, да' черкасский Джулай, да Павел Тетеря приговаривают тебя отдать татарам, а татары докучают об этом беспрестанно, но гетман отговаривается, сказывает,' что отправит тебя в Чигирин на работу — делать город. Всей измене у нас заводчик Павел Тетеря: он все нынешнее лето проживал в Корце с ляхами и с ними сговаривался, как бы освободиться из-под власти царского величества».

На другой день явился Немирич и потребовал Кикина к гетману на отпуск. Гетман отдал ему свое письмо к государю и изъявил желание, чтоб, государь умилосердился и оказал справедливость.

«0 справедливости, — сказал дьяк, — бей челом государю через своих посланцев, а войско распусти по домам и татар отпусти».

<<Войска я не распущу и татар не отпущу, а буду ожидать указа царского величества от настоящего дня четыре недели». .

Посол поклонился и вышел. В тот же день приехал сотенный отряд и выпроводил его не на прямую дорогу, а в Миргород. Подозрительно это казалось и. давало достоверность тому, что говорил Лобода, но посла уверяли, что это делается для предостережения от татар.

XI

Между тем произошло следующее: 6-го сентября (18 н. с.) под Гадячем собрана была рада. Посреди очищенного места (майдана) сидели старшины, полковники, в своих праздничных нарядах, каждый с своим знаком. Выговский, с булавою в руках, .ввел в собрание польских комиссаров — Беневского и Евлашевского.

«Войско Запорожское, — сказал Выговский комиссарам, — изъявляет желание вечного мира и соединения с Речью Посполитой, если только услышит от господ комиссаров милостивое слово его королевского величества».

Комиссары поклонились. Беневский начал говорить:

«Высочайшее существо, по воле своей возвышающее и уничтожающее царства, укоренило в сердце каждого из нас

врожденную любовь к отечеству, так что где бы кто ни скитался, а всегда хочется ему домой воротиться. Вот, я думаю, теперь так сделалось с Запорожским Войском, когда оно именем своим и своего гетмана обратилось к его величеству королю Иоанну-Казимиру с желанием верного подданства, и просит его, покровительства себе и всему русскому народу. Это хорошо вы делаете, паны-молодцы: дай Бог, чтоб из этого вышло счастье для общего нашего отечества. Вот уже десять лет, как, словно две матери за одного ребенка, спорят за Украину два народа: поляки и , москали. Поляки называют ее, своею собственностью, своим> порождением и членом, а москали, пользуясь вашею храбростью и вашим оружием, хотят завладеть чужим. Трудно нам удержать одному кому-нибудь за собою одно неразделимое тело; мы хотим разрубить или разодрать его пополам и присвоить себе по половине: оттого гибнет край ваш, пустеют поля; сеет москаль ненависть между вами и нами на плодородных полях Украины, утучняет их кровью христианскою, а враг душ человеческих, черт проклятый, нарочно нас к тому подзадоривает для погибели нашей... Истинно скажу вам, паны-молодцы: Божьею благодатью так сталось, что мы, сами себя ударивши в грудь, познали грехи ваши и отпустили друг другу наши вины. Сам Бог открыл вам глаза на то, чтоб сбросить ярмо неволи и возвратиться к старинной свободе. С какою отеческою любовью, с какою радостью наияснейший король услышал о прибытии ваших послов — этому и я был свидетель, и они сами то же вам скажут. Теперь нас присылает к вам целая Речь Посполи-тая, — просит она вас, паны-молодцы, соединиться с нами, чтоб вместе спасать отечество, вместе славы добывать, вместе миром утешаться. Вы теперь попробовали и - польского и московского правления, отведали и свободы и неволи; говорили: не хороши поляки; а теперь наверное скажете: москаль еще хуже! Что приманило народ русский под ярмо московское?.. Вера?^- Неправда: у вас вера греческая, а у москаля — вера московская! Правду сказать, москали так -верят, как царь им прикажет!¹ Четырех патриархов святые